Инопланетянин с земли

ВЛАДИМИР ЛАНЦБЕРГ УШЕЛ. НАВЕРНОЕ, ТУДА, ОТКУДА ПРИХОДИЛИ ЕГО ПЕСНИ

Володи Ланцберга не стало. В красивом и уютном Нюрнберге, где он несколько лет назад поселился уже очень больной, за его жизнь боролись и боролись.

Знаю я это по отголоскам и звонкам оттуда, недавним в том числе. Я была там года полтора назад, но на концерт он не пришел. В прежние, саратовские или метафизические туапсинские, его времена он тоже не приходил. Да это не важно. И не было важно.

Володя Ланцберг — инопланетянин.

Космический патруль — «люди в черном» — усмиряет и истребляет несмирных пришельцев в одном обаятельном фильме.

Совсем не смешные — «люди в сером», наше родное — давно одержали все свои победы над инопланетянами…

Ланцберг был инженером в Саратове, объяснялся, вольнодумец, с тамошней безопасностью, в 70-е писал и пел песенки и еще примерял на себя что-то невидимое… Что-то вроде макинтоша Януша Корчака. Он занимался с детьми, малыми и побольше, чем-то своим особенным, преподавал им стихи, музыку. Или стихомузыку. Или независимость — оно вернее.

Много мифов о Володе Ланцберге слышала я за эти 20—25 лет: табу на его концерты в Саратове, разгон подростковой авторской школы в Туапсе. Внутри этой колбы, где клубились неувязки и подлинные гонения, неуютность и неугомонность характера, светилась еще и музыка. Это были песенки легкого ритма, полные речитативного говорка, а последние уже совсем грамотно, деликатно оркестрованные, и всегда с его собственным грустным инопланетным лицом.

Я надеюсь (а документального я знаю об этом маловато), что последние годы Володи Ланцберга, прожитые в Германии, были и музыкой, и Европой, и любовью людей — тех, что были с ним рядом.

В списке этого лета — Боря Вахнюк, Витя Берковский, Валя Никулин, Володя Ланцберг.

Все они пели стихи. Все улетели на другие планеты. С нами их уже не будет. Но, если слушать музыку, хорошо бы при этом поднимать голову повыше. Настоящие песенки приходят как сигналы с других планет. Туда же, видимо, и уходят.

До свидания, Володя Ланцберг.

Вероника ДОЛИНА
1 октября, Москва

29 СЕНТЯБРЯ НЕ СТАЛО ВЛАДИМИРА ЛАНЦБЕРГА

Мы знали, что к этому все идет. Знали, что Берг очень тяжело болен — настолько, что даже решился уехать на лечение в Германию, чего отчаянно не хотел делать. Понимали, что означает его неприезд на слет Второго канала, ставшего в последние годы его главной заботой и гордостью. Слышали в его собственном голосе какую-то прощальную интонацию.

Знали, понимали, слышали — и не хотели этого знать. Заслонялись отчаянной надеждой на чудо. Потому что не могли себе представить мира, в котором нет и уже никогда не будет Берга. Потому что, как сказал один наш общий друг, "это как-то уж слишком неправильно".

Когда умирает замечательный человек, у него сразу оказываются сотни и тысячи друзей. Обычно это выглядит смешно, но с Ланцбергом все так и было: он обладал удивительным даром плотно и всерьез дружить с огромным числом людей, уделяя каждому из них строго поровну — всего себя. Больше доставалось только Ирине — жене, музе, судье и ангелу-хранителю, до конца отчаянно боровшейся с Володиной смертью.

Теперь у нас есть только его песни, стихи, рисунки, теоретические трактаты и оригинальные социально-культурные проекты. И еще — острое ощущение непоправимой потери, которую не может возместить никто и ничто. В том числе и все перечисленное.

Борис ЖУКОВ

ВРЕМЯ СЛАВЫ

Из сборника КСПшных анекдотов от Берга

Синхронный перевод

Рассказывает Берг: «Апрель 1997 года, концерт в Обнинске. Принимают, как всегда, очень тепло, а некоторые зрители подпевают, но — так, «по-интеллигентски», про себя, только шевеля губами. Конечно, лучше, когда зал поет в голос, — можно сачкануть, но и так ничего. Лестно. А в зале полумрак, лица скорее угадываются, но что-то разглядеть можно.

Особенно порадовал меня совсем молодой человек, лет 14 на вид, который прошевелил губами все песни, от первой до последней. «Надо же, — подумал я, — как знает материал! Надо после концерта подойти, сказать что-нибудь приятное». Все заканчивается, зажигается свет. Нахожу глазами этого мальчика, а он все артикулирует… Жвачку жует!».

Что в имени?

Дело было, рассказывают, в середине семидесятых к северу от Москвы. На одном из полустанков в общий вагон какого-то «шестьсот веселого» поезда заваливает толпа туристов, предварительно «подогретых» по причине прохладного времени года. Рассаживаются по свободным местам. В одном отсеке посвободней — лишь бабулька спит на нижней полке, прикрыв лицо платочком, — туда набилось побольше.

Пригрелись и запели, в том числе полушепотом — Галича. Затем «поддали» еще и запели погромче, Галича в том числе. В какой-то момент поезд вдруг останавливается. Бабулька снимает платочек и принимает сидячее положение. Оглядывается вокруг и произносит: «А-а, Галич!». Все разом трезвеют и замолкают. Начинают соображать, что же будет и как себя вести на допросе. Тут поезд трогается, и мимо окна проплывает горящее в вечернем небе название станции: «ГАЛИЧ».

Неадекватно

Рассказывает Берг: «Очередная черная полоса в моей жизни пришлась на начало июля 1973 года. Некий добрый человек почти насильно привез меня на 6-й Грушинский фестиваль, заставил пройти прослушивание, выступить (я даже что-то получил за это)… Но все равно настроение было поганое.

И вот утром в воскресенье просыпаюсь оттого, что рядом с моей палаткой кто-то поет мои песни. И мало того, что врет слова и музыку, так еще и выговор пародирует, но неумело и пошло, теряя всякое чувство меры. Ну, думаю, сейчас вылезу — морду набью! Вылезаю, смотрю — киевлянин Толик Лемыш вчерашнюю запись крутит».

Владимир ЛАНЦБЕРГ

Песенка слепых

(По мотивам к/ф «Легенда о Тиле»)

Кой черт от солнца щурить глаз,
Не видя ни черта?
Пусть темнота пугает вас —
Нас кормит темнота!

Встаем во тьме, идем во тьму —
В нужде, в дерьме, в крови…
Привыкнуть можно ко всему.
Привыкни — и живи!

Сподручней всем держать свой путь
За кем-нибудь одним.
Воскликни «Вижу!» кто-нибудь —
И мы идем за ним.

Пускай нас ждет не рай, не мед —
Неверный торим след,
Но проклят будь, кто вдруг поймет,
Что первый тоже слеп!

Чем зря глазеть по сторонам,
Себя уняв с трудом,
Давай пристраивайся к нам —
Авось, не пропадем!

Вставай во тьме, иди во тьму —
В нужде, в дерьме, в крови…
Привыкнуть можно ко всему.
Привыкни — и живи!

12 апреля 1978

***

Старею,
друзей совсем узнавать перестал.
На улице кричу ему:
— Эй, друг,
спичек не найдется?
Он оборачивается,
а я гляжу —
и не друг он мне вовсе.

1986

Завещание — часть I

Положите сверху камень,
Ну, а больше — ничего.
Камень может жить веками.
Камню краска не нужна.
Краеведы скромный серый
Не заметят мой редут,
И орлята-пионеры
Сбор подальше проведут,
Сбор в сторонке проведут.

Сверху камень положите,
не пишите ничего.
Чтоб не знал и местный житель,
Что под ним валяюсь я.
Чтоб среди каменьев прочих
В час, когда заест тоска,
Только тот, кто очень хочет,
Мой булыжник отыскал,
Нас обоих отыскал.

Положите камень сверху,
Только больше ничего.
Отвалю его, как дверку,
Как почую, что — пора,
И подамся, не прощаясь,
В зелень, в темень, в синеву,
Превращаясь, превращаясь
То в корягу, то в сову,
То в дворнягу, то в траву…

1989