Старая версия. Новую версию см. здесь.

Елена Воробьева1

Задание для фонарщиков…

А меня не приняли. Тогда это было страшное огорчение. Сейчас понимаю — слишком эксклюзивная.

У меня свой Путь, и я им иду.

Очень хочется сказать: «Здравствуй, Вова!». Я не видела ни последних дней, ни таблички с датами. Значит, для меня этого нет. И я могу запросто с тобой разговаривать.

Я расскажу тебе о тебе. И о себе. Мы давно не говорили. Сейчас бы это было совсем по-другому. Мы изменились. А тогда…

Год 1978. Я в 8–м классе. Несуразная, неуверенная, закомплексованная, обидчивая, закрытая. Общаться не умею, чего хочу — не знаю. Но что-то ищу, мне что-то нужно. Без чего нет покоя душе. «Душа ждала кого-нибудь»… Была своя компания во дворе, подружки в школе, а всё не то. Мне нужно что-то ещё. А что? Пойди найди. Записываюсь в секции, кружки — и бросаю. Не приживаюсь. Нет у меня тех качеств, что ценятся там. И развивать их не хочу. Чего ж я ищу? Читаю, читаю, читаю… Мама ночью выкручивает лампочку в торшере, чтоб я уснула. Читаю… В школе занятия начинаются в два, мне надо выйти без двадцати. А я читаю. Засунула голову в форменное платье — и застыла над страницей. В рукав руку одну — читаю. Надо же остальное надеть. А как читать? Уже без пятнадцати. Лечу с пятого этажа через пять ступенек. Галстук забыла, замечание запишут. Мама кидает мне галстук с пятого этажа (хорошо, что она беспартийная — исключили бы). Мой галстук планирует ко мне, вместе летим в школу. А что там интересного?

Математичка видела в классе только одаренных и тех, чьи родители носили подарки, остальные дети были для неё, как стулья. На математике я — стул.

Зато на русском на меня смотрят умоляющие глаза одноклассников: «Проверь диктант!». Вот оно — чувство востребованности.

И на лит–ре я, как рыба в воде. Я умею хорошо читать вслух, правда, страшно стесняюсь всеобщего внимания, начинаю краснеть, бледнеть, запинаться. Приучить бы себя к успеху, но нет, возникают комплексы. Даже когда мои сочинения читают в классе, как лучшие, я готова провалиться от смущения. Нет, в школе неуютно моей душе. Я ищу чего-то ещё. А чего?

Вот Черноволы, Гася, Галина Петровна2. В моем 4–м классе она была классным руководителем. Когда мы, стоя на крыльце школы, видели её в начале школьной горки, стремглав бросались к ней встречать. И было огромным счастьем, если свой учительский портфель, набитый нашими тетрадями, даст нести именно тебе. Я до сих пор помню, как меня распирало от счастья и как гордо я смотрела на всех вокруг.

Черноволы… Вот он, другой мир, где в тебе видят человека, где тебе интересно. Мир походов… Я выросла у леса, и в лесу я дышу, этим я дышу. У меня здесь все получается: я сильная, выносливая, я не ною, и я оптимистка. Я до сих пор помню, по каким дивным местам водили нас Черноволы. Я и сейчас помню то ощущение счастья, когда ты сидишь вечером с гитарой у костра после большого перехода.

То счастье, когда после похода, мокрый, грязный, дымный, ты после душа (о, счастье!) — ложишься в чистую постель (о, блаженство!).

Это дивное счастье. А мне нужно еще что-то. Чего я ищу? И есть ли на свете то, что я ищу? Мне нужен какой-то такой уровень общения, какой-то такой… Не знаю, какой, но когда увижу, почувствую, пойму, что это оно…

Огромное спасибо Черноволам и мне самой: ведь могла же выбрать и что-то другое, а выбрала — это.

Спасибо Черноволам, что однажды в клубе у стадиона появился дядечка в пионерском галстуке, который хитренько улыбался и пощипывал редкую рыжую бороду, и которого я долго не могла назвать просто Володей. Как это? Взрослого — по имени?

А ещё там были мальчишки, с которыми было интересно. Некоторые из них мне нравились, вот только общаться с ними я совсем не умела.

А этот дядечка в пионерском галстуке с очень молодыми глазами, что улыбался так хитренько, как Хоттабыч — удивлял, поражал, и тянул к себе, как магнит. Ошеломляло то, что он разговаривает с нами, как с равными, как с теми, кто заслуживает внимания и уважения. Ни дома, ни в школе у меня этого не было. Он общался. Не приседал, не сюсюкал, не строил — общался. Это было что-то для меня совершенно новое, ведь год-то на дворе был 1978, ещё вовсю коммунистический.

Я приходила в клуб — и это была моя отдушина, мой родник в пустыне. Нет здесь культа силы, а если ты умный — с тобой интересно. Неважно, кто твои родители, а важно — кто ты, какой ты. Неважно, как у тебя дела в школе. Никто не шантажирует оценками. Не надо быть хитрее всех и изворотливее. Здесь какие-то другие ценности, и мне здесь очень уютно. Я это искала?

…Мы шили какой-то занавес из лоскутков. Но чутьем понимали, что не занавес главное, а то, что происходит между нами, пока мы здесь возимся, толкаемся, барахтаемся, как щенки в одной корзине. У меня появился совсем другой круг общения, совсем другой уровень и другие ценности, и это было очень значимо. Немного, не вдоволь, — и тем дороже.

А потом Берг переехал в Майку3, пригласив в гости желающих помочь разобраться с архивом. Я не понимала совершенно, что это такое, но потерять тот мир, что дарил моей душе какую-то гармонию, дарил мне ощущение моей нужности, значимости — это было невозможно! А ещё я была давно и безнадежно влюблена в одного задумчивого школьника, который с мальчишками стал бывать у Бергов. Чего не сделаешь ради любви?! Забыв о том, что я укачиваюсь на любом повороте, — а до Майки были одни повороты, — я каждое воскресенье ездила к Бергам. И те копейки, что давала мне мама в школу, уходили на билет к Бергам и обратно.

Тот мальчишка, моя школьная любовь, скоро исчез из виду. А я осталась. Недавно встретила его — не виделись лет 20. Встретились — и не о чем говорить: два разных мира, две разных планеты.

На какой-то юбилей мы подарили Бергу чайник. Конечно, со свистком. И надпись сделали. Она была продиктована просто сердцем: «Спасибо, Берг, что мы есть друг у друга!» И это правда. Не знаю, кому как, а для меня это — правда. Потому что с Купавским, с Яуровым, Пашей4 мы дружим уже 28 лет. Был период в моей жизни, когда Яуровы просто не дали мне пропасть. У них в доме я могла найти помощь и поддержку, которая мне в то время была очень нужна. Спасибо им огромное!

Купавский — это моя подружка, друг, брат, что угодно. Нет, вот только — не что угодно. Любимый Купочка! Когда он приезжает в Туапсе, я отдыхаю. Он бурчит, кряхтит, стонет, издевается над собой и надо мной. А я люблю все его стоны, причитания, когда он ест или пьет, когда он просто молчит… (А такое бывает? Ну да, — когда он ест!). Я его обожаю от макушки до пяток. И это, видимо, передается по наследству: мой сын Илья очень любит Купину дочь Ульяну. Правда, её невозможно не любить. Но за 10 лет жизни у моего сына было много знакомых девочек, а Ульяна запала в душу прочно и надолго.

С Купой мы можем говорить так, словно расстались вчера, Словно он выходил в другую комнату, а не на год уезжал в Москву. Он понимает меня и понимает всех, с ним интересно, весело, хорошо. Это мое! Купочка, я тебя очень люблю! Пусть у тебя всё будет благополучно!

Паша… Мы с ним не виделись 3 года. А он роднее многих, живущих по соседству. Он понимает, о чем я говорю и о чем молчу. Мы виделись в этот его приезд всего несколько раз — и это целый мир, целая жизнь… Он, как подводная лодка, сейчас на 3 года — за океан, в благополучно–холодный Вашингтон. Я люблю тебя, Пашечка! Желаю тебе всего–всего–всего!

…Мы с Черноволами сейчас живем в соседних подъездах. Они летом ушли в поход, оставив мне ключ от квартиры с просьбой покормить их кошку Лизу. Пошла я туда под вечер, и этот чертов ключ застрял в замке. И ни вынуть, ни открыть, ни закрыть. Положение отчаянное. Но, спасибо Бергу, у меня есть Киреев5. Чип и Дейл спешат на помощь. Это «911», которая примчится хоть утром, хоть ночью. Звоню: «Виталик! Спасай!» А он как будто за углом стоял. С бухтой веревки, карабинами, спокойно, даже как-то буднично… На всё ушло две минуты. Ключ вынут, Лиза накормлена, Виталик, уходя: «Если что — звони!»

А я всегда звоню, если что. Вот решетку на балкон надо было привинтить. Я звоню дяде Косте6: «Будешь в городе — зайди!» Не знаю, зачем он в город приезжал, но решетку поставил. Я думаю, что Москвичёв и Киреев больше всех заинтересованы в том, чтобы я скорее и как можно удачнее вышла замуж. А пока, если что, я звоню им. Ничего, терпят. А зато я могу подсказать Косте, как Дине упражнение по русскому правильно сделать. Другого учителя русского языка в нашей семье нет.

Хотя с учительством я завязываю. В школе сократили. Как раз мне там надоело. Тесно, серо, Прокрустово ложе. А я — как Ивашка на лопатке. Ноги, руки, голова во все стороны, никак в общие рамки не впихнешь! Да и надо ли? Наверное, где-то кому-то очень я нужна именно такая, какая я есть — эксклюзивная.

Спасибо Вове. Что-то я умею делать такое с детьми, чего не умеют делать остальные учителя у нас в гимназии. Я для них непонятна. А всё непонятное пугает. Вроде бы, тем же самым русским языком занимаюсь, тем же, да не так. Какие-то дети ко мне попадают, очень хорошие, славные и нестандартные, очень страдающие оттого, что они не такие, как все. Но я-то в школе была точно такая же! Я это помню! Я их понимаю! И через месяц занятий звонят мамы: «Скажите моей Кате!.. Скажите моему Кириллу! Они вас слушают!»

Какие-то другие у меня отношения с детьми, не как у всех учителей. Берг в этом повинен и ещё что-то, что есть во мне, и что ищет во мне применения.

Спасибо Вова! Мне за многое хочется сказать «спасибо»! И за моих мальчишек, и за мою работу. И за то, что с Аней четырех лет и восьмимесячным Ильей я не где-нибудь оказалась, а у вас в доме. Где нас приняли, как будто мы вернулись домой, где нас оберегали, где нам помогали. Я помню эту огромную табличку на двери, что отпечатала Нюша7: «Тише! Спит Илюня!» Нюша тогда вовсю печатала, поэтому на кухне был приклеен лист А4:

•   8–00 — кормление
•   8–20 — горшок
•   8–40 — умывание
• 10–00 — разогреть кисель
• 10–30 — кормление–2

Спасибо, Нюша! Спасибо, Романна8!

Спасибо вам за Женю9. Мало того, что мы с ней можем болтать час по телефону (обычно я больше пяти минут не говорю), так нам ещё очень интересно и хорошо друг с другом. Удивительное дело, она многое чувствует, как я, думает, как я. Я только до чего-то дойду, до какой-нибудь умной мысли, вывода, — звонит Женя, и оказывается, что её эта умная мысль посетила на три дня раньше.

Когда Жека приезжала, мы с ней встретились — как вчера расстались. Когда в нашей беседе возникла первая пауза и мы глянули на часы, оказалось, что встретились мы с ней 3 часа назад. Женька, я тебя очень люблю! С тобой можно говорить о мужчинах и не ханжить. О детях, о жизни, о чём угодно. С тобой интересно. Когда я впервые увидела двухлетнюю лялю Женю, кто знал, что мы с ней будем взахлеб общаться в следующем веке…

На твой день рождения, Вова (кстати, это теперь не только твой день. В этот день 7 лет назад я ушла от мужа, это начало моей свободы и новой жизни), так вот, в этот день летом я зашла к Прудиусу10 в турклуб. И он поставил твой диск. Знаешь, это было невероятно. Я никогда раньше не слышала твоих качественных записей. Только самодельные, с шипением, шуршанием, скрипом. А тут — DVD. Потрясающе! Невероятно! Такое ощущение, что ты сидишь рядом, и я слышу, как ты дышишь, вижу, как щиплешь свой ус, как пожимаешь плечами. Слышу покашливание и каждое твое слово. Я просто увидела тебя.

Нет, Вов, ты никуда не ушел. Для меня, во всяком случае. Я выбрала тебя много лет назад из пестрого хоровода окружающих меня людей. Я выбрала тебя, и жизнь моя тогда потекла иначе, каким-то другим путем. Наша встреча была не случайной, их, случайностей, вообще не бывает. Ведь кто-то же не почувствовал в тебе родную душу, прошел мимо… Господи, спасибо, что в моей жизни всё это было. Было и есть.

  1  Выпускница системы КМФ, ныне — завуч школы в Туапсе.

  2  Галина Петровна и Владимир Павлович Черноволы, в прошлом —вожатые «Орленка», создатели коммунарского клуба «Пилигрим».

  3  Местное название маленького поселка примерно в 20 км севернее Туапсе по приморской автотрассе. Ланцберги жили там в балке — строительном вагончике. В этом «временном» жилье семья прожила 13 лет. Однажды вагончик вместе с мебелью и домашней утварью грузили подъемным краном на платформу трейлера и перевозили в соседний поселок Тюменский, а внутри него — еще переставляли.

  4  Андрей Купавский — кинорежиссер–документалист, Москва; Анатолий Яуров — предприниматель, Сургут; Павел Слюсарев — инженер-электронщик, Вашингтон. Выпускники клубов круга и системы КМФ.

  5  Виталий Киреев —выпускник системы КМФ, ныне — спасатель, специалист по техническим средствам.

  6  Константин Москвичев по кличке «Дядя Костя», — выпускник системы КМФ, ныне — охранник.

  7  Анна Ланцберг, Нюша — дочь Ланцбергов, ныне — студентка колледжа при Лейпцигском университете.

  8  Ирина Романовна Ланцберг, Романна — жена В. Ланцберга.

  9  Евгения Ланцберг, Жека — дочь Ланцбергов, ныне — редактор телепрограмм, Москва.

10 Владимир Прудиус — руководитель дружественного детского туристского клуба «Траверс», ныне — директор Станции юных туристов в Туапсе.