Андрей Русаков. Эпоха великих открытий в школе 90-х годов
Часть первая.
Педагогика и этика
Работа, итогом которой стала эта книга, велась в русле определенной традиции, основанной Симоном Львовичем Соловейчиком.
Эта традиция прошла становление в шестидесятые-семидесятые годы вокруг «школьного отдела» «Комсомольской правды». Она достигла зрелости и величия в «Учительской газете» под редакцией Владимира Матвеева в 1986-1988 годах, всколыхнув множество людей, придав импульс общественно-педагогическому движению, до сих пор непревзойденному по своим масштабам и свершениям. В 1989 году та «Учительская газета» была уничтожена, редакция разогнана, Матвеев умер. Наконец, эта линия педагогической журналистики была возрождена в 1992 году в созданной Соловейчиком газете «Первое сентября». Что это за традиция?
Она связана с установкой на журналистику общения, уважительного обращения к читателю-собеседнику, а не формального информирования. Ее интонация — не столько убеждение, сколько размышление. Значимой информацией, сенсационным материалом служит здесь скорее не сводка новостей — а, как минимум, новый взгляд на вещи. Значимым событием — открытие.
Соловейчик всю жизнь восстанавливал то значение слова «журналист», каким оно было за полтораста лет до него — в том смысле, в котором Пушкин был журналистом. Он нередко апеллировал к такому положению дел, при котором нормой для большинства деятелей образования было выступать в роли публицистов. Главный же двигатель публицистики — закон противодействия непризнанию. Публицистика, увы, не предполагает аккуратность и взвешенность, ее и к жизни-то вызывает замалчивание значительного, резкий перекос в «воздаянии справедливости». Ее дело — зацепить, заставить заметить, задуматься, подвинуть на грань пересмотра своих взглядов. Коротким выпадом в считанное количество строк бросить нечто такое на чашу весов, что способно их основательно покачнуть.
Если задуматься, то такую журналистику не получается отнести к сфере «массовой информации». Здесь складывается довольно жесткая цепочка: если журналистика общения — то и доверия — то и признания взаимной компетентности.
Не получается ли так, что вообще «массовой» — то есть апеллирующей к некомпетентности — может быть только дезинформация? Пусть даже сведения специально не перевираются, но на-гора все равно выдаются иллюзорные масштабы, возникающие при гиперболизации нескольких фактов и игнорировании всего остального. Ведь правда не в факте — правда скорее в масштабе значимости явлений.
Работы С.Л.Соловейчика, В.Ф.Матвеева и большого круга их коллег демонстрировали, каким удивительным шансом обладает педагогическая журналистика: что у нее не только есть своя многочисленная профессиональная аудитория, но что она направлена к тому, в чем компетентен каждый. Даже когда ее аудитория состоит из очень многих людей, она все равно может быть обращена не к «массовому» в каждом из них, а к человеческому — к личному практическому и душевному опыту каждого.
За прошедшие десятилетия в отечественной педагогической журналистике сложилось свое понимание того, что особенно важно, а что не очень важно в школе.
Важнейшими открытиями для нее были те, которые подступали к решению ключевых проблем «школы для всех»:
— Как найти возможность успешно обучать всех детей без отбора и не унижать человеческого достоинства ни в одном из них?
— Как решать прагматические, исчислимые задачи — и одновременно не преграждать движение духа, рост душевных сил — невидимые, неуловимые?
— Как совместить стремление к событийности, неповторимости учебной жизни, чуткость к происходящему, готовность разворачивать работу от здесь и сейчас складывающихся ситуаций — и необходимую предсказуемость, надежность в ожидании успеха детей?
Идеи, как утверждал Соловейчик, — «во всяком случае ценные идеи, в педагогике рождаются по необходимости — когда без нее, без идеи, нельзя обойтись. Идеи рождаются не от ума, а от совести». Да и сама педагогика, по соловейчиковскому определению — «наука об искусстве сотрудничать».
Что стоит за этим странным определением — мы сперва и попробуем разобраться.