Вторая смена. Начало

Порыться надо в детях. К нам приезжает готовый материал.

Б. П. Жидков

Наконец наступило время заезда второй смены. Я несколько раз перекрестился, хотя всю жизнь был неверующим и сел в машину. Чем ближе я был от лагеря, тем меньше мне почему-то туда хотелось ехать.

Как я уже сказал — вожатые заезжали за день до приезда туда детей, и вторая смена была не исключение. Мы приехали, нас собрала Татьяна Александровна (повторять я уже не буду — заместитель директора по воспитательной работе), долго нам что-то говорила, а потом мы пошли спать.

С утра вожатые уехали за детьми, я, наученный горьким опытом первой смены пошел в столовую выяснять насчет еды, меня там заверили, что все под контролем — только вожатым в тихий час надо написать заявления, чтобы их поставили на питание.

Где-то в районе обеда приехали дети и началось...

В этом лагере 9 отрядов. По возрасту, как полагается. Первый отряд — самые старшие ребята, девятый — самые младшие. На каждом отряде, как я уже говорил, работали вожатый (наш студент) и воспитатель — сотрудник лагеря. В течение нескольких первых дней смены я с удивлением узнал, что воспитатель на отряде — лицо не постоянное. То есть вожатый все время с детьми — ну за исключением выходного — а воспитатель нет. Допустим три дня один воспитатель, а потом три дня второй. Или пять дней один, а потом пять дней второй. А может и вообще до обеда один, а после обеда второй — такое тоже бывало. Как выяснилось, все зависело от графика работы конкретных воспитателей, который составлялся индивидуально, в соответствии с их жизненными коллизиями.

Воспитатели — это особая категория, я коснусь их чуть позже в последующих главах, а пока отдельно, об особо харизматических личностях.

Неизгладимое впечатление на меня произвел воспитатель 9 отряда, Владимир Васильевич, которого старшие (да и младшие) дети за глаза звали Карлсон. Это прозвище он приобрел за небольшой рост, некоторую полноту, да и вообще за отдаленное сходство с известным мультипликационным персонажем.

С большим удовольствием в первый день второй смены я наблюдал как он считал детей своего девятого отряда. Запустив их в отрядную комнату, он сначала пытался считать их по головам. Но девятый отряд — это дети примерно пяти-шести лет, и пересчитать их по головам не так-то просто, потому что дети в таком возрасте не в состоянии замереть на месте даже на такое небольшое время, которое требуется, чтобы пересчитать их по головам. В общем он пытался сделать это примерно четыре раза, и все время сбивался. На его лице отражалась мучительная работа мысли, потом он решил сменить тактику и выгнал всех детей в коридор. Выловив за шиворот в процессе броуновского перемещения детей по коридору очередного ребенка, он перемещал его в комнату и загибал палец на руке. Это было непередаваемое зрелище. В конце концов у него сошлись дебет и кредит и он успокоился.

Как я уже говорил, в лагере работало невероятное количество взрослых. Все из взрослых (по крайней мере большинство) ставили своей целью во что бы то ни стало продемонстрировать директору свою нужность и важность, т.е. свою бурную деятельность. Среди взрослых, не являющихся воспитателями, но реализующими свое право на труд в стенах этого лагеря, одной из ярких, бросающихся в глаза личностей был баянист. Это был дядечка лет примерно шестидесяти, который в качестве проявления своей творческой индивидуальности играл на своем баяне во все подходящие и неподходящие моменты. В частности первый раз этого талантливого человека я увидел на зарядке, которая вовсю проходила под его аккомпанемент.

Кстати о режиме дня. Утро начиналось с пионерского горна «Подъем», который доносился из динамиков. Как правило, горн игнорировался большинством жителей, и все продолжали нежиться в кроватях до момента прихода воспитателей или вожатых. Воспитатели и вожатые в это время получали заряд бодрости от директора (подробнее позже) и вдохновленные этим зарядом к 8.30 поднимались на этажи, чтобы передать эту бодрость детям. Спустя пять минут после горна в динамиках раздавался голос директора «Доброе утро, ребята!» и лагерь с большим трудом полз на зарядку. Доползали туда далеко не все, часть ребят из старших отрядов по пути скрывались в укромных местах, некоторые на законных основаниях оставались дежурить в палатах, а остальные подтягивались на центральную площадь, в просторечии именуемую «солнышком» и там, строясь в колонны по отрядам, лениво разводили руки в стороны, глядя на бодрого физрука на крыльце. Иногда, в минуты особого душевного подъема к физруку присоединялся директор.

Вслед за зарядкой проходило время личной гигиены, а потом линейка. Это ритуальное действо, пожалуй, являлось подлинной вершиной проявления харизмы директора. В соответствии с ортодоксальными законами жанра все отряды строились либо в актовом или спортивном зале (если дождь) или на «солнышке» (если хорошая погода). Командиры отрядов — были там и такие — правда нигде кроме как на линейке проявления их деятельности я не видел — сдавали рапорта. О том как это происходило я уже упоминал в главе «Первая смена. Открытие», поэтому повторяться не буду. Скажу только, что несмотря на ежедневные повторения однообразной сдачи рапортов и внятного произнесения девизов и названий отрядов достичь так и не удалось. После рапортов и девизов следовали выступления всех желающих из состава администрации. Каждый, вслед за директором, начинал свое выступление с громкого крика «Доброе утро, ребята!» на что, по заведенной традиции ему следовало в ответ нестройное «Доброе утро!» — единственная выкрикиваемая всеми фраза, которую можно было разобрать.

Начинал обычно директор и в зависимости от настроения это либо был «Монолог» либо «Гневный монолог». «Гневный монолог» был чаще, но особого результата он не достигал, поскольку дети, как правило, приехавшие в этот лагерь не в первый, и даже не во второй раз слышали его тоже не в первый и не во второй раз. И знали, что ничего кроме него от директора ожидать не стоит.

После линейки все передвигались в столовую, и только там наступало некоторое оживление. Кормили деток от души, чего нельзя было сказать о вожатых. По настоятельной рекомендации Татьяны Александровны в заявлениях на питание мы указали обед и ужин, поскольку «завтрак многие из детей не едят, зачем вам зря платить за него деньги?» — цитата из слов Т.А.

На самом деле все оказалось далеко не так, потому что во-первых есть вожатым было особо негде. Вместимость этой столовой явно была недостаточна для всех желающих поесть, поэтому администрация и прочие сотрудники питались после детей. Но вожатым-то надо быть постоянно с детьми, поэтому бросить отряд после завтрака чтобы поесть было нельзя. Приходилось как-то ютиться за небольшим столом для взрослых, где могло сесть примерно шесть человек. Вожатых было девять, да еще физорг, ди-джей, ваш покорный слуга... Воспитатели еще обычно претендовали. В общем с едой — это как удастся.

После завтрака в распорядке наступал полный хаос. По идее были расписаны музыкальные часы, спортивные соревнования и прочее отрядное время. Но в жизни все было не так. Я уже говорил, что жизнь этого участка счастливого детства резко отличалась от описаний на бумаге — вот это был один из таких случаев.

На самом деле начинали работать кружки. Кружки директор считал гордостью и основной движущей силой своего лагеря, поэтому кружки были святым. Посягать на пребывание ребенка в кружке было нельзя. Способом борьбы с любой детской проблемой — скука-ли, тоска по дому или иная депрессия — был кружок.

Кружков в этом лагере было великое множество. От банальных «Макраме», «Оригами», «Изо», «Выжигание» до экзотичных «Стрелкового», «Юный рыболов», уже упомянутый «Юный барабанщик», ну и вне конкуренции конечно был «Компьютерный». Дети там естественно не обучались компьютерному делу, что в общем-то по идее должно происходить в кружке, а играли по сети в разные бегалки и стрелялки. Кроме того, была игротека. Там тоже играли в бегалки и стрелялки, но только не на компьютерах, а на игровых приставках.

В связи с этим, как только заканчивался завтрак младшие дети (примерно с третьего отряда и младше) разбегались по кружкам и выковырять оттуда их не могли никакие силы. Старшие располагались на диванах в холлах, в курилке и в прочих местах где можно было сидеть или лежать и неторопливо общались.

В связи с этим мероприятия распорядка, такие как соревнования по пионерболу и футболу которые доблестно без устали организовывал физрук, музыкальные часы и другие элементы программы мягко саботировались. Нет, в них кто-то все-таки принимал участие, но это были лишь редкие осколки общей массы детей — те, кому не хватило мест в игротеке и умения вовремя скрыться от настойчивых призывов физруков, воспитателей и вожатых.

Каждое утро директор на планерке распалялся на тему «Вы должны быть со своими детьми все время!». Понять как можно двум взрослым (воспитателю и вожатому) быть со своими детьми в то время когда они все (дети) находятся в разных местах не мог никто.

После этого наступал обед — то же самое что и завтрак, повторяться не буду. Потом вся масса неспешно перетекала на этажи, и наступал тихий час. Про тихий час стоит рассказать особо.

Скажу честно, тихим это час назвать было нельзя никак. Я неоднократно пытался уснуть в это суровое время в своей комнате, в которой были довольно толстые стены, а дверь запиралась изнутри на ключ. Сделать это было тяжело, потому что вопли, крики и топот доносились со всех сторон сразу — из соседних палат, из комнат напротив, из палат этажом выше.

Мы пожалели, что у нас не было возможности организовать запись этой шумовой атмосферы, потому что она производила сильное впечатление. Крики детей перемежались криками воспитателей, падала мебель, гремела посуда, доносились звуки самого разного характера. Как-то однажды кто-то умудрился уронить — раковину! (как?! Она привинчена к стене вообще-то болтами...)

После тихого часа наступал полдник, а потом время мероприятий. Хотя кружки продолжали работать — имейте в виду! Общими усилиями вожатых мероприятия мы проводили. Это было, пожалуй, самое приличное из того, что происходило в этом лагере. Мы успели провести Тропу доверия, разнообразные кругосветки, много тренингов, КВН, Конкурс театральных импровизаций, Фестиваль «Шедевры рока», Мисс и мистер «Солнышко».

Описание каждого из этих мероприятий заслуживает отдельной главы, но в рамках данного повествования мне вряд ли удастся живописать все подробности, поэтому желающих жду в гости. Скажу только, что местами это было замечательно, местами по-разному, а местами могло быть и лучше. О некоторых наиболее забавных моментах я обязательно буду упоминать при случае.

Некоторые могут спросить — а почему творческие дела проходили до ужина, а не после как принять во всех нормальных лагерях? Очень просто — после ужина проходила лагерная святыня, на которую никто не мог посягнуть — ее величество Дискотека. Проходила она обычно в актовом зале, где раздвигали стулья, включали музыку, которая, как обычно, всем не нравилась, и начинались танцы.

Надо сказать, что танцевали там обычно отряды 3-5. Самые маленькие еще не поняли всей прелести этого времяпрепровождения и торчали либо в игротеке, либо на улице, а большие считали себя уже большими для того чтобы танцевать на дискотеках с детьми 10-13 лет, тем более, что музыкальные вкусы у всех, как водится, были разными и угодить всем нельзя было никак. Поэтому старшие коротали время в курилке или на диванах по холлам. Особо прыткие играли в бильярд и настольный теннис — те кто успел быстрее добежать. Наиболее интеллигентные играли в бадминтон. Директор находился видимо где-то посередине — он играл в шашки. Обычно он играл с Зоей Павловной — руководителем незабвенного кружка «Юный барабанщик», но иногда и с детьми тоже. Еще иногда он метал дротики, а иногда играл в волейбол. Про волейбол будет отдельная история, но чуть позже.

Ближе к десяти всех начинали загонять в палаты, и наступал отбой. Примерно то же самое что и тихий час только, пожалуй, погромче и подольше.

К оглавлению

Читать дальше