Оглавление раздела
No 3 2003 год

Последние изменения
Неформальные новости
Самиздат полтавских неформалов. Абсолютно аполитичныый и внесистемный D.I.Y. проект.
Словари сленгов
неформальных сообществ

Неформальная педагогика
и социотехника

«Технология группы»
Авторская версия
Крошка сын к отцу пришел
Методологи-игротехники обратились к решению педагогических проблем в семье
Оглядываясь на «Тропу»
Воспоминания ветеранов неформального педагогического сообщества «Тропа»
Дед и овощ
История возникновения и развития некоммерческой рок-группы
Владимир Ланцберг
Фонарщик

Фонарщик — это и есть Володя Ланцберг, сокращенно — Берг, педагог и поэт. В его пророческой песне фонарщик зажигает звезды, но сам с каждой новой звездой становится все меньше. Так и случилось, Володи нет, а его ученики светятся. 


Педагогика Владимира Ланцберга


Ссылки неформалов

Неформалы 2000ХХ
Легенды о сетях

Система. Это слово, настораживающее и завораживающее, было знакомо многим. В 70-80-ые годы Система представала символом равенства и братства, творчества и искренних отношений. И одновременно - полулегальности, противостояния официальной культуре, сферой многих опасностей. Участие в ее жизни во многом подразумевало уход в Зазеркалье, живущее по своим правилам. Ныне той Системы уже нет. Остались мифы. Как и в отношении любой сетевой структуры, на жизнь Системы могло сложиться множество взглядов, и многие из них, так или иначе, оказывались верными. Все они плодили свой миф, который следующие поколения уже могли воспринимать как реальную историю.
  Работа, фрагмент которой мы публикуем - наверное, самое подробное описание развития и затухания Системы. Мы завершаем наш педагогический сборник этим довольно неожиданным текстом, позволяющим очень неоднозначно взглянуть и на идеалы, и на механику, и на проблемы, возникающие между "жизнью сетей" и "жизнью людей".

Евгений Балакириев (Крот)

Владивосток,
врач, один из организаторов сайта altruism.ru

Сага о Системе

Миф о Системе

Миф о мифе

Следует специально отметить, что Система в том виде, как мы ее опишем, была, в первую очередь, мифом. В отдельных городах рождались утопичные объединения - и вскоре распадались, не выдержав давления реальности. Но эта пульсация, чередование вспышек активности, была постоянной: миф всегда где-то внедрялся в реальность.

Поэтому (с учётом такого мерцающего, текучего, неуловимого, непостоянного характера) всё-таки можно сказать, что движение состоялось. Оно достигло результата: выходцы из Системы и околосистемного андеграунда "пробились", повлияли на культуру - возник самобытный русский рок. Тысячи людей благодаря движению успешно завершили свой духовный поиск; множество нуждавшихся приобщились к подлинной культурной жизни.

Конечно же, далеко не всегда идеология полностью отчётливо понималась пиплами (к тому же она была внутренне противоречивой), не всегда они сами вполне соответствовали всем критериям, не всегда соблюдались традиции. Было множество исключений из общего правила - люди часто действовали вообще интуитивно, полагаясь лишь на дух, атмосферу движения.

Но существовал и миф: вполне конкретный, ясный, и словесно выразимый. Он был чем-то наподобие ствола, а метафорические, неопределённые, интуитивные прозрения являлись кроной дерева (собственно атмосферой движения). Если не было бы этого ствола, то не смогла бы удержаться крона.

В принципе, главное в мифе - не "правда", а достойный результат его реализации (это и есть правда мифа), он должен не столько убеждать, сколько вызывать любовь - и приводить к хорошим, добрым результатам.

Подлинный миф порождается самой культурой: его возникновение похоже на дождь, внезапно льющийся из тучи. Мы можем только попытаться вызвать этот дождь словесной магией, при помощи литературных заклинаний.

Когда говорили, что движение - это "Система идей и Система людей", то имели в виду взаимопереходы между мифом и реальностью. Попытка связно высказаться о Системе неизбежно переходит в мифологизацию. ("Сага о Системе" тоже представляет из себя литературный миф).

 

Цели

У каждого движения есть декларируемые, и есть реально осуществляемые цели (социальные последствия). Первые могут быть и вообще недостижимыми, но, вдохновляясь ими, люди совершают великие дела здесь и сейчас. Даже не задумываясь, они делают то, на что у них без утопичной цели никогда не хватило бы ни решительности, ни энергии. В Системе таким внешне незаметным результатом было нахождение каждым пиплом, в конечном счёте, своего места в жизни: движение способствовало социализации, хотя его участники на этом никогда не концентрировались.

Система не давала человеку окончательного ответа на вопрос о его индивидуальном предназначении. Она была "катализатором" мировоззренческо-этического поиска, стимулировала выработку собственной позиции - не претендуя при этом на знание о единственно правильном образе жизни. Система давала толчок, была трамплином, с которого человек мог "взлететь".

Далеко не все Системные творцы становились широко известными (во многом это было делом обстоятельств) - но это не приуменьшает их заслуг перед движением и ценности проделанной работы. Благодаря тысячам таких малоизвестных авторов поддерживался миф (который создавали те, кто всё-таки сумел оставить след в истории культуры) - миф о духовности, любви, и о свободе.

Программу-максимум (оставить след в культуре) могли осуществить лишь единицы: эти люди создавали миф. Но и работа остальных не пропадала даром (не каждый был, конечно, одарённым): они поддерживали миф, служа если не культуре в целом-то, по крайней мере, сохранению творческой атмосферы движения.

 

Выход из игры

Система была "выходом из игры", она существовала как бы дистанцированно от "большого общества", на обочине. Это был сознательный уход, а не протест (системный пипл был занят позитивными делами, а не бесконечным отрицанием чего-то).

Постоянный поиск возможностей предоставления вписки для приезжих (что вменялось в обязанность каждому пиплу, живущему осёдло) сам по себе означал значительное "выпадение из общества", невольную маргинализацию. Зато Системный образ жизни способствовал осуществлению конкретных проявлений любви, как активной, бескорыстной помощи, оказываемой себе подобным. Точнее, такой помощи, которая предоставляла другим возможности для осуществления духовного поиска или творческого подвижничества. Именно в них заключалась "специализация" движения: для помощи в чём-то другом был более адекватен другой образ жизни.

Представители Системы не были ориентированы на то, чтоб эпатировать людей, к примеру, внешним видом - они хотели, чтобы завязался диалог. Они стремились дать какой-то шанс другим: к тусовке мог подойти кто угодно, и заговорить с пиплами.

Эта прекраснодушная, наивная установка многим волосатым стоила жизни: пиплов часто убивали (и сегодня убивают) за "прикид". Но в то же время, многие пришли в Систему, подойдя к пиплам на улице поговорить. Такая реакция на прикид является обычной (говоря языком уголовного общества, хипповый вид является "заявой", то есть декларацией: человек, одевшийся подобным образом, должен суметь объяснить, к чему он призывает окружающих - а если он не может это сделать, то прикид воспринимается как вызов, знак пренебрежения, высокомерия, презрения). Всякий человек, одетый необычным образом, должен быть готов к самому непредсказуемому диалогу: таковы печальные реалии России.

 

Ядро и аура

Бессменных, постоянных руководителей движение не знало: Система просто не нуждалась в них. Если возникала всё-таки необходимость руководства, то доминировал демократический стиль, на основе выборности и сменяемости (иначе творческий дух в нём терялся). Воздействие же системного мифа шло не от "гуру" к своем у ученику, а от творца-подвижника к аудитории: такое воздействие осуществлялось через творчество - не через личное наставничество.

Люди, пытавшиеся развивать в себе любовь, формировали некую единую среду: само движение и его ауру. Возникавшие внутри движения традиции и способы взаимодействия отчасти заимствовались богемой, интеллигенцией, религиозными кругами - становились достоянием их субкультур.

Духовная активность подразумевала серьёзную вовлеченность в культурный процесс: как изучение и осмысление накопленного достояния (в этом случае активность была направлена внутрь человека, энергия расходовалась на его развитие) так и прямое, непосредственное участие в нём (активность тогда направлялась вовне, была адресована другим людям). Первое предшествовало второму, но не всегда к нему приводило: становиться творцом или популяризатором культуры было нужно не каждому, не каждый находил в этом своё предназначение.

Для представителей Системы было характерно сравнительное изучение различных религиозных доктрин и духовных учений, этических и философских концепций - или же различных взглядов на историю, теорию и практику искусства, на проблемы культурологического плана. Целью было обрести свой собственный духовный путь - или же найти точку приложения талантов и способностей.

"Духовное", согласно представлениям движения, означало как религиозное (этическое, нравственное) начало в человеке - так и начало творческое. Считалось, что искусство может "подвести к двери", помочь найти свой Путь, и занятия им - очень важное дело (так как искусство поддерживает интерес к духовной сфере в обществе). Желание изменить мир к лучшему, воздействуя на современную культуру, было одним из важнейших источников творчества: поэтому стремились совершенствовать свою "подачу", чтобы можно было "достучаться" до людей.

Но независимо от этого, творчество, содержащее в себе духовный импульс ("внутренний свет" и "тепло") всегда приветствовалось - даже если было банальным с художественной точки зрения. Любовь к людям, небезразличие к их судьбе, правдивое слово ценились больше профессиональных навыков.

Бывает, над такой "наивностью" смеялись в артистической среде.

Но ведь в культурной жизни андеграунд выполняет роль не только "стартовой площадки начинающих талантов", но и роль противовеса коммерческим тенденциям в искусстве: это предохраняет последнее от превращения исключительно в сферу досуга и отдыха. Тем самым, частный крен от эстетики в сторону этики работает на благополучие искусства в целом: на сохранение его богатства и разнообразия.

 

Из истории Системы

Рождение коммуны как антипода коммуналки, а равно как и зарождение коммунитарного искусства в процессе отрицания соцреализма - алхимические таинства, результат неповторимых исторических условий. Родилось нечто, не связанное ни с социализмом, ни с капитализмом: новая Утопия.

Конец шестидесятых ознаменовался проникновением идей хиппизма в СССР, и формированием определённой молодёжной моды (тогда не было хиппи, а были хиппующие). Наложение этой эстетики на возрождающуюся идеологию интеллигенции - социальный утопизм - и наличие коммунитарного человека как типа, порождённого воплощением марксистского варианта утопии в СССР - три этих компонента создали основу для возникновения Системы. От хиппи был унаследован рок и элементы внешней атрибутики, от разночинцев - идеал коммуны - и советским человеком всё это было творчески переработано. Система была уникальной уже потому, что создавалась сынами утопии: жителями страны коммунальных квартир. В Системе реализовалось всё самое лучшее, что только могла принести революция: реализовалось то маленькое благо, к которому привело это зло. В ней полностью раскрылся потенциал мифологического "нового человека", ради появления которого осуществлялись человеческие жертвоприношения в эпоху Сталина.

Систему мог создать только советский человек - и он её создал.

Карл Густав Юнг мог бы сказать, что Системный пипл обладал головой разночинца, сердцем советского человека и душой американского хиппи. Впрочем, Юнг ничего бы не сказал, а только заплакал бы и отвернулся...

Итак, если во времена хрущёвской "оттепели" советский человек осознал сам себя, поднял голову (шестидесятники с их авторской песней и туристически-геологической вольницей были предтечами советских хиппи, что чётко прослеживалось в характерной рюкзачно-кедово-свитерной атрибутике), если в это же время наступил ренессанс идеологии интеллигенции (появились диссиденты) - то к началу семидесятых годов завершилось усвоение эстетики хиппи, и появились их первые подлинные представители (западного образца). В это время рок был ещё преимущественно англоязычным, и слово "хиппи" было ключевым. Спонтанно начала практиковаться вписка, широко распространился автостоп.

Понятия "системный пипл" и "хиппи" близки, но отнюдь не равнозначны. Система была реальным общественным образованием, а хиппи - скорее символом её идей, объектом мифологии (как легендарные предшественники). Связь с "американской идейной струёй" на самом деле представляется очень сомнительной - но с точки зрения живого, целостного мифа это "факт".

Советские хиппи дали толчок возникновению Системы - российского, опять-таки, феномена. На этом историческая роль хиппизма в СССР была исчерпана.

Такой феномен узнавания себя в Другом можно объяснить стремлением уйти от тяжкого наследия интеллигенции: от тяги к политическому экстремизму. Пацифизм американских хиппи послужил хорошей прививкой от болезненной революционной традиции.

Вообще русские "нигилисты" ("неформалы" 19 века) имели очень много общего с хиппи: от free love до эпатирующих обывателей манеры одеваться и поведения, отрицания классовых предрассудков - и утверждения равенства полов. Проклятием этого движения была тяга к насилию. Сильной же стороной - опора на разум, на текст (в качестве их "сейшенов" выступали лектории, чтения рефератов или литературных произведений - почти как у битников). На волне литературоцентризма и нелегальных журналов, на волне пристального внимания к тексту формировался, как известно, критический реализм. Русский рок можно определить как прямое его продолжение. Влияние же идеологии разночинцев на советского человека шло как прямо, непосредственно: через школьную программу по литературе, так и опосредованно, через марксистский утопизм, через книги по истории...

 

Потом в СССР что-то произошло... Энергия трёх основных источников слилась в один поток и родилась Система. Осуществилось критическое осмысление идей хиппизма, их интеграция с традицией интеллигенции. Рок стал русскоязычным (хотя в музыкальном отношении он оставался подражательным), и из его симбиоза с авторской песней родилась рок-акустика. Возникли первые настоящие флэта: на них стали регулярно проводиться квартирники.

На всём протяжении семидесятых Система бурно развивалась, путём проб и ошибок формируя собственную, оригинальную идеологию - и во второй их половине зародился самобытный русский рок. Понятие "пипл" стало определяющим: если кто-то декларировал себя как хиппи, уточняли, системный ли он.

Помимо представителей движения, ещё встречались не причислявшие себя к Системе хиппи западного образца. Но движение стало полностью самодостаточным, обрело бытие-для-себя, вне зависимости от Другого. Появились специфически Системные коммуны, стали проводиться сейшена: поначалу камерные, только для своих, вскоре они начали захватывать в свою орбиту всё большее и большее количество людей. К концу семидесятых Система была готова к творческой экспансии, и только внешнее давление со стороны режима сдерживало её.

 

Системный пипл и свой человек

Идеал человека был гораздо шире представления о безупречном представителе движения как такового. Считалось, что Система - отнюдь не единственный путь для развития личности, и этот путь подходит не для всех. Она признавалась в качестве катализатора развития, жизненного этапа - но никак не в качестве смысла всей жизни.

Система позволяла человеку жить - ради высших целей - в положении маргинала, но не заставляла оставаться в этой роли навсегда. Напротив: переходный, временный характер нахождения в Системе полностью осознавался ищущими (только подвижник мог оставаться в движении сколь угодно долго). В большинстве же случаев человек со временем покидал Систему, оставаясь для пиплов союзником и другом.

В главном пункте никакой разницы между системным пиплом и своим человеком не существовало. Считалось, что тот , кто живёт по любви, живёт правильно - а без неё всё остальное полностью теряло смысл (и потуги на духовное развитие, и творчество). Поэтому при встрече с новым человеком, прежде всего, обращали внимание на его поступки в отношении других: пытались понять, насколько он альтруистичен. Если в человеке обнаруживалось это качество, пиплы считали его полностью заслуживающим доверия, достойным всяческой поддержки: и моральной, и материальной. Системный пипл и свой человек различались разве только тем, что первый всегда активно поддерживал деятельность движения - а второй мог не иметь к нему прямого отношения.

Те, кого называли своими людьми, уже всегда работали, имели профессию или владели ремеслом (как минимум - учились). Они были самостоятельны, но находились внутри социума - это было главное отличие. Система не навязывала всем и каждому один определённый образ жизни: движение лишь декларировало, что свободный человек предпочитает находиться в стороне от власти и контроля.

Для того, кто полностью определился в духовной области и как-то адаптировался в социальной среде, участвовать в движении было необязательно. Такие люди находились где-то рядом, но занимались своими делами. У каждого из них была своя определённая "специализация": общались они в первую очередь с теми, кто проявлял интерес к их деятельности (помогая им пройти такой же путь).

Но эти люди были для движения своими: и их отстранённость от бурлящего котла Системы никогда не вызывала нареканий. Эта отстранённость объяснялась их желанием сконцентрировать усилия в избранном русле, и продолжать своё дальнейшее развитие, не отвлекаясь на второстепенные детали: такая позиция не противоречила идеалам движения (она была логическим продолжением, итогом успешно осуществлённого поиска).

Для движения контакт с подобными людьми был величайшим благом, так как именно от них шла информация, и именно они помогали отыскать свой индивидуальный путь другим. Чем больше было их вокруг Системы, тем больше было возможностей для углублённого поиска, тем шире был выбор.

 

Жизнь Системы

Системный образ жизни полностью реализовывался лишь в коммунах, на флэтах, в процессе вписки. Высшим его проявлением, апогеем активности, было создание коммун - а без флэтов и вписок вообще не могло быть Системы.

Можно разделить системные традиции (в порядке убывания их сложности) на четыре пары соответствий:

  • коммуна - сейшн,
  • флэт - квартирник,
  • вписка - стрит,
  • тусовка - автостоп

Первый член диады соответствует осёдлой жизни в городе, второй связан с практикой путешествий. Две первых диады отражают уровень творческой реализации, две последних - уровень поиска.

 

Коммуна - сейшн

Коммуной было добровольное объединение людей: с целью катализации творчества в процессе совместного проживания.

Системная (в полном смысле слова) коммуна могла преследовать лишь творческие цели. Поставив во главу угла духовность в чистом виде, она становилась религиозным сообществом, а её создатели переходили из движения в разряд "своих людей" (в случае же синкретических спекуляций возникал ещё один "мистический" пустоцвет). Система не была ни церковью, ни партией: религиозной проповедью, политической борьбой она не занималась. Это были не её задачи: отдельные пиплы могли входить в религиозные общины или вовлекаться в акции протеста - это было их личным делом - в целом же движение служило только целям поиска и творчества.

Движение выработало общие принципы организации коммун, знание которых помогало уменьшать количество конфликтов:

1) Коллективное творчество (являвшееся основой для объединения, его причиной и конечным смыслом) должно было начаться до формирования коммуны. Коммуны, созданные в расчёте на будущее "откровение", без чёткой цели, вскорости захлёбывались в бытовых проблемах и мелочных дрязгах. У них не было собственной "атмосферы": участников охватывала скука и апатия. Люди знали, чем они хотели вместе заниматься: выступать на сейшенах, записываться (типичные коммуны создавались рок-группами), проводить спектакли, снимать фильмы (коммуны театральных трупп), организовывать выставки, акции (объединения художников), устраивать чтения, издаваться (поэты и прозаики). Первый шаг в искусстве каждый человек должен был сделать самостоятельно: коммуна подразумевала уже некий результат духовных поисков её участников - их творческий выбор. Целью объединения был единый порыв, взаимовдохновление, усиливание "горения": чтоб быть услышанными. Деятельность коммуны была направлена вовне, на окружающее общество.

2) Должна была соблюдаться одинаковая степень участия и распределения обязанностей. Каждый активно участвовал в общем деле, делал всё, что только мог: и в том, что делал лучше остальных, был лидером. Постоянного, универсального лидера не было. Обязанности и права распределялись равномерно: каждый специализировался на чём-то своём, а неприятные, рутинные работы (точно так же, как координирующие функции) выполнялись пиплами по очереди. Каждый должен был уметь работать и уметь руководить: в коммуне все были равны, и каждый был хозяин.

3) В коммуне еда была общей, и существовала общая касса для поддержки творческой деятельности; для оплаты жилья, коммунальных услуг; на "чёрный день". Совместно покупались вещи, необходимые для творческой деятельности коммуны - если же они принадлежали одному из участников, то свободно использовались в целях этой деятельности. Использование чьих-либо ресурсов в личных целях требовало согласования с хозяином. Частная собственность сохранялась: общими могли быть только те предметы, которые были необходимы для совместной деятельности - они приобретались совместно. (Немотивированное обобществление лишь усложняло жизнь коммуны. Дело не в привязанностях: это просто требовало создания органов управления - по крайней мере, выдвижения "председателя колхоза", что плохо гармонировало с задачами движения).

4) Коммуна устанавливала ту или иную форму сексуальной дисциплины. Если участники обходили этот вопрос стороной, то впоследствии он становился источником постоянных конфликтов и внутреннего напряжения. В идеале, коммуна строилась из стабильных моногамных пар. При наличии детей это условие становилось обязательным, ведь моногамная семья подходит для заботы о ребёнке идеальным образом. Родителей клан заменить не мог. Общение с другими семьями было полезно для детей, но собственной семьи не отменяло. Воспитание детей в условиях группового брака ставило перед ними множество культуральных проблем, впоследствии осложняя жизнь в обществе. Поэтому, как только появлялись дети, сексуальные эксперименты прекращались.

5) В коммуне исключалось потребление наркотиков, и резко ограничивалось потребление спиртного. Там, где люди вовлекались в наркотизм или уходили в запой, неизбежно возникали проблемы с окружением, неизбежно появлялся криминал. Благодаря наркотикам и алкоголю в орбиту общения попадали различные тёмные личности, которые несли с собой серьёзные проблемы для пиплов; наркотики также давали властям лишний повод, "зацепку" для борьбы с инакомыслием.

6) Человек нёс личную ответственность за тех людей, которых он привёл в коммуну в гости - и, тем более, на вписку. Вписать могли только хозяева: если не было ни одного из них, то территория коммуны закрывалась для гостей (на ней могли остаться лишь доверенные люди - и, при разрешении хозяев, вписанные ранее). Спорные вопросы, касающиеся людей, решались участниками коммуны коллективно, за закрытыми дверями (чтоб не умножать обид). "Выписка" осуществлялась большинством голосов. Приём новых участников - единогласно.

7) Коммуна избегала привлекать к себе внимание; держалась на дистанции от общегородской (не Системной) тусовки. Общим достоянием становились результаты творчества пиплов, а не их личная жизнь. Влиять на общество своим примером не означало выставлять себя напоказ: скорее, это понималось как открытость и готовность к диалогу, как готовность рассказать о принципах в ответ на искреннюю просьбу. Пиплы всегда были где-то рядом, но не мозолили глаза своим присутствием. Организаторы коммун были сосредоточены на творчестве; общались преимущественно с теми, кто уже нашёл свой путь. Между тусовкой и коммуной был особый "фильтр" из доверенных людей (посредников): у неё была сильная аура, группа поддержки. Как правило, путь к той или иной коммуне открывался на флэтах, а не на уличной тусовке. Чем крупнее был город, тем важнее становился "фильтр" для выживания коммуны.

8) Коммуна мыслилась как городской феномен. Для её существования был жизненно необходим поток свежей информации, связь с культурной жизнью, связь с Системой в целом: это было возможно только в городских условиях. Если коммуна организовывалась в сельской местности, в её состав всегда входила городская часть в ближайшем центре ("представительство") - иначе творчество было обречено на затухание.

9) В коммуне апробировались новые формы социального взаимодействия (она всегда шла дальше Системной традиции, обогащая её). Шёл алхимический процесс взаимопревращений мифа и реальности. Как правило, он отражался в самиздате: в декларациях и манифестах.

10) Коммуна всегда была временным образованием. При достижении творческой цели она передавала эстафету новым коллективам (часто отпочковывающимся от неё) и самораспускалась. Ведь в коммуне получал своё развитие порыв, а он не мог быть вечен! Негативный опыт не достигших ничего коммун был для Системы так же ценен: это помогало корректировать идеологию движения, не повторять ошибок.

 

Коммуны организовывались ядром движения: творческими пассионариями. С их деятельностью связывались такие явления, как сейшн, выпуск магнитоальбома (или самиздата). Без подобных результатов коллективное проживание становилось вообще бессмысленным: для коммуны проявляться в культурной жизни города было насущной необходимостью. Часто успешная коммуна лежала в основе рок-клуба (что отличало его от богемного творческого объединения) - и располагалась в его помещении. Рок-движение было шире Системы как таковой, но именно она его поддерживала в лучших проявлениях: поэтому на фоне кризиса движения почти угас и русский рок.

Акции проводились по определённому сценарию, имели под собой традицию. Например, структура сейшена, как правило, была трёхчастная: сначала шла акустика, потом "электричество", и, наконец - тяжёлый рок (по возрастанию "давления"). В этом проявлялось желание организаторов построить действо так, чтоб каждый был услышан и воспринят (прямая противоположность тактике "разогрева", применяемой в шоу-бизнесе). Средства шли лишь на аренду зала и жизненные потребности исполнителей (чтоб не умерли с голоду) - это не было бизнесом. Часто проводились и вовсе бесплатные (даже убыточные для организаторов!) мероприятия. Функцией сейшена было - воздействовать на широкую аудиторию.

Никто не видел ничего плохого в честном профессионализме, но такая деятельность уже не являлась прерогативой Системы. Профессиональные рок-музыканты уходили из движения в иные сферы - но само рок-движение, как таковое так и не смогло сформировать единого самосознания и как-либо оформиться. Система же была устойчивой. Когда русский рок "разорвал пуповину", связывавшую его с Системой - он подрезал себе корни. Эта форма творчества носила принципиально коммунитарный характер: не случайно говорили именно о группах, не случайно выступающие соло (исполнители акустики) стремились к сотрудничеству с каким-либо составом. Сам сейшн, опять-таки, был коллективным действом: одна из причин, почему именно русский рок стал символом Системы, заключалась в способности песен создавать основу для установления контактов. В ходе сейшена аудитория вовлекалась в активное восприятие произведения, соучастие с исполнителем (коллективный танец был формой невербальной коммуникации людей друг с другом; а также обратной связи аудитории с автором) разговоры же в перерывах (да и на фоне музыки) служили ещё большему сплочению собравшихся людей. Текстуальный характер русского рока, его содержательность, давали основу для последующего общения, совместных действий: текст давал толчок.

Одним словом, этот жанр искусства был связан с социально-психологическим измерением не меньше, чем с измерением эстетическим.

Записи рок-групп в восьмидесятые годы доходили до самых глухих уголков СССР. При этом исполнители не думали ни о какой защите прав по части тиражирования: чем большее количество людей могло их услышать, тем лучше было для общего дела.

В самиздате же фиксировалась, обсуждалась идеология Системы, выносились на обсуждение её насущные проблемы. Главное же - концентрировались новые идеи: без самиздата движение не могло развиваться. Точно так же, как и магнитоальбом, самиздат имел свою традиционную структуру. Полностью удачный номер обязательно включал в себя теоретическую статью (концептуальное ядро), некое эссе (создающее общую атмосферу), статьи о конкретных культурно значимых событиях (например, фестивалях) и рецензии (статьи о группах), интервью с участниками. Формула "концепция-атмосфера-события-творчество-люди" являлась классической для самиздата.

Кроме русского рока существовала ещё одна сходная разновидность искусства: рок-эссеистика (в отличие от рок-журналистики, непосредственно не связанная с освещением музыкальной жизни). Точно так же, как рок-музыка, самиздат не был исключительно прерогативой Системы (он существовал в литературно-поэтических кругах всегда, и как явление оформился ещё в пятидесятые: задолго до возникновения Системы). Но именно движение придало этому явлению самодостаточную форму.

Системный самиздат шёл дальше аннотации концертов или публикации непризнанных в литературном мире авторов. Он освещал определённый образ жизни: "склеивал" воедино культурный миф, придавал ему целостность и законченность. Если рок был душой творческого андеграунда, то самиздат был его рупором. Копирование отдельных материалов номера читателями никогда не ограничивалось: приветствовалась и перепечатка их без всякого согласования с редакцией и автором (только с их указанием) в других изданиях. Самиздат был экспансивен - точно так же, как и русский рок. Именно направленность на максимальное распространение информации без связи с личной выгодой (а часто и в ущерб ей) отличает самиздат от прочей периодики - где вопрос вознаграждения принципиален для автора, а редакцией ценится эксклюзивность.

Итак, творческая жизнь коммуны имела внешнюю направленность: её влияние выходило за пределы андеграунда и ощущалось в городе, где она находилась. Если этого не наблюдалось - значит, коммуна была неудачным проектом: в идеале же, её участники должны были оставить и какой-то след в культуре.

Впрочем, это справедливо для эпохи "перестройки". В семидесятые ни о каком ощутимом влиянии в городе не могло быть и речи: вся культурная жизнь проходила как раз в андеграунде. Но это были внешие обстоятельства, внутренняя установка же коммун всегда была экспансивной. В семидесятые они были сжатой пружиной, в восьмидесятые - смогли проявить свой творческий потенциал.

 

Флэт - квартирник

Подобная деятельность могла осуществляться также на флэтах, но не была для них настолько же необходимой: если все коммуны представляли собой творческие центры, то флэта были (в первую очередь) центрами поиска. Его направленность зависела от интересов хозяина. Невидимая паутина связей между системными флэтами опутывала всю страну: в любом районном центре был как минимум один подобный дом, а в крупных городах - десятки. На флэта активно приглашались свои люди: те, кто мог о чём-то рассказать, прочитать импровизированную лекцию, одним словом - те, кто помогал осуществляться поиску. Здесь устраивались чтения, дискуссии, формировались (если позволяли средства) библиотеки, аудиотеки. Если влияние коммун распространялось за пределы андеграунда, на "большое общество" - то флэта работали на мир Системы. Их активность была направлена внутрь движения (если сейшн был открыт для всех желающих, то квартирник - только для узкого круга ценителей).

Квартирники работали на субкультуру. Творчество, представляемое на флэтах, чаще было интересно лишь самим духовно ищущим. На квартирниках "обкатывались", совершенствовались новые программы: песни, что на них звучали, становились позже общим достоянием на сейшенах. Коммуны так же проводили подобные мероприятия на своей территории, но для них была важней уже организация сейшенов (часто этому соответствовал переход из "акустики" в "электричество"). При этом и коммуны, и флэта активно занимались впиской.

Квартирник в традиционном понимании проводился только для своих, пиплы осуществляли добровольные пожертвования (часто - пищей): совесть им не позволяла допустить, чтоб творческие люди голодали. Однако, проводились и платные квартирники: они были открыты для всех. Но оплата выступления не означала то, что это был коммерческий проект: разбогатеть на квартирниках было абсолютно невозможно. Просто аудитория поддерживала творческих людей, и ради общезначимого творчества им позволялось сделать эти выступления своей работой, источником средств существования.

На флэтах были сформированы определённые традиции. Альбомы переписывали всем желающим - кассеты же давали в руки только хорошо знакомым людям (иначе аудиотека быстро "таяла"). Книги давались только тем, кто серьёзно интересовался данной областью: при этом оговаривался срок, и хозяином делалась запись. Книги и кассеты не передавались: они были только у того, кому хозяин лично их давал (за исключением тесного дружеского коллектива). При их утрате было принято дарить хозяину какой-либо эквивалент.

 

Вписка - стрит

Флэт был, по определению, таким местом, где возможна длительная вписка, и были открыты двери как для Системных пиплов, пришедших с трассы (даже не разделяющих интересов хозяина) так и для своих людей, имеющих сходные интересы. Вписка же была лишь временным приютом, и устраивалась в домах тех пиплов, которые жили с "цивильными" семьями (если это не было насилием над родственниками), в студенческих общежитиях (с мягким режимом), или осуществлялась своими людьми (при общности интересов со вписчиком).

Вписка была для Системного пипла важнее автостопа: сначала нужно было помогать другим, а уж потом и самому рассчитывать на чью-то помощь (путешествовать).

Тот, кто не был свободен осуществлять вписку, не реализовывал Системный образ жизни как таковой. В этой ситуации пиплу нужно было что-то менять: снимать вместе с другими (вскладчину) дом, где он мог беспрепятственно вписывать, например. Если же человек принципиально не хотел вписывать - он не был Системным пиплом вообще.

Существовало правило "вписывать больше, чем вписываться". Это позволяло вовлекать в движение тех, кто реально нуждался в помощи: выходцев из социальных низов, беглецов из деревни и депрессивных регионов - тех людей, для которых оно было едва ли не единственным шансом приобщения к культурной жизни. Открытость по отношению к выходцам из народа, самородкам, была отличительной чертой Системы: коммуны, флэта, вписки не должны были перегружаться, чтоб для подобных - родственных - людей осталось место.

К тому же только тот, кто сам (и длительное время) вписывал, мог осознать, насколько тяжело и сложно быть хозяином флэта - он становился в результате ответственным, "беспроблемным" вписчиком.

Вписка была фундаментальной Системной традицией: в этом процессе отражалась вся идеология движения. Любой её отдельный пункт можно проиллюстрировать конкретным примером из области вписки, и связанных с этим процессом проблем. Вписка была наглядным выражением любви и гуманизма: человек, сознательно её практиковавший, был человеком серьёзным во всех отношениях - и полностью заслуживающим доверия. Такие люди были костяком движения, его основой.

Вписка (в чём состоит её уникальность) была открыта для незнакомых людей, а не просто для личных друзей. Именно это и требовало существования чётких критериев оценки, так как времени на долгие размышления не было: дилемму "вписать - не вписать" приходилось решать безотлагательно. Заслуживающий заботы, достойный человек не должен был остаться на улице. Чужак (агрессивный, эгоистичный, недалёкий человек) не должен был проникнуть внутрь движения. Всё было очень серьёзно. Система имела дело с реальной жизнью и реальной смертью.

Если пренебрегали критериями оценки человека, и хозяина подводило чутьё, флэт неизбежно превращался в притон: где, кроме пьяниц и "торчков", вскоре начинали появляться уголовники. В лучшем случае это заканчивалось серьёзным конфликтом с соседями, "мордобоем". В худшем - проливалась кровь при столкновениях с блатными; или же хозяина флэта судили в связи с найденными в ходе обыска в чьей-то сумке наркотиками или даже краденым… (Поэтому существовало правило не оставлять вещей малознакомых гостей в доме).

Пиплы договаривались друг с другом о вписке того или иного человека, направляя его с одного места на другое до тех пор, пока не находилась подходящая среда (флэт, коммуна). Если же в городе не жили люди с соответствующими интересами, то, отдохнув после дороги, приезжий отправлялся дальше - продолжать свой поиск. Бессмысленное "зависание" на вписке не приветствовалось.

На уличной тусовке (если специфически Системной не было) всегда присутствовал какой-то пипл: человек, который наблюдал за приезжающими в город. Он, будучи доверенным лицом, впоследствии и приводил гостей на подходящий флэт, устраивал на вписку (в первую очередь, конечно же - к себе). Это позволяло приезжим не теряться в незнакомом городе.

Наугад, как правило, не ехали: было заранее известно, какие в том или ином городе есть творческие коллективы. Люди переписывались: обменивались самиздатом, делились новостями и предупреждали, кто идёт по трассе. Получив известие о том или ином посланнике (представителе Системы какого-то города) пиплы посменно дежурили на том флэту, куда он был направлен их друзьями - ждали гостя.

Вписка без оценки личности пришедшего всегда была опасна. Иногда, руководимые любовью, люди рисковали (не вписать человека зимой, или ночью в опасном районе могло означать его гибель). И, конечно же, расплачивались в случае ошибки. Вписка же без наличия каких-то общих интересов означала риск возникновения бессмысленных конфликтов.

Если в городе была действительно налажена Система (оперативная связь между флэтами и местами вписок ("цепочки"), компетентное посредничество между ними и тусовкой, связь с пиплами из соседних городов, возможность ошибок и сбоя была минимальной. Духовно ищущий мог сразу же попасть в необходимую среду.

Не оставить своего собрата на улице было делом долга (пипл был обязан позаботиться о вписке другого Системного человека: если это было невозможно сделать самому, то он просил кого-то из своих друзей). Забота же об искреннем духовно ищущем (не успевшим познакомиться с Системой), или вписка своего человека - были естественным проявлением альтруизма. В принципе, пипл мог бы этого не делать (обвинять никто не торопился бы), но в его душе остался бы плохой осадок, это было против совести - и, в целом, заботиться о родственных душах в Системе считалось необходимым делом.

На практике, вписывали и Системных пиплов, и своих людей: первых, разве что, дольше. Предполагалось, что свой человек вскоре найдёт себе подобных (художник - свяжется с богемой, писатель - с интеллигенцией, верующий - с единоверцами) и люди его круга о нём позаботятся.

Свои люди из вышеописанных трёх сфер заботились подобным образом и о пиплах: пока те не выходили на контакт с движением.

Вписка остальных, не подпадающих под определение пипла и своего, была вопросом личной мудрости. Кто мог о ком-либо реально позаботиться - заботился. Но бестолковой мизантропией движение не занималось. (Так, вписка спившихся бомжей являлась бессмысленным занятием, как и вписка озлобленных (считающих, что все им "должны") недавних зеков. Эти люди просто не ценили помощь: в лучшем случае начинали паразитировать, а в худшем - предавали своих же благодетелей. Помочь этим людям может лишь человек сходной судьбы. Остальным лучше не пробовать!)

Если встречался человек, наделённый любовью, духовно активный - но несамостоятельный, моральная помощь была важней материальной (старались "не кормить человека постоянно рыбой, а учить ловить её самому"). Его не вписывали на длительный срок (предполагалось, что такие люди не должны куда-то ездить) - но с ним общались, старались помочь определиться: стать реально более свободным, независимым.

Если же встречался добрый, работящий человек - но ничем серьёзно не интересующийся, ему считалось целесообразней помогать материально, но не тратить на общение с ним много времени: таких людей, опять-таки, не вписывали слишком долго (просто жить, работать можно было там, где ты родился - если человек куда-то ехал, он должен был что-то из себя представлять, или что-то серьёзно искать).

Одним словом, вписка человека, отвечающего, кроме главного критерия оценки (любви) лишь одному из двух других, считалась делом совести. Никто не мог кому-то посоветовать, как нужно поступать в конкретном случае: всё делалось интуитивно. Правила служили только общим ориентиром).

Итак, живя осёдло и работая, пипл вписывал у себя приехавших собратьев по Системе. Он предоставлял им возможность отдохнуть с дороги (на два первых дня гости освобождались от работы по хозяйству). После этого вставал вопрос о продолжении вписки - или поиске альтернативного места ночлега. Хозяин сам предлагал гостю остаться: если же этого не происходило, тому нужно было искать другое пристанище, или продолжать своё странствие дальше. В том случае, если прибывший вызывал доверие, но местный пипл не мог его по внешним обстоятельствам вписать (или не мог продолжать дальше вписывать) - он рекомендовал приезжего своим друзьям. Если человек в дороге заболел, если на дворе была зима, если это была совсем юная девушка (или же герла с ребёнком): о приезжем заботились, разумеется, всеми возможными средствами. В этих ситуациях всегда делились пищей даже спустя два-три дня после прихода на вписку (в остальных случаях она добывалась совместно).

Совместное ведение хозяйства и совместное добывание пищи были общей практикой в Системе. Постоянный, неиссякающий поток гостей делал невозможным обычное гостеприимство, при котором с пришедшего в дом "сдувают пыль" и всячески ублажают: да и гости, порой, были самыми неожиданными для хозяина.

Так как никто человека не звал в другой город, он брал на себя часть ответственности за общее благополучие, заботился об общем котле: этой цели служил, в частности, стрит: заработок уличного музыканта. (Не путать с попрошайничеством! Системные пиплы работали, а не нищенствовали. Традиция стрита, при внешней простоте, включала в себя целый комплекс навыков: общения с урками, нейтрализации агрессии, взаимодействия с милицией. Существовала масса тонкостей, которые следовало учитывать. Так, уголовнику нужно было смотреть при разговоре в место чуть выше переносицы, в лицо (иначе это было бы "съезжанием", предосудительной увёрткой), но не прямо в глаза (что воспринималось бы как вызов). Или ещё один нюанс: выходец из южных районов прямой взгляд женщины в глаза мог ошибочно принять за приглашение к интимному знакомству. Всё это должен был прекрасно знать стритующий. Он также должен был освоить некий ходовой репертуар, знать несколько "умиротворяющих" тот или иной контингент песен - равно как и иметь нераздражающий окружающих облик).

Навыки стритования были тем минимумом, обладая которым человек имел право куда-либо ехать (или он должен был знать другие способы честного заработка).

Если приезжий пипл оставался в городе, спустя какое-то время он искал себе работу (в чём ему активно помогали местные жители) и, наконец, с такими же, как он, приезжими пиплами, вскладчину снимал отдельный флэт. Цикл повторялся: возникало ещё одно место для вписки.

Но пока приезжий оставался жить в гостях, он никого с собой не приводил (других приезжих он знакомил с местными пиплами, и решение о вписке принимали они). Пока им не были установлены близкие дружеские отношения с хозяевами, он должен был утром, вместе с ними, покидать помещение (если от них не поступало предложения остаться) и забирать свои вещи - вечером же приходить не слишком поздно, и, разумеется трезвым. Гость должен был не создавать проблем, не быть обузой.

Вообще в другой город ехали знакомиться с его культурной жизнью, осуществлять свой поиск, выступать, знакомиться с людьми, обмениваться опытом: не отдыхать, не праздно "зависать" у кого-то на вписке - а интенсивно работать над своим развитием; делиться творческими результатами с другими.

Впоследствии человек должен был готовиться к ответному гостеприимству. Существовало правило "тебе помогли один раз - а ты помоги другим два" (моральный долг при этом возвращали не конкретным людям, а Системе в целом). В результате движение самовоспроизводилось и ширилось: шла передача традиций взаимопомощи.

 

Тусовка - автостоп

Итак, вписка уравновешивалась стритом. Осталось рассмотреть последнюю диаду традиций: тусовку и автостоп. Они находились на самом внешнем, бросающемся в глаза уровне системной жизни, будучи "верхушкой айсберга".

Путешествия в Системе выполняли вспомогательные функции: во время странствий пипл осуществлял свой поиск, или делился творческими результатами с другими. Автостоп был неразрывно связан с впиской. Пипл мог вообще не путешествовать - но не вписывать он не мог; это было обязанностью каждого участника движения. Традиция собираться на улице (что, в частности, позволяло встречать приезжих и сразу же предоставлять им ночлег) тоже была вспомогательной - поэтому автостоп и тусовка упоминаются в тексте в последнюю очередь.

Если традиции организации коммун (проведения сейшенов, выпуска самиздата) и создания флэтов (проведения квартирников) ассоциировались с духовной активностью (творчеством, духовным поиском); если фундаментальная традиция вписки (и связанного с ней стрита) были проявлением любви (взаимопомощи), без которой нельзя говорить о духовности - то традиции тусовки, автостопа были зримым проявлением свободы.

Свобода определялась через утверждение, а не через отрицание: как создание условий для взаимопомощи и творческого развития. Поэтому забота о других (вписка) была важнее личностной свободы для абстрактного духовного поиска. Свобода без любви считалась ложной. Человек, в первую очередь, оценивался с точки зрения проявлений любви, а не творческой активности - и, только в последнюю очередь, с точки зрения личностной свободы.

Итак, традиции тусовки и автостопа служили целям духовного поиска (творческого подвижничества) и помощи в осуществлении оного.

Тусовкой было место (как правило, в центре города или на набережной - иногда в каком-нибудь кафе) куда каждый человек, имеющий какие-либо интересы в гуманитарной области, мог свободно прийти. На тусовках можно было получить культурно значимую информацию: это были входные врата андеграунда. В крупных городах они были ежедневными, а в городах поменьше собирались раз в неделю.

Главной функцией тусовки был обмен информацией о текущих событиях культурной жизни (в самом широком диапазоне) и новых интеллектуальных веяниях. Общение осуществлялось на основе уже сформированных, конкретных интересов. Здесь можно было найти выходы на ту или иную среду или найти творческих единомышленников. И, наконец, сюда приходили приезжие в поисках вписки. На тусовке всегда присутствовали посредники, знакомящие тех или иных людей друг с другом. Каждый флэт, коммуна стремились иметь таких доверенных лиц.

Без наличия тусовки процесс вписки становился затруднительным, а новые люди вообще не могли получить необходимую помощь (одной из целей "тусования" всегда была - дать обделённым судьбой шанс на приобщение к культурной жизни). Автостоп без тусовки мог не найти своего завершения: в "пустынных" городах нельзя было продолжить свой духовный поиск, и трудно было поделиться творческими результатами. Если внутренней целью тусовки была помощь другим, то автостоп был на неё расчитан. Он всегда поэтому был чем-то мотивирован.

Как способ передвижения, он был продиктован безденежьем: человек же со средствами мог и сам о себе позаботиться. При наличии денег путешествовать автостопом и рассчитывать на вписку - эстетство и паразитизм.

 

Упадок движения

Внутри движения исторически складывалось два крыла: реформистское (творческое) и популистское (люмпенизированное). Для первого ключевым было понятие пипл, для второго же - хиппи (настоящие хиппи тогда уходили со сцены). В этом внутреннем размежевании заключались зёрна будущего кризиса. Если реформистское крыло окончательно оформило идеологию движения: оно стремилось изменить культуру - то популистское крыло Системы во главу угла поставило абстрактную свободу (от чего-то - а не для чего-то), акцентируясь на эпатаже и протесте, на бродяжничестве; зная лишь обычную корпоративную сплочённость; подменив духовный поиск (творчество) наркотиками. Количество бездельников и паразитов возрастало с каждым годом: они впоследствии и стали т.н. "олдовыми".

Знание тонкостей социального взаимодействия со временем могло превращать пипла в своекорыстного лидера. Но не обязательно! Это же самое знание делало человека и просто свободным. Оно не было мистически "отравлено": системный пипл не превращался под его воздействием в типичного олдового. Был выбор: или стать манипулятором, или стать свободным от чужих манипуляций.

Само слово олдовый означает "долго находящийся в Системе". Но если долго - то зачем? По первоначальным представлениям, только для тех, кто находился в состоянии "горения", имело смысл нахождение в Системе: иначе неизбежно наступало "гниение". Имело смысл оставаться в движении, пока активно шёл духовный поиск, или пока осуществлялся прорыв в сфере творчества - только тогда духовный поиск получал свой результат - и завершивший его человек покидал движение, переходя в разряд своих людей.

Когда олдовые провозглашают Систему "особым духовным путём", они приписывают движению неадекватные (и непосильные) функции. Это приводит к непродуктивному синкретизму: мешанине из несовместимых, вырванных из разного контекста частей, и формированию интеллектуального суррогата. За такой солянкой стоит не обладание "универсальной истиной", а коллекционирование поверхностно, вульгарно истолкованных понятий. От Системы в результате отпочковываются тоталитарные культы во главе с новоиспечёнными "гуру", и из неё выходят окончательно запутанные, погружённые в нелепые фантазии люди.

Такой исход можно считать полным провалом духовного поиска.

Но творческий порыв был так силён, что позволял пиплам, не обращая внимания на эту накипь, продолжать спокойно заниматься своим делом. В первой половине восьмидесятых, на фоне гонений на рок, Система достигла полной зрелости - творческого апогея. В это же время оформилось рок-движение как таковое, и в Системе формируется концепция "своих людей". Утопия максимально полно воплощается в жизнь, прошлое Системы окончательно мифологизируется. В движение вливается огромное количество новых людей.

На пересечении Системы, богемы, интеллигенции, религиозных кругов формируется единый творческий, гуманитарный андеграунд: зачаток свободного общества, которому так и не довелось состояться в России.

Во второй половине восьмидесятых рушатся внешние барьеры, и сжатая пружина творческой энергии советского андеграунда стремительно разжимается. Осуществляется глобальное влияние на всю русскоязычную культуру: происходит то, что в шестидесятые уже происходило на Западе. Миф становится достоянием общества в целом, подвижники перерастают уровень движения. Система исполняет свою миссию - всё, это был предел.

А далее вступают в силу исторические обстоятельства: страна разрушается, в искусстве побеждает декаданс. Менталитет народа криминализируется. Система в девяностые годы приходит в упадок и деградирует. Системные пиплы, как таковые, остаются в меньшинстве: побеждает популистское крыло, и наступает хаос. Ядро единого андеграунда распадается: лучшие люди погибают вместе с мифом, или уходят, преисполнившись глубокого разочарования. Большое количество бывших пиплов эмигрирует. Идеология размывается - атрибутика же, наоборот, костенеет. Инициатива оказывается в руках у олдовых: люмпенизированные, полууголовные элементы захватывают власть в Системе.

Сегодня движение, как единое поле традиций и связей, больше не существует: напротив, сохранение последних островков Утопии возможно лишь в глубинке, вдали от главных магистралей (вопреки агрессивному окружению и оголтелой массе автостопствующих "хиппи"). Деятельность Системных подвижников в наше время является подвигом. Удивительно, но эти люди всё ещё встречаются! Сегодня они - редкое исключение для Системы.

Итак, если во время расцвета Системы на одного пипла приходилось, возможно, несколько имитаторов - то сегодня эта пропорция увеличилась в несколько раз. При размывании идеологии это можно называть уже не кризисом, а агонией.

Когда Система потеряла изначальную идеологию и перестала следовать своим задачам, она утратила и обрамление из творческих людей: внешне малозаметную, но значимую ауру. Само же движение замкнулось на символике, на прошлом, обросло стереотипами и предрассудками.

 

Итоги

Избавиться от всех напластований, налипших на системную доктрину, вряд ли представляется возможным: следовательно, движение обречено на деградацию. Наркотики, ленивое безделье, низкий интеллектуальный уровень - устойчивые признаки движения сегодня.

Для молодёжи, тяготеющей к системным идеалам, видимо, настало время создавать иную субкультуру. Ведь Система никогда не возродится в прежнем виде: может лишь начаться новое движение.

Если бы движение отказалось от прежней эстетики и бестолкового бродяжничества, Система сумела бы выжить, сохранив свой дух. Но, видимо, не суждено.

Жаль: это был уникальный агент социализации. Дававший шанс на приобщение к культурному богатству, шанс на интеграцию в культурную среду любому. Сегодня наше общество гораздо в большей степени раздроблено, гораздо в большей степени несправедливо - и при этом социальное образование, ранее смягчавшее подобную несправедливость, оказалось в состоянии упадка.

В России нет такого совершенного, отлаженного механизма компенсации - дающего любому человеку шанс найти свой путь, осуществить свободный выбор - каким в СССР была Система. Может, ему всё же предстоит возникнуть?

Однозначно - новое движение не будет больше называть себя Системой, и наследовать эстетику хиппизма. Оно сможет состояться, только если творчески переработает идеологию предшественников, отбросив всё внешнее - и, тем более, наносное.

Таким движением может стать только движение ненаркотическое, некриминальное, неполитическое; ориентированное на труд и трудолюбие - и избегающее создавать вокруг себя ненужную шумиху (точно так же, как Система, неформальное и децентрализованное).

Когда критикуют ясную, понятную идеологию и чёткие традиции, как правило, приводят в качестве примера страны Запада: где нет какого-то единого, оформленного андеграунда. Конечно! Он там и не нужен: развитые страны создали внутри себя мощнейшие компенсаторные структуры. Там очень тёплое, уютное и окружённое заботой государства "дно" - которое для нас, пожалуй, "небо". А мы с вами - граждане Третьего Мира. Жёсткая жизненная ситуация является причиной и оправданием самоорганизации андеграунда, его идейного сплочения.

Целесообразность этого находится в прямой зависимости от степени несправедливости, царящей в обществе. Чем более оно немилосердно к человеку, тем более ясным и однозначным должно быть альтернативное мировоззрение, тем строже должны соблюдаться традиции взаимопомощи.



Для печати   |     |   Обсудить на форуме



Комментировать:
Ваш e-mail:
Откуда вы?:
Ваше имя*:
Антибот вопрос: 25 плюс четырнадцать равно
Ответ*:
    * - поле обязательно для заполнения.
    * - to spamers: messages in NOINDEX block, don't waste a time.

   


  Никаких прав — то есть практически.
Можно читать — перепечатывать — копировать.  
© 2002—2006.

Top.Mail.Ru   Rambler's Top100   Яндекс цитирования  
Rambler's Top100