Дед и овощ

История возникновения некоммерческой рок-группы

Рассказывают Филипп Александров и Михаил Соколов

Мы не знаем, как называется наш жанр. Не потому что пальцы какие-то, а потому что слишком простая музыка, чтобы относить к какому-то жанру. Ударник, бас, две гитары, два вокала — мужской и женский, скрипка. Играем... можно сказать, с 2001 года, наверное, или даже с 2000-го. Состав менялся постоянно, но мы втроём оставались: я, Мишка, и Лида. Мы в одной школе все были. Там и стали играть. Я был в 9-м классе, Мишка в 10-м, а Лида — учительница.

Сначала не было ничего. Мы просто приходили в школу, играли на акустических гитарах. Потом у меня появилась электричка. Я пытался играть какие-то соло, ничего не зная, это была какая-то тотальная лажа, мы пытались записываться на маленький МП3-плеер... этот тоже была какая-то страшная, страшная лажа. Потом я пошёл серьёзно заниматься гитарой. Три года назад отыграли наш первый серьёзный концерт в замечательном месте «Театр-студия «Подвал». Филипп играл на гитаре и пел, Мишка играл на гитаре, Лидка пела, играла на гитаре, на флейте, на перкусси.

Группа-коннектив, ориентированная на внешнюю деятельность, фактически образовалась 3 года назад. До этого была просто музыкальная тусовка школьников. Рассказчики это понимают, подчёркивая, что сначала всё было несерьёзно. Серьёзно — это когда начались концерты — внешняя деятельность. Любопытно и несколько необычно, что со школьниками оказалась их учительница.

Я заканчивал школу и решил, что надо попробовать что-то помасштабней, ну попробовать поиграть с каким-то большим составом. Мы набрали состав. Появился ударник, который очень смешно появился. Мишка шёл ко мне на выпускной...

...Да, иду я с гитарой на выпускной к Филу, и ко мне подходит мужик такой... Здо-о-оровый такой, лысый!.. Такой! Грит: «Молодой человек, можно к вам обратиться?» Я думаю: «Ага, сектант!» Ну, настроение хорошее, думаю, ну, давай, попробуй. Он грит: «А вы, наверное, музыкант?» Я думаю: «Ага, точно сектант!» Грю: «Ну, да, музыкант». Он грит: «А вам ударник не нужен?» Вот... И стал у нас играть.

Типичная социотехническая форма рок-групп — «поточный клуб», когда народ в группу подбирается «случайным образом».

Мне тогда 16 лет было, а ему завтра тридцатник исполнится. Самая большая наша находка — это Витька. Он нас вообще научил играть. Мы тогда думали: вот сейчас мы возьмем ударника, пара-тройка репетиций — и записываем альбом. Это очень смешно было, но вот так мы и думали. На самом деле между этим моментом и записью альбома прошло два года.

Ещё у нас был замечательный басист Винни. Абсолютно бесполое существо — высокое, глистообразное при росте... выше меня на голову — за два метра рост был — весил 55 килограмм. Он раньше играл в очень крутой группе... Но жутко попсовой... Да, попсовой крутой группе, и был очень пафосный. И он всё пытался учить нас, как делать труевую готику. Он хотел делать готику, а мы хотели делать регги. Это принципиальная была разница наших подходов. И мы с ним расстались. Последней каплей было наше выступление на фестивале «Мой первый диск» в 2005 году. Именно в этот момент Винни уехал в Питер на один день. Вот так мы «Первый диск» пролюбили...

У членов группы были расхождения мнений по содержанию деятельности — жанру. Однако они не были фатальными — басист продолжал играть. Его отторжение от группы произошло, когда проявилась разница в ЦЛО. Столкновение ЦЛО, приверженностей жанрам и культурных ориентаций делает невозможным существование в рамках одной группы людей с различными предпочтениями. Неформальная практика советует начинать создавать клуб с людьми, максимально совпадающими по этим параметрам.

А потом в Москву приехал друг Витьки, очень хороший мужик, и стал играть у нас на басу. Они с Витьком из Томска, раньше играли в другой группе и сейчас играют где-то ещё, кроме нас, у них есть свой проект, но они пока с ним темнят... Ходят слухи, что играют датц-металл. И у Лиды была своя группа, она развалилась только в этом году. Кроме нас с Мишкой, все имели опыт игры. Прежде, чем прибиться к нам, все они поуходили из своих групп, по разным причинам. Витёк темнит со своей бывшей группой... кажется, там солист сторчался. Нет, нам сторчаться не грозит, у нас это не в ходу... ну, в лёгкой форме, как у всех, в быту. Но есть строгое правило. Я часто слышал, что многие на репетициях употребляют что-нибудь, чтобы всё было веселее. У нас строгое правило, что на репетициях и выступлениях все трезвые. Желательно отдохнувшие, хотя это редко бывает. Но никакого алкоголя, никаких наркотиков.

Распад групп у рокеров, как и у других неформалов, — обычное дело. Неформалы часто входят в несколько неформальных групп одновременно. Если это не преследуется внутри клуба, то такие среды более устойчивы — между ними происходит постоянный обмен кадров. Замкнутым же клубам возродиться тяжелее. Но эта открытость у развитых неформальных групп строго ограничена ответственностью и серьёзностью в подходе к собственной деятельности.

Московский проект «Мой первый диск» делают ребята из группы «Токио», которая сейчас сильно продвинулась. Ежегодный типа конкурс: кто выиграет, тому диск бесплатно записывают. В прошлом году мы там залажались — вот когда исчез басист. А во-вторых, просто это была ещё совсем-совсем не музыка. Это и сейчас... Вот сейчас я понимаю, что это была совсем-совсем не музыка. Но стало очень обидно, я-то знаю, что мы можем делать лучше. Мы готовились к следующему «Первому диску». Отрабатывали вещи. Пришли туда сразу с двумя проектами — наш «Деда и овощ» и «Badda Boo». Это девушка, Маша Шкуро, мы ей подобрали музыкантов и репетировали с ней. И вот взяли мы первое место, а «Badda Boo» второе1.

Развитые неформальные группы, ориентированные на внешнюю деятельность — информалы, как правило, ратуют за принципы взаимопомощи и радуются за успехи других так же искренне, как и за себя.

Диски записывают первым трём местам, и сверх того есть специальные призы. Обещания они выполняют чётко! Дали нам студию, работали с нами очень серьёзно! Многое поменялось в аранжировках при записи. Выдали нам профессионально сделанный «мастер», с которого мы тиражировали свой диск. Презентовали его вот недавно. Потом один трек я записал с другой группой. И один трек мы записали просто дома.

Репетируем мы или у меня дома... точнее, скорее, собираемся, там неполная репетиция. Нам нужен аппарат же: нужны ударные, нужны комбики. Это на репетиционных базах — есть такой налаженный в Москве бизнес — их много, их сдают в аренду на часы по расписанию всем желающим группам. Кто заплатит, конечно.

Решение проблем материального обеспечения деятельности — обязательная составляющая при организации любого клуба. Неформалы обладают удивительной гибкостью при решении этих вопросов.

Зарабатываем мы на всё это сами. Мы с Мишкой. Я начал с того, что раздавал бумажки у метро.

А я в 13 лет начал на «Мосфильме» работать. Всю чёрную работу делал на съёмках рекламных роликов. Все, чем более высоким ребятам было влом заниматься, делал я. Это были нормальные деньги. А потом уже в одиннадцатом классе я стал писать статьи, на первом курсе попал в рекламное агентство. Вот как раз два дня назад оттуда ушёл и пошёл в другую фирму уже пиар-менеджером. Учусь в Институте истории при Академии наук.

А я на первом курсе попал работать на Московскую межбанковскую валютную биржу, там и работаю, учусь соответственно, на экономическом факультете Университета дружбы народов. И ещё мы с Мишей недавно замутили маленький такой бизнес вдвоём. Не было у нас никаких спонсоров, всё заработали сами.

Многие неформалы склонны к материальной независимости, от грантов и помощи не отказываются, но и в зависимость попадать не спешат. Поэтому так ценны независимые источники финансирования. Работать на собственное дело — неформалов не смущает. Многие из них склоны к предпринимательской позиции.

Музыка приносит ровно столько денег, сколько ты в неё сил вкладываешь. И сейчас нам стало понятно, что музыка ... бывает такое, что люди делают музыку и делают её профессионально, и делают её хорошо, и очень гладко, всё чётко, и хорошие аранжировки и вроде хорошие тексты... Но она не цепляет, она не востребована. Она не нужна. Куча таких групп! Очень много! Девяносто процентов групп, которые делают музыку, как бы просто зависают на одном уровне, потому что эта музыка никому не нужна. Либо вторично слишком, либо в этом нет чего-то настоящего.

А у нас получилось ровно всё наоборот: музыканты все... ну, кроме, может быть, вокалистки, которая одна из лучших в Москве, и ударника, — ударник хороший. А остальные все — ну, далеко не профессионалы. А при этом... наша музыка оказалась нужной. После того, как Вовка Кожекин нас заметил, мы очень много дали концертов. Мы и со «Станцией Мир» играли, и со многими мы играли на одной сцене.

Для групп с развитой внешней деятельностью очень важно ощущать нужность, актуальность собственного дела. Так же важно признание от себе подобных. С этим явлением мы столкнёмся ещё не раз.

Мы понимаем, почему Вовка затруднился определить жанр этого фестиваля. Этот фестиваль отличается камерностью, семейственностью. Я здесь примерно 70 процентов людей знаю. Ему не давалось широкой рекламы. Да никакой не давалось. Вот был большой open-air — «Пустые холмы», там было тысячи три человек.

Лидер нашей группы? Ну да, вот он. Ну, я. Ясно, Филипп! Ну, да мы все это ощущаем... конечно, это никто не оспаривает. С ним попробуй поспорить! Трудности впереди... ну, да не только с продвижением связаны, и внутренние, ну есть, конечно... Интенсивной работы у нас только два года, до этого была вялотекущая... Хотя были и репетиции нерегулярные, мы что-то пытались играть, но это всё было от случая к случаю, скорее — компания друзей. Группой в серьёзном смысле мы почувствовали себя два года назад летом. Сейчас мы только-только начали по-настоящему развиваться. Вот это концерт последний и презентация альбома многое объяснили нам, и мы поняли, насколько ещё нужно работать над собой.