II

Зрячим буквам меня начали учить в мои семнадцать лет. Это было очень сложным делом. Я не только не знал очертаний букв, но и не умел строить их образ, когда мне чертили буквы пальцем во всю ладонь. Проблема многих слепых с детства, которая очень затрудняет мне общение с ними. Когда они пытаются у меня по ладони писать, всё разъезжается, понять нельзя.

Умение читать зрячие буквы, когда их пишут во всю ладонь, очень важно. Это сразу на много порядков расширяет круг общения. Не станешь ведь каждого встречного-поперечного дактильному алфавиту обучать. И если знаешь только дактильный алфавит, то общение замыкается в крайне узком кругу. Я, пока не научился понимать письмо по ладони, даже со своим отцом не мог общаться — дактильным алфавитом он не владел, а орать мне в ухо было бесполезно. Брат в то время тоже не умел говорить дактильно.

Мне показывали зрячую азбуку для малышей. Пластмассовые буквы. Я научился различать печатные, а другие — которыми пишут — нет. Особенно, если их соединяют. При письме по ладони буквы не надо соединять — раз; не надо делать строку, а всё писать только в ладонной чашечке — два; очертания букв должны быть как можно проще, значит, печатными — три; размеры — обязательно во всю ладонь одна буква, — четыре; не надо бояться нажимать на кожу ладони (если чертить буквы почти в воздухе, понять ничего нельзя) — пять; не надо стесняться длинных ногтей — даже легче понимается, — шесть... Впрочем, ничего страшного: грамотному человеку привыкнуть легко, привыкание занимает считанные минуты.

Сейчас я понимаю письмо по ладони свободно. На довольно высокой скорости. Натренировался. Это для меня второй основной способ общения, наряду с дактильной речью. А когда учился, никак не мог собрать все эти палочки и кружочки в образ буквы...

Решающий рывок произошёл благодаря Эвальду Васильевичу Ильенкову. Он подсмотрел, что Ольга Ивановна Скороходова, когда ей пишут по ладони, держит вторую руку на пишущей. И предложил мне попробовать так же. Стало легче. Я придерживал прыть пишущего пальца, если терялся. Одновременно я обучал Эвальда Васильевича дактильной речи.

В Загорском детдоме решили придумать умное слово для обозначения письма по ладони. Взяли за основу отрасль медицины, которая про болезни кожи — дерматологию. Получилась дермография — черчение по коже. Я как впервые услышал этот термин, сразу сказал, что там мягкого знака после первого «Р» не хватает.

Рассказал об этом, как анекдот, своему знакомому, тоже любителю сочинять умные слова. Тот решил поправить дело и, что называется, поправил — из кулька в рогожку. За основу взял «хиромантию» — гадание по руке. Получилась «хирография». И — что в лоб, что по лбу: там не хватало мягкого знака, а тут так и хочется первое «И» заменить на «Е»...

Вообще терпеть не могу учёного словотворчества. Совсем свежий пример — термин «смысло-жизненные ориентации». Ещё и сокращённо по первым буквам: СЖО. Ну что учёным, медведь ухо вконец отдавил? Прочитаешь не по алфавитным названиям, а как обычное слово — и с разбега хочется добавить слог... сами догадаетесь, какой. Опять неприличные ассоциации!

Борис Михайлович Бим-Бад, который, когда я уже закончил университет, много лет слушал и ненавязчиво редактировал мою научно-художественную прозу (именно слушал — я читал ему вслух с брайлевских рукописей), специально учил меня не допускать нежелательных ассоциаций. Я и так не любил наукообразное (а точнее — канцелярское) словотворчество, а после уроков Бориса Михайловича и анекдотической «солидности» некоторых псевдо-учёных терминов и вовсе раз навсегда решил для себя — пишу только по-русски: письмо по ладони, смысл жизни. Оно, может, и не очень «солидно» звучит, зато и никакой похабщиной не отдаёт.

В этом я полностью на стороне и Эвальда Васильевича, который терпеть не мог терминологических «изысков», предпочитая держаться определённой терминологической традиции. Недаром в его произведениях часто повторяется прямо-таки ультиматум: что-нибудь одно — либо наука, либо «язык науки». Либо суть дела, либо затемнение этой сути «умными» (канцелярскими, а вовсе не «научными») словесами. Либо всерьёз исследовать и решать проблемы, либо играть в словесное «переодевание» предмета исследования, как дети играют в переодевание кукол. Мы с Эвальдом Васильевичем так не играем.