Оглавление раздела
Последние изменения
Неформальные новости
Самиздат полтавских неформалов. Абсолютно аполитичныый и внесистемный D.I.Y. проект.
Словари сленгов
неформальных сообществ

Неформальная педагогика
и социотехника

«Технология группы»
Авторская версия
Крошка сын к отцу пришел
Методологи-игротехники обратились к решению педагогических проблем в семье
Оглядываясь на «Тропу»
Воспоминания ветеранов неформального педагогического сообщества «Тропа»
Дед и овощ
История возникновения и развития некоммерческой рок-группы
Владимир Ланцберг
Фонарщик

Фонарщик — это и есть Володя Ланцберг, сокращенно — Берг, педагог и поэт. В его пророческой песне фонарщик зажигает звезды, но сам с каждой новой звездой становится все меньше. Так и случилось, Володи нет, а его ученики светятся. 


Педагогика Владимира Ланцберга


Ссылки неформалов

Неформалы 2000ХХ
Образование: символы, мифы, именаОбразование: символы, мифы, имена

Иногда, чтобы разобраться в частном, нужно увидеть общее - целостный образ: или проследить историю возникновения (расцвета, умирания) того явления, которое пытаешься понять; или уловить нечто главное, важное, стержень проблемы, попробовать отыскать корни проблемы; или выслушать того, кто стал неоспоримым авторитетом по данному вопросу.

А порой наоборот - нужно ухватиться за деталь, артефакт, набор парадоксальных суждений, чтобы определить свое собственное отношение.




Ирина Дмитриевна ДЕМАКОВА

(Москва)
профессор, доктор педагогических нук, многолетний лидер корчаковского движения в России, руководитель московского молодежного корчаковского центра "Наш дом"

Наш храбрый капитан

Эдуард Георгиевич Костяшкин

Я помню хорошо один эпизод из жизни его школы, той, в которой учились одни мальчишки. Можно сказать, что это были "трудные" мальчишки, те еще деточки. Эдуард Георгиевич их очень любил.

Однажды к этим мальчишкам в класс должен был прийти какой-то учитель - химии, или биологии. Им, конечно, до лампочки была и химия, и биология. И они решили с этого урока сбежать. Целый класс, человек 40 ребят.

И вот они стулом закрыли дверь изнутри, чтобы учитель не мог войти. Дело было весной, и было не так холодно. И рядом с одним из окон была водосточная труба. И они все, в порядке очередности, начали спускаться вниз по водосточной трубе с четвертого (!) этажа. Смелые ребята.

Эдуард Георгиевич идет мимо окон школы, и вдруг сверху слышит такое шебуршание. Ребята, все в одинаковой серой форме, как большая серая гусеница, 40 человек(!), спускаются вниз по трубе. Бежали от учителя, а попали к директору. Эдуард Георгиевич молча стоял внизу под трубой, каждого с нее снимал и ставил рядом. А, надо сказать, боялись его как огня. Конечно, никаких вопросов он им не задавал, все было ясно как белый день. Он им сказал: если вы хотите, чтобы это дело не приобрело никакой огласки, то вы сейчас подниметесь тем же способом, что и спустились. И они полезли наверх. 40 человек перлись по этой водосточной трубе, влезли в это окно, потом открыли дверь, чтоб мог войти учитель. И никто никогда этого больше не обсуждал.

Диссертация, найденная в гостинице под кроватью Эдуард Георгиевич Костяшкин

Что он любил?

Он любил читать, был человек очень начитанный. Он любил учиться, учился всю жизнь. Я с ним познакомилась, когда пришла работать в 630-ю школу.

Любил музыку, особенно классическую.

Очень любил застолья. Очень демократичный был человек. У него была масса аспирантов, которых он кормил, поил, они у него ночевали - мамка такая для аспирантов.

Эдуард Георгиевич был спортивный человек, безумно любил туризм. Но школа была для него главное.

Он был очень многогранен, и каждая грань существовала как бы сама по себе. То это строгий доктор наук, профессор, зав. лабораторией, то - рубаха-парень. Но всё это было в нем. Он был человек очень добрый, но ему не повезло. Потому что время его еще не пришло. В Академии педнаук он был просто инородным телом, белой вороной. А директора школ его очень любили. Он был научным руководителем у моего директора школы, которая писала диссертацию (в то время это была большая редкость) по Макаренко. Он очень верил учителю, с огромным уважением относился к учителям.

Великолепный лектор, он сразу завладевал аудиторией, мог говорить на любую тему.

Защита диссертации была для Эдуарда Георгиевича вопросом жизни и смерти. Он, видимо, был человеком достаточно честолюбивым. Явно "вываливаясь" из академических рядов, самому себе он должен был доказать, что может. И встретил колоссальные трудности. Сначала не давали тему, потом не утверждали сроки, а после вдруг пропала сама диссертация, которую нашли где-то в Рязани, или в Туле, в какой-то гостинице, под кроватью. Гоголь, просто Гоголь. Но все-таки он защитился и стал доктором педагогических наук.

В 70-х годах он оставил школу и пошел работать в Академию. Он руководил секцией школ продленного дня и детских домов, где он вел научную работу. Одно время был ректором Института повышения квалификации РАО.

Эдуард Георгиевич был великолепным организатором.

Школа, где детям комфортно

Когда я встретилась с ним вновь в 1978 г., он уже возглавлял совершенно новое направление: "прогнозирование развития школы", т.е. педагогическое прогнозирование.

Первое, что он сделал - определил место педагогического прогнозирования в этой сфере знаний. Он рассматривал педагогическое прогнозирование как часть социального прогнозирования. Прогноз развития школы он разработал до 2000 г. (а было это в 1975-78 г.г.).

Как ни странно, прогнозируя школу будущего, он обращался к идее школы, которая практически берет на себя ответственность за ребенка. То ли он предчувствовал, что надеяться на семью и социум не стоит? Не знаю. Но его проект был - школа полного дня. Школа с развитой системой внеурочной деятельности, с возможностями выбора, с новыми формами обучения, где весь день ребенка был хорошо организован. Фактически, он попытался "тиражировать" опыт своей собственной школы, в которой еще в 60-м году всю параллель старшеклассников собирали в зал, где им читалась лекция одним преподавателем. Затем они расходились по группам, тогда это называлось "по интересам", работали с ними очень квалифицированные люди, развивали их, учили дискутировать.

Костяшкин был новатором по своей сути, он очень много экспериментировал в своей школе, и все это заложил в школе полного дня.

Академической общественностью все это не было принято. Но Костяшкин, во многом человек практичный и даже прагматичный, здесь был романтиком. Потому что надеялся на успех, на то, что его идеи будут приняты. Были в его жизни очень серьезные компромиссы. Я думаю, он очень от этого страдал. Необходимо было спасти дело. Но в "своих" школах, на своей территории, ни на какие компромиссы он не шел.

Он искал удачные, эффективные пути развития школы. И он их находил. Что такое его "школа полного дня"? Это была школа, где детям было комфортно. Не место получения "знаний, умений и навыков", а пространство и время жизни ребенка.

Что он сделал с теорией прогнозирования? Прогнозирование - это научное обоснование будущего состояния объекта, в данном случае - школы. Обоснование того, что существуют такие-то тенденции, и как они будут развиваться, что их прекратит, что должно произойти.

Из 150 методов, хорошо известных в социальном прогнозировании, мы освоили несколько, которые работали в педагогике. Первый - метод экстраполяции (в будущее) тенденций: в будущем рисовалась картинка по принципу "а если...- то...". Второй - метод экспертных опросов, который сейчас в гуманитарной экспертизе становится одним из главных, он позволяет оценить, что произошло с человеком во время события.

Эдуард Георгиевич с большой долей иронии относился к точным математическим обсчетам, к процентам, понимая, что они не отражают реальной картины и нужны только ученым. Но были у него графические методы, были и математические модели. Самым интересным из всех его методов был метод моделирования. Он первый, насколько я знаю, начал делать это в педагогике. Модели были теоретические. Школа полного дня была теоретической моделью. Потом он сделал шаг, который, может быть, был наиболее важным в его научной работе: он начал создавать опытные экспериментальные модели, опережающие.

Была модель, и ее надо было внедрить. Но не в любой школе, а в школе, соответствующей определенным параметрам: хорошее кадровое обеспечение, материальная база (чтобы дети могли жить в школе, спать, заниматься физкультурой и т.д.). Задача была - посмотреть модель в разных условиях.

Ученик Шацкого поддерживал Костяшкина

Одна школа Костяшкина была в Москве, столичная школа.

Вторая школа, тоже столичная, была в Киеве. Школа N_ 84 г. Киева, директор - Анна Ефимовна Капто. Школа полного дня, с очень интересными формами внеурочной деятельности (в этой школе работала Любовь Васильевна Новохатская, замечательный педагог).

Третья - школа N_9 г. Томска. Ее особенность была в том, что она располагалась в академгородке, мире достаточно замкнутом. Оттуда, из этой школы, вышла целая плеяда ученых, докторов наук. Директором школы был Григорий Абрамович Псахия, учитель математики.

Была и сельская школа, в с. Мятлево, Калужской области. Ее директор, Александр Федорович Иванов, был очень дружен с Костяшкиным, и Эдуард Георгиевич очень много времени проводил в Мятлево.

И пятая школа находилась в Ленинградской области, школа N_ 3 пос. Горбунки.

Я работала в четырех таких школах, занималась воспитанием. И дидактика, и организация базовой деятельности во второй половине дня, и многое другое. Меня интересовала воспитательная деятельность педагога в условиях такой школы.

Эдуард Георгиевич видел эту модель в целом. Он ездил в эти школы, смотрел их "в оба". Мы тоже постоянно ездили туда, работали с учителями, знали всех детей, и встречали там нас, как родных. И такая работа была по нему, по его силам. Думаю, что если бы был создан институт педагогического прогнозирования, то Эдуард Георгиевич мог бы стать директором этого института. Его драма заключалась в том, что он мог бы стать очень сильным исследователем, но он очень был зависим от людей, которые были над ним (в президиуме АПН СССР и пр.). Здорово поддерживал его Михаил Николаевич Скаткин - великий человек, дидакт, человек, который очень хорошо видел других людей. Он был научным консультантом Эдуарда Георгиевича по всей прогностической теме. А сам Михаил Николаевич был учеником Шацкого. Он очень хорошо знал село, и даже жил в деревне Петушки Владимирской области. То, что Скаткин поддерживал Эдуарда Георгиевича - говорит о многом.

Может, кто еще и поддерживал Эдуарда Георгиевича, но я не знаю об этом. Многие его не любили. Но все, кто работал с ним - обожали его, боготворили. Мы его страшно любили.

В каком-то там двухтысячном году

Я попала к Костяшкину младшим научным сотрудником тогда, когда он только начал заниматься прогнозом развития школы. Через некоторое время я пришла в полный ужас от того, что ничего не понимала - ни одного слова - из того, что они говорили. Как будто я попала в Японию или в Китай. Они говорили: "экстраполяция", "тенденции", "моделирование", а для меня, учителя школы, это был пустой звук, я ничего не понимала в прогнозировании, и очень сильно переживала. И, к сожалению, у меня был очень звонкий - пионерский - голос, и если я несла какую-нибудь чушь, то очень громко. Меня сразу заприметили, и сильно критиковали. И я все думала, как же мне исправить положение. Случилось это так.

Э.Г. на работе - доводил нас до слез бесконечными придирками, очень жесткими и строгими (делал это эмоционально, но его гнев был очень искренний, в нем не было иезуитства). Дома - теплый, госте-приимный человек. Он очень любил устраивать всякие праздники у себя дома, кормил, поил - щедрость его не знала границ. Для одной такой дружеской встречи я написала "Гимн Лаборатории прогнозирования". В нем были и такие строчки:

Наш храбрый капитан
ведет нас на таран,
Его не остановишь, ох, не тронь!
Он знает, как идти, он знает все пути,
И мы за ним готовы хоть в огонь!

Мы и правда готовы были в огонь за ним, правда. Мы очень ему верили, хотя он был тот еще тип, это правда. И гимн кончался такими словами:

И все ж у нас вопрос:
волнует нас прогноз.
Ну что сказать вам, братцы, я могу?
Быть школам? Школам быть!
Любить ли? Да, любить!
В каком-то там двухтысячном году.

По-моему, за эту песню он простил мне мои пригрешения. И с тех пор, в течение долгих лет, когда мы собирались вместе у кого-нибудь на кухне, всегда пели эту песню.

"Я люблю"

Еще одну песню он очень любил - песню Шарля Азнавура "Я люблю", ее перевел на русский язык ленинградский бард Борис Полоскин. Это была "его" песня. Там были такие слова: "...я люблю, я люблю, я люблю, нужных слов я найти не могу...", "...я люблю, не проходит любовь у меня...". Слушая эту песню, он так переживал, видимо, какие-то глубокие струнки она затрагивала. Я думаю, в его жизни много было разных таинственных историй и переживаний, связанных с любовью, но он никогда не говорил об этом.

Однажды приехали ребята из Томска, их было пять человек, и остановились они у меня. Я звоню ему и говорю: "Эдуард Георгиевич, приехали томичи, мы собираемся устроить вечеринку. Может быть, вы к нам придете?" Он говорит: "С удовольствием". А я стеснялась его звать одного - все-таки он заведующий моей лабораторией, может, думаю, это нехорошо... Через некоторое время звонок, я открываю дверь, входит Костяшкин. Мы обалдели. Он пришел, как в Большой театр. Прекрасный костюм, галстук, начищенные штиблеты. А мы тут - черт-те в чем. Он открыл дипломат - в нем было полно всего, целое застолье. Томичи показывали слайды из байдарочного похода, в который Костяшкин с ними ходил, и вечер был просто феерический, потрясающий. И только через много лет, уже после смерти Э.Г., его дочь рассказала мне, что это был за вечер для самого Костяшкина. После моего звонка Э.Г. позвонил дочери и сказал: "Таня, в моей жизни произошло невероятное событие: меня только что пригласила в гости Ира Демакова. Что мне одеть? Что мне взять с собой? Как ты думаешь, как я должен там себя вести?". Когда она мне это рассказала, я потеряла дар речи. Потому что я знала его как пробивного, абсолютно уверенного в себе человека. А он был безумно одинок! Его в гости никто к себе не звал, считая, видимо, что "уж у этого человека все схвачено". Он очень часто принимал у себя гостей, а сам почти никуда не ходил (я не беру в счет коллективные сборища). Я, например, просто не представляла себе, что могу его позвать в гости, мне было просто неловко, это была некая субординация. Так же, видимо, и все. Он, приезжая в другой город, всегда был в центре внимания, во главе застолья. А в Москве этого не было, как-то даже Новый год он праздновал один. И для него мое приглашение явилось большим событием.

Как-то раз Э.Г. пришел ко мне в МГПИ им. Ленина на защиту кандидатской диссертации. Работа была у меня хорошая (я защищалась по классному руководству, и все, что я за 18 лет в школе сделала, я туда включила). А защищалась я, по-моему, плохо - боялась, плохо отвечала, от страха не слышала вопросов. И вот приходит время задавать вопросы, а все молчат. И тут Э.Г. встает и говорит: "Знаете, для Иры Демаковой открыты все двери в страну детства. Она туда может войти как к себе домой, без всякого стука. Это бывает нечасто, поэтому я прошу вас это учесть". Тема моей докторской диссертации была: "Педагог в пространстве детства". Эту роль как бы придумал для меня Э.Г., и для него эти двери были тоже открыты. Вообще двери в мир людей. Он умел работать и с детьми, и со студентами, и с преподавателями (а это очень сложно), он умел работать с людьми. Это был его главный талант. Он понимал школу до донышка, для него там не было тайн. Я думаю, у него были ключи от любой тайны под названием "школа". Он был абсолютно открыт и знал превосходно школу.

У него была замечательная статья о том, что все требуют, чтобы школа менялась; а может быть, этот консерватизм школы и спасает ее от разрушения, вмешательства в ее жизнь. Э.Г. очень отстаивал независимый мир школы. Он не был никогда ни догматиком, ни консерватором, но требовал всегда профессионального подхода.

Его никто не забывает, забыть его невозможно. Он был очень добрый. Нам всем очень повезло, что мы встретили этого человека. Он нас всех как бы объял, и эти объятия до сих пор нас держат. Мы до сих пор его помним, есть до сих пор когорта людей, и мы собираемся вместе в день его рождения. Живой и талантливый был человек.



Граффити по поводу:

Во времена, когда жил Эдуард Георгиевич Костяшкин - Э.Г., как звали его между собой сотрудники, педагогика была поделена на "клетки". В одной "клетке" сидели наверху методологи. В другой трудились дидакты. В третьей - специалисты по коммунистическому воспитанию. Были еще такие "серые мыши", ведали школьным хозяйством, назывались "школоведы".
А в той же педагогической академии существовал человек другого склада. Настолько другого, что было непонятно, зачем он тут. Да про него и говорили, как говорили при жизни про Сухомлинского, Макаренко: "какой он теоретик, он практик"
Э.Г. был из тех практиков. Поэтому, когда изредка у него возникали теоретические озарения, появлялась наука не о заведовании каким-то там хозяйством, а о школе как живом организме. Что такое школоведение, я понял впервые, читая труды Э.Г., - у него эти потоки, смены, формы двигались, вся школьная организация дышала, росла, и за ней проглядывали директора и учителя разного стиля, и мальчики и девочки разного возраста и характера. Да Э.Г. и сам себя называл школоведом.
Не будем лукавить - тогда этого никто не понимал. Никто, даже его ученики, не воспринимали Эдуарда Георгиевича как последнего школоведа нашего времени. А сейчас почему воспринимаем? Потому ли, что наше время кончилось? Или потому, что другой фигуры за Костяшкиным пока не видно.







Для печати   |     |   Обсудить на форуме



Комментировать:
Ваш e-mail:
Откуда вы?:
Ваше имя*:
Антибот вопрос: Сколько лет длилась столетняя война?
Ответ*:
    * - поле обязательно для заполнения.
    * - to spamers: messages in NOINDEX block, don't waste a time.

   


  Луканин Фёдор Сергеевич Tue 28-Sep-2021 15:50:45  
   Киев  

Общался с этим человеком минут 20, а запомнил на всю жизнь: сдавал ему какой-то экзамен в МГЗПИ. Сдавал, кажется, паршиво. Тем более меня удивило его резюме: вы найдёте себя в педагогике. Увы, он ошибся. Педагогом я не стал, хотя и преподавал разным аудиториям разные вещи.



  Илья Чусов Fri 04-Nov-2005 21:30:43  
   Москва  

Я учился у него в 31 школе. Он тогда там был военруком. Потом он создал первый в Москве турлагерь. Я в этом турлагере стал другим человеком. Потом моя жена вместе с ним работала. Мне интересно всё, что с ним связано. Выдающийся был человек. Мне сейчас 68 лет. Я участвую в самодеятельном клубе Плющиха. Возможно, что мы напишем и издадим что-нибудь о нём. Желаю удачи



  Никаких прав — то есть практически.
Можно читать — перепечатывать — копировать.  
© 2002—2006.

Top.Mail.Ru   Rambler's Top100   Яндекс цитирования  
Rambler's Top100