Андрей Русаков
Проект проектов Владимира Ланцберга
Сколько учителей вокруг нас пишут стихи и мечтают хоть немножко быть признанными как поэты… И, возможно, в стране был один учитель, чьи стихи и песни любили и давным-давно пели люди по всей России, но который поэтом категорически отказывался себя признавать. А отстаивал право считаться педагогом, ну в крайнем случае инженером. И инженером «по происхождению», и любителем «инженерии» в педагогике.
Поэт, мол, он так, по случаю и по недоразумению, а есть дела, в которых работать по-настоящему интересно.
Вагончик под Туапсе был многолетним жилищем семьи Владимира и Ирины Ланцбергов и одной из самых знаменитых опорных точек «российской педагогической цивилизации».
Владимир Ланцберг скончался 29 сентября. Попробуем, вспоминая о нём, восстановить и закрепить в памяти тот круг педагогических замыслов — и воплощённых, и лишь намеченных, в которые он был погружён в последние годы.
Ведь замыслы эти, как представляется, высвечивают, обнажают главные узловые темы в организации жизни любой нормальной школы для обычных детей.
Технология группы
Неустанный организатор сообществ, клубов, сборов, слётов, Владимир Ланцберг от школы долго держался подальше; его интересовала жизнь как она есть, не запакованная в казённые учреждения. Он внимательно присматривался к ней, чтобы понять: чего здесь может вдруг не хватать детям.
И Ланцберг утвердился во мнении, что больше всего самопроизвольной детской жизни (например, дворовой) не хватает… самоуправления.
«Чего не хватает во дворе? Если говорить о самоуправлении — то почти всего не хватает.
Здесь крайне редко практикуется поочерёдное руководство. Самоутверждаться, конечно, нужно всем, но это дефицит, и достанется он самому сильному или самому проворному.
Здесь почти исключительно интуитивно задействованы критерии добра и зла. Они набраны эклектично. Да ещё и сформулированы порой криво-косо.
Здесь практически не бывает нормальной рефлексии.
Здесь взрослый почти никогда не уравняется с ребёнком, а тем более не даст собой командовать.
Наказание здесь унижает. Иначе что это за наказание!
Наконец, у дворовой игры и результат игрушечный. Никакая победа в игре не прибавит ребёнку взрослого “ веса”».
Но cамоуправление не возникает из воздуха. Для него нужен как минимум повод в виде реального дела. Клуб — техническая лаборатория, клуб-фотостудия, клуб-поход, школьный клуб — художественная мастерская… Таковы лишь несколько вариаций пространств, где вокруг Ланцберга налаживалась та детская жизнь, которая и ему, и остальным участникам была по душе.
А лет через пятнадцать-двадцать Ланцберг вместе со своим давним соратником Михаилом Кордонским написал книгу «Технология группы» — «то, что необходимо знать каждому при создании отряда, клуба, класса». Это лучший на сегодняшний день учебник о закономерностях становления неформальной группы, о типовых этапах её развития, о неизбежных кризисах, о возможностях их смягчения, разрешения или использования и т. д. и т. п.
Школа классных руководителей
А к девяностым Владимир Ланцберг вышел на переосмысление клубной практики с точки зрения уже школьного обучения. Обучения, в основу которого может лечь структура неформальных сообществ: и как особого опыта самоорганизации, и как сферы реального, востребованного подростками образования.
В такой школе классный руководитель — руководитель группы школьников — это уже не дополнительная, а как раз основная нагрузка; скорее преподавание конкретных вещей — дополнительная.
Ланцберг считал одним из самых пагубных конфликтов школьной системы в сравнении с клубной — эффект взаимного заложничества учителя и учеников. Посему в нормальной, на его взгляд, школе должны (и не это ли наиболее шаткая сторона проекта?) быть закреплены клубные правила: выбор не только учеником педагогов, но и возможность обоснованного отказа педагога от работы с учеником по вине последнего.
В идеале должна сложиться «школьная система, основанная на клубном принципе взаимоотношений, когда роль «вертикальных» дисциплинирующих начал выполняют личные ценностные стержни и система общих договорённостей о правилах».
В такой школе, с одной стороны, есть обязательные уроки, а с другой — вроде бы необязательные и ситуативно возникающие дела. Но дела и уроки, во-первых, тесно зависят друг от друга, а во-вторых, зачастую сливаются.
Так это выглядит в одной из шутливых зарисовок.
«…Короче, наступил момент, когда дела стали наезжать на уроки. Правда, выяснилось, что при травлении печатных плат происходит реакция обмена, которую мы потом будем проходить по химии, а для расчёта фрагмента электронной схемы необходимо поставить эксперимент, который (это мы узнаем попозже) уже ставил некто Ом, открывший в результате закон для участка цепи. И получилось, что уроков вроде бы и мало, а учёба как-то сама собой происходит. Более того, чтобы сделать дело (а дела у нас пошли весьма и весьма непростые, требующие квалификации профессионала), приходится самому просить, теребить, напоминать, чтобы тебя научили, или рассказали, или хоть сказали, где нужная информация лежит и как называется[…].
При этом у каждого из нас есть свой годовой учебный план, и мы за ним следим, иначе можно пролететь мимо самых интересных дел, куда-то не попасть».
Строго говоря, нам удобнее взглянуть на такую зарисовку уже не как на отражение «клубного обучения в школьном», а как на элемент реализации знаменитого метода проекта.
Как организовать работу?
Намеченное дело (выполняемое индивидуально, или в группе, или при поддержке учителя или других людей) дети должны самостоятельно спланировать, осуществить, проанализировать и оценить. Задача педагога при этом — организовать и спровоцировать такую деятельность, которая, увлекая школьника здесь и сейчас, требовала бы от него приобретения знаний, умений и навыков, необходимых большинству людей и во взрослой жизни.
Проект — это не то, что может быть оценено на «хорошо», «плохо» или «удовлетворительно». Это всегда удача или неудача. Но и провал проекта — это существенный образовательный результат, иногда оказывающийся весомее итогов многих успешных дел.
При давно сложившемся признании множества важнейших достоинств метода проектов до сих пор остаётся вопросом: действительно ли возможно выстроить именно на нём целостный школьный процесс?
У Ланцберга на это есть два ответа: более простой и более правильный.
Во всяком случае, к призывам «ребёнок лучше знает, что ему нужно» поэт-технократ относился с демонстративным негодованием.
Ланцберг считал естественным придерживаться в школе годовых учебных планов, которые могут раскладываться на индивидуальные планы каждого ученика, а для латания намечающихся пробелов подростки или договариваются с учителями о соответствующих занятиях, или разбираются в теме сами.
Но это всё-таки идеальный вариант. И Ланцберг придумывает «матрицу проектов». Задача: взять обычные программы обучения для средней школы и распределить их по системе из нескольких десятков узловых проектов, осуществив которые дети автоматически пройдут и через весь материал школьной программы.
Проекты должны быть достаточно гибкими и вариативными. Хорошо бы иметь и запасные проекты совсем иного внешнего вида, но схожего содержания на каждую узловую клеточку.
Последовательность же в реализации проектов может быть разная. Для того и нужна их табличная, а не программная форма представления, чтобы учитель не был вынужден добиваться чего-либо в конкретный момент вопреки обстоятельствам. Но зато мог бы наглядно ориентироваться в том, какие области обучения у него сейчас реализуются вовсю, какие слегка, а какие западают, и к ним надо ненавязчиво повернуть при подходящем случае.
Если реализовать подобную «матрицу проектов», то дополнительное движение ученика по индивидуальному учебному плану будет сведено лишь к отслеживанию немногих сюжетов, которые случайно остались в стороне от общего хода проектно-делового образования.
В возможности тотального распределения учебных тем по конкретным делам Ланцберг нисколько не сомневается — дескать, все эти дела им и его коллегами не раз воплощались на практике по отдельности; только сил (или заинтересованных заказчиков?) не хватает, чтобы собраться и довести замысел до ума.
Но в принципе школа ланцберговского типа может действовать и без настолько технологизированной организационной основы. А вот без чего ей не обойтись, так это без учителя, который смотрит на свою работу достаточно многопланово.
«…Классный руководитель — Пилот. В его голове типовой образовательный маршрут — как общий ориентир — и индивидуальные маршруты всех его подопечных. Он представляет, что в этом году желательно освоить, что кем уже сделано, какие дыры.
Он — Социотехник. Формирует класс как группу-клуб на неформальной основе; выстраивает взаимоотношения. Организует, обустраивает пространство класса. Предлагает перспективы, чреватые образовательными возможностями…
Короче, он организует и использует жизненные ситуации.
Что-то он умеет делать особенно хорошо, и в этом смысле он — Мастер.
Образовательное пространство класса… — это не только учителя и школьные мастерские. Это вообще все люди и заведения в пределах досягаемости и представляющие для нас ценность…
Просто за минуту до появления в этой сторонней точке пространства кого-либо из детей там должен оказаться педагог и обо всём договориться. В том числе и об оплате…
Тогда эта точка (дяденька-тётенька, музей, автохозяйство) становится узлом сети образовательного пространства. Но, как сказал бы Суворов, каждый узел должен знать свой манёвр. Это уже предмет педагогического менеджмента и ещё одного… разговора……».
Итак, полная формула школы по Ланцбергу: технология группы + метод проектов + педагогический менеджмент.
Педагогический менеджмент
Учебный проект — дело, но дело ещё чаще всего игрушечное, экспериментальное, для себя. А дело может быть и реальным — и это качественно другой образовательный опыт.
«Десантирование во внешнюю от школы жизнь» — это как раз формирование той стороны школьного обучения, которой ему решительно не хватает.
Только десантирование это требует особенно тщательной организации. Оно ценно степенью достоверности жизненных картин и явлений, но чревато моральными и психологическими издержками, обусловленными несоответствием реальности детским ожиданиям, крушением иллюзий. Но со всем этим педагог вполне может справляться, если принимает педагогический менеджмент как одну из сторон своей профессии.
Вот что Ланцберг объяснял по данному поводу.
«Почему не слышно разговоров о педагогическом менеджменте? Да потому, что для игры он не нужен вообще, а по энергоёмкости для педагога — самая большая заморочка[…] За те же деньги!
Интенсивный педагогический менеджмент и возможен-то, в основном, когда педагог может детей хоть ненадолго предоставить самим себе. То есть для начала надо закрутить хоть какое-то самоуправление в четырёх стенах. […]
Основная доля педагогического менеджмента делается “до того”, а сколько-то — “после”.
До создания группы вообще — подготовка базы и круга возможностей. Это помещение, оборудование, специалисты.
Это также инфраструктура — куда можно пойти, что посмотреть, узнать.
Не менее, а вообще-то более важная часть внешней структуры — точки приложения усилий. Это объекты заботы (природа, люди), заказчики (опять-таки люди, организации), партнёры.
Отдельная наука или даже искусство — педагогизация инфраструктуры. Педагог узнаёт, где и что можно поделать. Проводит экспертизу на тему, могут ли это его дети и что для этого надо.
Затем разговаривает с хозяином выбранной точки — нужна ли ему помощь и как он отнесётся к тому, что помогут дети?
Что гарантирует педагог:
- — приемлемое качество работы;
- — выполнение её в срок;
- — её дешевизна или бесплатность. […]
Что он просит взамен:
- — “педагогическую безопасность”
- — чтобы при детях не пили, не матерились, не делали чего-то, чего нельзя видеть “до 16”
- — серьёзное отношение к обращению ребёнка;
- — постановка задачи непосредственно детям, приёмка сделанной работы от детей, расчёт — с детьми, для того уполномоченными. […]
Ну понятно, соблюдение техники безопасности. […]
В идеале педагог знакомится с бригадиром, очаровывает его и говорит:
— К тебе придёт малец, скажет, что из клуба, и ты с ним поговори, но чтобы он не знал о нашем с тобой разговоре.
Если точковладелец всего вышеприведённого в голову взять не может, точку надо оставлять не жалея.
Слава Богу, понятливых и вменяемых людей пока ещё много.
Вот как бригадир плодосовхоза Гусев повёл себя с нашим детским трудовым лагерем после разговора с ним Михаила Кордонского.
Сначала поставил детей собирать яблоки на сок. При этом их (яблоки, разумеется) можно ронять, швырять и чуть ли не надкусывать. Работа дешёвая и неблагодарная.
Убедившись в качестве работы, Гусев переставил детей на сбор яблок на продажу — когда их надо бережно срывать и укладывать, ронять нельзя, бракованные отправлять на сок.
Потом поставил детей на дефицитный сорт груш, который доверял не всем. Потому что дети не воровали.
Трижды пересчитывал расценки работ, причём даже задним числом, будто дети начали с яблок на продажу.
Сам приходил в лагерь, разыскивал дежурного командира и выдавал под роспись деньги за работу. Со взрослыми на виду у детей практически не общался.
Конечно, параллельные диалоги со взрослыми шли, выяснялись возможные непонятки” — это и был педагогический менеджмент. Но тайные: педменеджер — “боец невидимого фронта”.
Есть одно важнейшее условие. Педагог может не появляться при детях в местах их трудовой славы, но оперативную связь с ребёнком-командиром иметь обязан. Также он не должен занимать своё время, совпадающее с работой детей на точке, таким образом, чтобы не смочь быстро прибыть на неё в аварийном случае. Речь идёт не только о физических травмах, но и психологических. […]
И обязательно нужно после окончания сеанса работы поговорить с детьми обо всех аспектах их пребывания на объекте. Что-то объяснить, прокомментировать. Постараться подготовить их к работе в более реальных условиях. […]
Что имеется в виду? Например, следующее.
Вряд ли подросший ребёнок всякий раз по жизни будет попадать к “окученному” начальнику. Скорее наоборот. И его к этому надо готовить. Поэтому десантирование во внешние среды должно проходить с учётом постепенного ужесточения оных (точнее, всё меньшего их умягчения). В конце концов, десанты можно проводить практически без предварительной подготовки, но не снимая подстраховки и психотерапии».
Прощальные знаки
…Самая полная поэтическая книжка Владимира Ланцберга названа «Условный знак».
Когда-то Осип Мандельштам ругался на стихи символистов, что девушка в них кивает на розу, роза на девушку — и нет ясности ни с той, ни с другой.
Иронический символизм — так можно попробовать назвать приоткрытый Ланцбергом поэтический мир. Условный знак — символ, но какой-то полудетский, временный символ, по договорённости, легкомысленный, но от этого, может случиться, не менее судьбоносный.
«Условные знаки», «девушки и розы» песен Ланцберга не просто кивают, а будто откровенно перемигиваются друг с другом и читателем-слушателем. Но за этим первым, едва закамуфлированным весёлым подтекстом торжественно-романтической песни неизменно начинает слышаться иная, пронзительная, щемящая интонация, намечаются дальние планы и контуры каких-то развилок и развязок; предчувствие неких событий «за поворотом», которые могут разрешиться и трагедией, и вдруг найденным счастьем, и смешным конфузом, и возвращением, и безвозвратностью.
И чем-то созвучным — и наивным, и точно продуманным, и вполне возможным, и едва ли достижимым — высвечивается сегодня перед нами мир педагогических дел и идей Владимира Ланцберга.
Скоро
будет весенний месяц.
Тут и очнётся город
в белом плену вишнёвом.
Город
в белом дыму вишнёвом —
это, по сути, таймер:
значит, пора проснуться,
значит, пора за дело…
«Первое сентября»,
№ 70, 2005 г.
Откорректировано Н. Жуковой, 24.10.2008
