Владимир Круглов. Застывшее время. Документальная повесть
Персонал
Хватит с детьми, щупаться, носиться — пора проявлять педагогический характер
Б. П. Жидков
Нельзя, безусловно, не остановиться на наиболее колоритных людях этого замечательного учреждения. Некоторых из них я уже мельком упоминал в предыдущих писаниях, но они явно заслуживают большего.
Вторым после директора человеком в лагере была заместитель директора по воспитательной работе Татьяна Александровна. Женщина в возрасте примерно за 50 лет, жила она неподалеку от лагеря, в близлежащей деревне — как, впрочем, и многие из остальных сотрудников. Она относилась к той категории работников образования, по которым видно, что они ежедневно приносят себя в жертву неблагодарному детству. Есть такая категория, которые точно знают — работа с детьми — это подвиг, на который способны не многие, и главное — они знают — они этот подвиг постоянно и самоотверженно совершают, совершенно не требуя никакой благодарности.
Самое забавное во всем этом, что немного пообщавшись с этими людьми, как правило, понимаешь что подвиг, который они совершают — это их же баррикады, которые они сами себе и воздвигают. Потому что я точно знаю — если бы делать все иначе с самого начала, то никаких подвигов не требуется, а сама работа становится не более чем радостным удовольствием.
Особенно остро я понял это, приехав в Солнышко в третью смену, после того как провел смену в навсегда любимом лагере актива дружины «Сигнальщики» в Мещере. То прекрасное, восторженное и радостное чувство которое мы (я и мои коллеги по этому лагерю) испытывали все время в течение его проведения вряд ли подлежит описанию, да и выходит, наверное, за рамки данного труда, но поверьте, что это было великолепно.
Впоследствии, в Солнышке, я не раз и не два вспоминал эти чудесные две недели в Мещере и поражался — насколько одна и та же работа может разниться по эмоциональной отдаче, чувствам людей с ней связанных, а главное — по эффективности и конечному результату.
Впрочем, о Татьяне Александровне. Наиболее частым чувством, отражавшимся на ее лице, был страх. Правда в этом она была не одинока. Единственное, что отличало ее страх от страха многих других героев этого эпоса был объект этого страха. Большая часть народа (взрослых я имею в виду) в этом лагере боялась директора. Татьяна Александровна боялась за честь заведения. Самым главным страхом ее было то, что кто-нибудь из вышестоящих организаций узнает, что на самом деле творится в стенах и последуют разнообразные оргвыводы.
Да, фарисейство и очковтирательство в этом лагере достигало просто фантастических размеров. Мне иногда казалось, что директор, Татьяна Александровна и прочие товарищи сами верят в то, что они говорят. А говорили они очень много. Стоило только произнести какие-нибудь магические слова из заветного набора — например: «цели», «задачи», «результат» и так далее — и в ответ ты получал речь которую можно было сходу публиковать на первой странице газеты «Правда» под заголовком «Все лучшее — детям».
Единственное что позволяло думать о том, что все-таки немного адекватности в понимании ситуации есть — это вот этот страх. Видимо люди инстинктивно чувствовали, что «что-то здесь не так».
К концу третьей смены мне почти удалось переубедить милую Татьяну Александровну, которая в общем-то ни в чем не была виновата, в том, что не все что тут происходит — правильно, и в том, что в природе может быть по-другому, а дети могут быть не только врагами и непреодолимой силой, воюя с которой надо ежедневно совершать подвиг, а наоборот — творческими союзниками, партнерами и друзьями.
Честно сказать, я не ставил такой цели. Но иногда, зацепившись за очередное высказывание, вырывалось. Я рассказывал о наших лагерях, о замечательных двух неделях только что проведенных в Мещере и постоянно сталкивался с... улыбкой. Эти люди просто не верили, что такое может быть. Мои рассказы звучали для них как волшебные сказки о детях, которых не надо укладывать спать, потому что это делают дежурные командиры, а взрослые могут спокойно идти на планерку. О детях, которые с радостью бегут на творческое дело, потому что это — здорово! О детях, которые встают за час до подъема и тихо, чтобы не разбудить никого из товарищей по отряду и вожатых, доделывают отрядное поручение, которое не доделали вчера — электронную газету или телевыпуск.
О детях, которые ждут тихого часа, а когда он наступает мгновенно падают в кровати и засыпают, потому что первая половина дня успела вместить в себя столько, что сил, энергии, чувств уже просто нет...
Впрочем, я отвлекся. В общем, такие дети есть. И такие лагеря есть. Поверьте мне. Наверное, поэтому мне было особенно тяжело в «Солнышке». Было жалко детей, жалко вожатых, жалко воспитателей, жалко администрацию. Жалко всех.
Однако, дальше о сотрудниках. Доблестный ряд администрации продолжала завхоз Вера Ивановна. Это была большая дородная женщина, которая появлялась довольно редко, а поскольку именно в ее руках были сосредоточены все хозяйственные ресурсы — ватман, краски и прочее, то она приобретала большую ценность и в те редкие моменты, когда она присутствовала на работе надо было скорее ее искать.
Это было непросто, потому что она относилась к категории лиц, хорошо описанных Ильфом и Петровым в их бессмертной книге «Золотой теленок». Категория эта называется «Только что были тут» или «Вышли на минуточку». Кабинет ее был постоянно открыт — по нему-то и можно было, в общем-то, судить о ее присутствии на работе, но сама она могла находиться в самых разнообразных местах здания.
Однажды я спросил ее:
— Вера Ивановна, подскажите пожалуйста, где вас можно найти?
Она глубоко задумалась, а потом усмехнулась и сказала:
— Встаньте в центральном коридоре — рано или поздно пройду мимо.
Эта женщина при всех кажущихся несметных богатствах лагеря не обладала в своих закромах многими с моей точки зрения просто элементарными вещами, требующимися для проведения лагеря. Так у нее постоянно не было воздушных шариков, а моя просьба купить их доблестно выполнялась около недели. С большим трудом можно было получить ватман (он был, но его было мало).
Конечно, нельзя не отдать должное этой женщине — она купила нам такие экзотические в лагере вещи как трубочки для коктейля (200 штук — мы проводили тренинг «Вавилонская башня»), принесла из дома свои обои (делали забор пожеланий).
Как я уже сказал, там все были по-своему милы, и при определенных условиях общения каждый был просто душа-человек.
Про баяниста я уже немного рассказывал, добавлю только что в его функцию кроме музыкального сопровождения зарядки и линейки (там он играл туш и что-то вроде «Вместе весело шагать..,» когда дети уходили) входило еще проведение музыкальных часов. Музыкальный час — это специально выделенное в распорядке дня отряда время когда отряд собирался в отрядной комнате (меньшая его часть, но кто считает!) или на веранде на улице и разучивал с этим замечательным музыкальным работником песни времен гражданской войны.
Однажды первый отряд собирался на одном из концертов или каких-то творческих дел спеть песню — переделку известной песни группы «Сплин» и то ли по наивности своей, то ли желая поёрничать, обратился к этому баянисту с просьбой им подыграть.
Баянист, как ни странно, с творчеством группы Сплин знаком не был (и слава Богу) и поэтому пришел ко мне, потому что я уже успел к тому времени на паре дел засветиться с гитарой. Надо было видеть как неловко было этому человеку говорить о том, что он не смог подыграть детям, потому что он не знает песни. Во мне в этот момент опять проснулось чувство острой жалости, но помочь я ему не смог, потому что аккордов этой песни тоже не знал...
Довольно колоритными личностями в лагере были физруки. Сколько их там было я так и не разобрался, но явно не меньше двух. Двое было точно. Мужчины среднего возраста — примерно между 30 и 40. С одним из них мы познакомились вечером — он помогал укладывать детей — и между делом комментировал мне психофизиологические особенности отдельных детей — ну в частности показывал на отдельных ребят и утверждал об их предрасположенности к гомосексуализму. Гомосексуализм там вообще была видимо любимая тема — но об этом позже. Мотивировал он свои наблюдения работой в специализированных подразделениях органов внутренних дел. Я считаю, что именно этот опыт, безусловно, был неоценим в работе физрука детского оздоровительного лагеря
Второй физрук был помоложе — он производил впечатление более адекватного человека, правда у меня сложилось впечатление, что он был явно неразборчив в том что, кому и в каких дозах стоит говорить — а доносительство в этом лагере, безусловно, процветало, поощрялось и, по-моему, даже стимулировалось. Разными способами.
Во всяком случае, он (второй физрук) был человеком, с которым можно было пообщаться и найти понимание. Возможно, именно общение с ним, в том числе, навлекло и на нас высокопоставленный гнев.
Кроме того, там была целая армия разнообразных кружководов, которых я просто не успел выучить по имени. Они спонтанно возникали и исчезали — оригами, изо, игротека... Кроме них по территории бродили какие-то личности которые или что-то чинили (эти были неизменно пьяные), или делали что-то еще — снимали фото и видео например.
Еще были охранники. Их было несколько, один из них сидел у въезда в ворота, а второй у входа в здание, внутри. У них были рации и мониторы на которые выводилось изображение с камер наблюдения. В общем, все было серьезно. Эти люди сразу почему-то вызвали у меня симпатию, и я как-то спросил одного из них:
— Как же вы тут работаете в такой обстановке?
Охранник сразу понял, кого я имею в виду, и ответил мне:
— А что? Мы его видим два раза в день. Когда он идет на работу — я его вижу в камеру. А когда с работы — мой напарник.
Таким образом, у меня с охранниками сразу установилось частное взаимопонимание, и впоследствии я нередко откликался на их просьбы купить им сахара или кофе, отправляясь в магазин.
