Для печати | | Обсудить на форуме
Для справок: «Словари сленгов неформалов»
Текстовые иллюстрации
Спортивный туризм на новом витке развития
По рассказам Валерия Сидоренкова
Москва
Поисково-спасательные работы
Модным словом «экстремалы» мы себя не называем. Мы занимаемся спортивным туризмом. Он делится на две больших части: походы и соревнования.
В последнее время возникла такая странно-промежуточная вещь: «комбинированный туризм» или «поисково-спасательные работы» — ПСР. Они не похожи на «спасательское многоборье» МЧС ни по спортивному содержанию, ни по социальной организации. МЧСовское многоборье — это соревнование профессионалов, а ПСР — самодеятельность, общественное спортивное движение. Но что-то общее есть. Сборная Москвы МЧС по спасательскому многоборью сформирована исключительно из туристов-ПСРовцев, но ПСР для них — хобби, а работа спасателем — профессия. ПСР зародились лет 15 назад. Их придумал Валерий Николаевич Гоголадзе, директор Сочинской Станции Юных Туристов — СЮТур. Какое-то время они проводились, в основном, в Сочи, а сейчас уже активно расползлись по всей стране. Проходят открытые зональные кубки, федеральные, чемпионат России.
Соревнование заключается в том, что достаточно продолжительное время, до 4-5 суток, день и ночь команда из 4-6 человек должна перемещаться на местности и преодолевать усложнённые участки — этапы. Они бывают верёвочные (грубо говоря — альпинистские), водные, спелео-, вело-, участки техногенных катастроф и другие. Чаще всего этапы связаны с каким-то поиском, транспортировкой, спасением условно-пострадавших.
Всё это на фоне выживания, непрерывно действующей физической и психической нагрузки. Команды очень мало спят, особенно лидирующая команда, и практически не отдыхают. Это соревнования на выживание и на износ в прямом смысле. Организаторы ПСРов стараются, чтобы климатические условия были как можно хуже, выбирают местность и сезон для трудностей, радуются, когда идёт дождь, холодно, мокро, грязно... Достаточно жёсткие гонки получаются.
Есть некие зарубежные аналоги — там это называется либо «мультиспортивные гонки», либо «приключенческие гонки». Но, видимо, это буржуйское, не наша специфика, нет никаких элементов спасения. Там просто надо в каких-то различных видах преодолеть какую-то дистанцию. Наше спасение пострадавших, транспортирование человека, сильно осложняет задачу. Не все этапы связаны со спасением, хотя многие. Часто нужно разыскать в лесу одного из членов команды, которого уводят. Иногда какой-то объект. Бывает переноска, допустим, на носилках, верёвочные этапы, связанные с теми же носилками, подъём пострадавшего по сложному рельефу. А иногда команда просто быстро перемещается, что можно трактовать как марш-бросок к месту происшествия.
Основной транслятор движения — ПСР-овские соревнования. Интересно отметить, что параллелизм в движениях Западной цивилизации и Евразийской наблюдается постоянно: скауты — пионеры, реконструкторы, футбольные фанаты, скины, хиппи, рок-музыка, тренинговая культура, Fidonet и т.д., и вот теперь ПСР — «мультиспортивные гонки».
В данном контексте для нас не важно, имело ли место заимствование или параллельное «изобретение». Поскольку речь идёт об общественных неформальных движениях, то чуждое не укореняется, а принесённое вырастает в своеобразных формах. Лишь изредка попадаются чисто евразийские движения, такие как тимуровцы, коммунары, ролевики. Этот аспект, как и выделение культурных особенностей пионеров, ПСР и прочих по отношению к их западным аналогам — тема для осмысления особенностей менталитета и типичных социальных конструкций евразийского мира.
Чемпионат России 2005 года проходил под Брянском в ноябре. Уже было холодно, реки и озёра были частично скованы льдом. На дистанции было много водных этапов. У нас много снаряжения, и выигрывает тот, кто более мобилен. Считаем каждый грамм... Один из этапов состоял в том, что «водолаз» — член команды, одетый в гидрокостюм, спускается по шахте, которая сливается из одного озера в другое, нижнее. Под струями воды, при минусовой температуре воздуха. Под задвижку шахты подсунут манекен, «Гоша», он выполняет роль пострадавшего. Другой член команды подходит из нижнего озера по бетонной трубе, наполовину заполненной водой, вытаскивает Гошу, доставляет в озеро, потом на лодке с ним уплывает по каналу и поднимает его вверх по верёвке.
Этап, называемый «техногенка», происходил на недостроенном высотном здании. Подъёмы и спуски условно пострадавших на высокие этажи — с носилками, без носилок — верёвками.
Очень ярким впечатлением был элемент, который уже давно-давно в нашей стране не проходил: постройка за минимальное время плотов из стволов сушняка. Они пилятся на куски эдак метров по 6 длиной, и таких штук 12! Общий вес плота — тонны три. И сутки выживания на воде, с перемещением, выполнением параллельных этапов...
Брянск длился 100 часов. Маршрут для всех команд одинаковый, но не все команды успевают пройти все этапы, и часть команд сходит с дистанции. Авторы соревнований утверждают, что на хорошей дистанции до финиша должны добираться только 20% команд. Обычно получается больше, но во всех этапах не успевает поучаствовать никто. Основа тактики и стратегии — выбрать те этапы, в которых ты успеешь поучаствовать.
На этом чемпионате России наша команда заняла второе место, а ещё мы трёхкратные чемпионы Москвы. Официального самоназвания у команды нет. На соревнованиях мы выступаем под названием фирмы-спонсора «Гармин», выпускающей GPS-навигаторы. Руководители команды менялись. Последние три раза — два на Москве и раз на России — руководителем команды был я. До этого — Антон Суарес. Средний возраст команды в районе 25 лет. Мне уже за тридцать, но у нас постоянно есть 18-19 летние.
Движение пытается развиваться. В московских чемпионатах участвуют порядка 20 команд. Есть такие центры как Брянск, Питер, Сочи. Проводятся ПСРы в Адыгее и в Сибири. На чемпионат России приезжала команда из Якутска. Мне кажется, несколько тысяч человек занимается этим по стране.
«Рокада»
У нашей команды есть ещё одна, более древняя, история. Кроме ПСР, мы принадлежим к ещё одному общественному движению — педагогическому. Все члены команды являются руководителями детских туристских клубов. Это требует профессионализма: водить детей в походы — официальная ответственность, кроме того, клубам нужны помещения, и они у нас есть.
Все мы работаем педагогами в системе дополнительного образования. Естественно, учительской зарплаты на жизнь не хватает, и это не единственная наша работа. У меня какое-то время был рекорд, когда я работал на 7 работах сразу.
Символическая зарплата — не единственный и не главный признак неформальности. Если дети в клубы приходят (и уходят) добровольно, то закономерности развития детской группы такие же, как у дворовой компании, сборища футбольных фанатов, тусовки хиппи, самодеятельного рок-ансамбля, партийной ячейки нацболов, команды скейтеров и других очевидных неформалов.
Неформальная педагогика — специфический вид неформальных сообществ — обычно характеризуется наличием взрослого лидера и внешнего ресурсообеспечения, например, как у классических скаутов и у современных «Наших».
Кроме того, как видно из дальнейшего рассказа, неформальные отношения очень сильны в педколлективе.
Большинство из нас сами выпускники клубов — наших или из других систем и кругов неформальной педагогики. Учась в МГУ, я был в туристском клубе и в педотряде — работал вожатым в детских лагерях. В 1995 году окончил физфак и пришёл работать учителем в школу на Хавской.
Со школой была тесно связана коммунарская система детских отрядов, которая когда-то называлась «Рассвет», а к моему приходу её называли просто Система. Отряды, кроме одного, физически не базировались в здании школы, а были вынесены в разные детские клубы по месту жительства. Я в пике застал семь отрядов. Возраст детей — лет с 12 до... плавно перетекающих в не-детей. Средний возраст — 14-15 лет.
Одним из видов деятельности был туризм. Они не регистрировались КСС (Контрольно-спасательная служба, отдел МЧС) и МКК (Маршрутно-квалификационная комиссия), ходили, как хотели, куда хотели, не знали, в какие категории сложности походов ходят. Фактически не выше усложнённой единички. Внутри себя жили, не обращая внимания на внешние туристские законы.
В какой-то момент народ стал подумывать о том, чтобы заняться этим более серьёзно. Решили сделать клуб туристских инструкторов. Я придумал слово «Рокада», которое до сих пор проталкиваю, наверное, именно по этой причине, что я придумал. Предполагалось, что инструктора — выпускники, студенты, уже взрослые, которые имеют право водить детей в походы. То, что легитимно называется «инструктор по туризму», предполагает довольно высокий спортивный уровень, не меньше 1-го разряда, а то и КМС. Наши внутренние «инструктора» до этого не дотягивали, но они официально руководили походами невысоких категорий, получали официальный туропыт, — это позволяет общаться с МЧС, вести маршрутные книжки и листы, получать спортивные разряды.
Мы начали оформляться.
Дальше нам захотелось чего-то большего — усложнённых походов, тренировок. Сходили в несколько зимних лыжных походов в Хибины. В Системе до нас занимались парусами, имелись остатки матчасти, мы это дело возродили.
Постепенно отряды Системы раскололись на два крыла. Одно я так про себя называю «психологическое», и второе — «туристическое». Они все занимались туризмом как одним из видов деятельности, но были более на туризм спрофилированные, а были — постольку, поскольку. В 98-99 годах началось затухание отрядов. Некоторые исчезли, другие распались на отдельные группы со своими руководителями. Может, какие-то ещё остатки до сих пор есть, но я о них уже мало слышал.
Отряды туристского крыла стали заниматься туризмом и перестали, наверное, быть отрядами в прежнем смысле, а стали детскими спортивными турклубами. Психологические — не то, чтобы совсем перестали ходить в походы. Для них основным видом деятельности стали психологические тренинги. Отряд «Буревестник», который я отношу к ярко психологическим, 10 лет ходил в походы по одному и тому же маршруту. Когда-то на этом маршруте совершалась общественно-полезная деятельность — строили музей под открытым небом, а потом они перестали заниматься музеем и просто ходили, а на стоянках, наверное, проводили тренинги.
Типичное состояние дряхлого клуба. Хотя не исключено, что с точки зрения членов клуба и руководителей он ещё молод и полон сил. У него сменяется состав, приходят молодые участники, так что старость клуба не обязательно связана с физическим возрастом его членов. Для нас это ещё один повод напомнить, по каким параметрам мы оцениваем клубы. Прежде всего, по эффективности внешней деятельности. Интерес для нас представляет неформальная группа, эффективность деятельности которой выше, чем у аналогичной формальной. Особый случай составляет неформальная педагогика, где точно так же, как в школьном классе, внешняя деятельность оценивается не сиюминутно, а реализуется после выпускного бала — деятельностью в социуме обученных и воспитанных выпускников.
В клубе «Буревестник» мы видим грустную картину: вся деятельность превращается в болтовню (оформляемую как психологические тренинги). В клубе господствуют стабилизаторы, бывшая когда-то деятельность (строительство музея) идеализируется, культивируется и выдаётся за происходящую, хотя в реале ни одно новое бревно в музей не вложено.
Тренинги и психологи тоже бывают двух видов. Одни, подобно учителям, ставят своей целью и обеспечивают личностный рост участников. Их эффективность измеряется так же, как и учительская — насколько успешны выпускники. Второй сорт психологов ставит своей целью убедить пациентов в том, что состояние, в котором они пребывают, и есть оптимальное. Это, наверное, полезная терапия для хосписов или домов престарелых. Но наша книга — о молодёжи. Молодой человек, остановившийся в развитии, фактически деградирует, так как социум вокруг него не стоит на месте.
Отряды туристического крыла ходили всегда в разные походы, постоянно повышая спортивный уровень.
«Рокада» рассосалась в 2000 году... примерно. Такие вещи почти всегда без точной даты. Раньше у нас было общее снаряжение, мы принимали общие решения, договаривались, куда и когда идём. В 2000 все разбежались и начали вести автономную политику. И я на время ушёл работать в коммерческую фирму... Там у меня ещё были личные обиды, некий конфликт с лидером Системы.
Бывшие дети — выпускники «Рокады», сейчас им по 25 лет, продолжают вести детские группы в разных учреждениях дополнительного образования. Они вырастили новых руководителей, которым сейчас по 18-19 лет. Меня порой привлекали к помощи, иногда я выдёргивался в походы... Короче, в феврале 2003 года я бросил фирму, вернулся работать в школу и возрождать спортивный туризм.
Наверное, можно говорить о каком-то, может, не первом, всплеске активности, который начался в 2003 году, новом цикле.
Рассказчик выделяет несколько циклов в жизни неформальных объединений, к которым он принадлежит. Первый — легендарный, относится к 1985-1993 гг. и связан с Системой отрядов «Рассвет», о ней рассказчик знает только понаслышке. Второй цикл именуется названием «Система» и связан со Школой на Хавской и отрядами вокруг неё — 1994-2001(02) гг. Третий цикл, начавшийся в 2003 г., связан с союзом детских туристических групп и ПСР. Мы видим, что Системы вполне могут перетекать из одной в другую, сохраняя некую преемственность, что не отменяет цикличный ритм их существования, а также отпочковывать от себя новые, размножаясь таким же образом, как и клубы — консорции 1-го порядка. Так Система-Школа пережила ещё один цикл, начавшийся в 2001 г., а параллельно появилось новое туристическое объединение неформальных клубов, сменивших основной транслятор существования на новый. То же можно сказать и про другую ветвь системных отрядов — психологическую, где новым транслятором стали тренинги. Кроме того, данный рассказ иллюстрирует тот факт, что цикл жизни отдельных коннективов Системы не совпадает с циклом жизни Системы в целом. Так, коннектив «Рокады» появился не с начала зарождения «Системы-Школы» (1994 г.), а в середине его цикла (1996-97 гг.). Это как раз время, когда первичный коннектив делится на несколько. Прожив свой цикл жизни (3,5 года), коннектив «Рокады», по выражению рассказчика, рассосался, хотя сама Система закончила свой цикл только через два года, после чего начала новый.
Сейчас мы — это пять клубов, пять территорий в разных местах Москвы. Клуб «Норд-Вест» — Антон Суарес. Клуб «Атлантида» — Вова Афанасьев. Клуб «Дозор» — Тимофей Сергеев. Клуб «Рокада» — это я. Второе территориальное отделение клуба «Рокада» в школе в районе Менделеевской — Виктория Тугарева, а сейчас Аня Шляпникова. Клуб «Синий краб» в Зеленограде вела сперва Лена Нуждова, потом её заменил выросший выпускник — Лёша Тимошенков.
Все помещения, кроме комнатки на Дебаркадере и склада там же — от государственной системы дополнительного образования. Кроме зарплаты педагогов, мы иногда получаем финансирование походов.
Наши клубы юридически и экономически автономны, но мы неформально очень тесно взаимодействуем друг с другом. Периодически собираемся, обсуждаем общие дела. Кроме ядра, на этих сборах бывают и потенциальные новые руководители. В нашу орбиту втягиваются новые люди, совсем не из бывших «рокадовцев», например, давний уважаемый клуб «Планета». Постоянно устраиваем совместные лагеря, тренировки, выставляем совместные команды, дети перетекают между клубами.
Мы иногда называем это неким сообществом детских клубов. Без названия сообщества. Слово «система» по отношению к нам я использую только в своих внутренних рассуждениях. Мне кажется, что часть народа не очень хочет признавать, что мы какая-то организация, они берегут свою автономию. Уже не будет так, как в прошлой «Рокаде», когда могли перекидывать с отряда на отряд комиссаров, всё снаряжение было общее, все отряды имели на него право. Сейчас у каждого снаряжение своё. Есть какие-то остатки прошлого цикла, например, катамараны формально остались как бы общими. И какое-то новое общественное, общее для всех клубов снаряжение у нас постепенно появляется. Но, скорее всего, это останется на уровне конфедерации.
Явного постоянного лидера у нас нет, мы стараемся сохранять демократическое равноправие. Можно сказать, что это мы — это клуб руководителей клубов, хотя мы так не говорим, но в большой степени им являемся. Может быть, народ этого не осознаёт. Происходят типичные клубные процессы. Браки, например. Вот сейчас как раз два руководителя активно заняты этим самым, один из клубов ослаб, его временно подхватила недавняя выпускница.
Это как раз и есть — полу-Система, полу-Круг. С одной стороны, клубы автономны, в том числе ресурсно, и руководители отстаивают эту автономность. С другой стороны, дети перетекают из клуба в клуб, и это не пресекается. Существует общий КРК, постоянно возникают совместные флэш-группы, есть даже часть общего имущества. Рассказчик, который в рамках прошлых циклов участвовал в жизни полноценной Системы, осознаёт и подчёркивает эту разницу, и отмечает, что слово «Система» употребляет, говоря о данном сообществе, лишь в собственных рассуждениях.
Мы спаяны вместе не только педагогической деятельностью, но общей командой ПСР. Участвуем в организации соревнований ПСР на уровне Москвы и других турсоревнований. Наши старшие уже не дети иногда бегают ПСР вместе с нами. В Сочи бывают и детские ПСРы, лично моё отношение к ним отрицательно-осторожное, я туда своих детей не посылаю. Нагрузки слишком большие, а главное — неконтролируемые. В походе, даже высокой категории сложности, я могу больше влиять на ситуацию. А на ПСРе можно увлечься. На общих соревнованиях ПСР бывают группы «B» и «С», в которых могут участвовать дети, мы стараемся эту нишу заполнять. Даже на чемпионате России была группа «B», правда, мало команд приехало. Видимо, мало кто понял, что это значит для России.
По некоторым позициям, например, числу призовых мест на городских соревнованиях по детскому туризму, мы начинаем занимать лидирующее место в Москве. Мы проводим в содружестве с другими мощными клубами в Северо-Западном округе слёт. Окружной слёт в Москве — это немало, миллион населения в округе. Сейчас (2006) наша коалиция формировала сборную команду Москвы на детский чемпионат России по лыжному туризму. Мне кажется, что в последние пару лет в Москве возникают сообщества руководителей детских туристских клубов, в частности, наше — одно из самых активных.
