Школа для подростка
О том, что нужно изменить в самой школе, для того, чтобы она стала школой ДЛЯ подростка.
Лидия ФИЛЯКИНА
Записки старого странного учителя
Начнем «с чистого листа»
Однажды Константин Михайлович Хелем, завуч московской школы №807, взмолился: «Лидочка, возьми восьмые классы. Третий физик от них уходит!» Оказалось, что в новую школу, только что открывшуюся, соседние школы «скинули» всех своих неспокойных учеников. Я согласилась. Более того, взяла классное руководство в самом слабом из трех восьмых классов.
Характеристики
Я стала знакомиться с личными делами «своих» детей. В каждом деле была характеристика, написанная рукой прежнего классного руководителя. Не было ни одной хорошей характеристики. В классе было несколько переростков (видимо, оставались на второй год).
Завуч рассказал, что прежняя классная руководительница почти каждый урок вылетала из класса с возмущением, чуть не плача. И не мудрено! Я узнала, что свои характеристики на детей она зачитывала им вслух!
На одном из классных часов я принесла ведро, поставила его на стол, ссыпала туда все эти характеристики и подожгла...
Потом я предложила начать все «с чистого листа». Мы договорились, что все вопросы будем решать вместе. Если будут разногласия, то решение будем принимать голосованием. И мой голос будет таким же, как и у каждого из учеников.
Продленка
Учеба в классе шла очень слабо. Мой день начинался с того, что кто-нибудь из учителей, работающих в 8 «В», с утра жаловался мне или на поведение кого-либо на уроке, или на прогулы. А уж о том, что многие не готовят дома уроки, твердили все учителя.
Как же быть, что же предпринять? А главное — как помочь этим подросткам?
Предлагаю организовать в моем кабинете группу продленного дня для 8-х классов, с тем, чтобы делать уроки. Конечно, сомневаюсь, будет ли кто посещать эту группу.
Уж не знаю, что повлияло на них (думаю, любопытство), но довольно большое количество детей стало приходить после уроков в мой кабинет. Мы честно готовили все уроки на следующий день.
Один из мальчиков удрученно объяснял мне: «Что вы хотите? Я с первого класса не учил уроков». Уговариваю его выбрать одно из заданий по алгебре, которое он может сделать сам или с моей помощью, а остальные разрешаю ему списать. Кто-то подумает, что это непедагогично. Возможно. Но даже такое усилие по решению одного задания -уже успех! А в учебе это самое главное.
К тому же я лично убедилась в том, что все уроки выучить невозможно даже за пять часов! Беседую с каждым учителем об ограничении объема домашних заданий. Главное, что мои (теперь мои) ребята учатся достоинству, учатся приходить в класс с поднятой головой.
На доверии
В подростковом возрасте коллектив становится лучшим, чем взрослые, воспитателем. Понимание того, что ты не один, очень многое дает каждому из учеников. Ребята с удовольствием принимали участие во всех мероприятиях школы и занимали не последние места.
В один из дней генеральной уборки школы у меня заболела дочка. Я сказа ребятам, что не могу долго задерживаться. Но они, решив голосованием, отправили меня домой. Всё, что нужно, они сделали аккуратно и в срок.
Вот она — обратная сторона доверия к человеку.
В поте лица
Договариваясь с ребятами о работе, я говорила им, что оцениваю не столько результат, сколько приложенное усилие. А за усердием обязательно бывает удача. Пусть вначале и маленькая.
Конечно, не все было гладко. Да так в жизни и не бывает!
С Эдиком мы учили биологию. Завтра контрольная! Я сама лично проверила у него все ответы на вопросы и приняла пересказ параграфа.
Приходят итоги контрольной. У Эдика опять двойка. «Ну что же такое! Ведь ты все знал!» — огорчаюсь я. А Эдик успокаивает меня: «Учил-то я вчера, а контрольная — сегодня утром. Вот я все и забыл».
В первой четверти я поставила пять двоек по физике. Директор — в шоке. Завуч уговаривает директора, что скоро я все исправлю. А я сразу предупредила детей, что за бездельем следует расплата.
В то время поставить двойку в четверти означало подставиться под удар районовских проверок. И пятнадцатилетние подростки об этом знали. Но я призывала их к честности и открытости — значит, и сама должна была соответствовать призыву.
Не могу сказать, что все стали успевающими в следующих четвертях. Но то, что каждый в поте лица своего трудом добивался оценки, — это правда.
Мы поддержим
В какой-то из дней я узнаю, что Валю не пускает на свои уроки учительница химии. Оба — и ученик, и учитель — были резки и грубы в обращении.
Собравшись узким кругом с приятелями Вали, мы обдумывали, как выйти из положения. Мне удалось убедить его извиниться хотя бы за грубое выражение своего мнения. Я обещала, что он будет не один, мы его поддержим.
А дело в том, что отец Валентина -шишка в районе. Он, папа, считал, что сын прав, и говорил ему, что химичка еще пожалеет о своем поведении. И, правда, на следующий год она в школе уже не работала.
А Валя? Он извинился в нашем присутствии. Ему это далось нелегко. А учительница не простила. Глупо и обидно! Ведь раздражение, злопамятность никогда ни к чему хорошему не приводили. А за Валю я все-таки порадовалась.
Давайте разбудим подростка!
Большинство учителей больше всего волнуются о дисциплине на уроке. Но дисциплину нужно понимать как порядок на уроке. Чаще всего учителя думают о порядке для себя, не задумываясь о том, что несет он детям. Одна из учительниц так и говорила: моя основная забота — чтобы дети были послушными. Но задумываемся ли мы о том, кому и чему послушны должны быть дети. И всегда ли послушание-достоинство человека?!
Десятилетие жизни
Жесткая дисциплина дается порой за счет устрашения. Когда человек боится забыть, опоздать, не выучить, получить не ту отметку, которую от него ждут, школа превращается в учреждение, калечащее психику и здоровье детей.
В школе проходит десятилетие жизни человека. Слышите — ЖИЗНИ! Стало быть, все эти 10 лет нужно заботиться об устроении такого уклада, чтобы человек проживал школу, а не отсиживал положенное время. Строить жизнь в классе! — вот что надо делать в первую очередь.
Какие мысли приходят в голову, когда видишь пустые глаза подростка, выкинутого в вечернюю школу или ПТУ? Мысли о том, что никакие они не пустые, а просто «спящие». Эти «спящие» мальчики и девочки привыкли быть неуспешными и старались быть незаметными (это в лучшем случае, если только учителя не начинали их доставать своими придирками и не доводили их до истерик и злобных выходок!)
И вот эти выброшенные из школы собраны вместе! Если бы я была начальником, то всех молодых учителей приказала бы отправлять именно в вечерние школы и ПТУ, где бы каждый проверил, способен ли он выдержать работу в этой системе. Если выживет учитель, то и в общеобразовательную школу его можно принять. А если нет, то, как говорится, не судьба быть учителем.
Вдохнуть оживление
После нескольких лет, проведенных в начальной школе, я окунулась в мир подростка, отвергнутого и отторгнутого школой. Я пошла работать в кондитерское ПТУ.
Я понимала, куда я иду. Моей задачей было узнать: «Можно ли разбудить подростка, практически убитого школой и выброшенного из нее?»
В то время я уже овладевала «театральной педагогикой» А.П. Ершовой и В.М. Букатова. Мне казалось, что эта малоизведанная система работы живительно скажется на ребятах.
Ведь, с одной стороны, ученикам ПТУ надо вернуть их непрожитую учебную деятельность, изловчиться и показать, что это их дело и оно им по силам. Кроме того, в занудные уроки физики вдохнуть оживление. Дать понять, что эти знания им доступны и даже полезны в их будущей работе, а сейчас в учебе.
Но ведь это уже старшие юноши и девушки, мимо которых промчался подростковый, деятельный возраст. Хотя нет! Деятельность у них была. Ее у подростка не отнимешь. Просто она не была связана с учебой в школе. У них учеба была дворовая. А в отношении себя каждый из них знал, что к физике и математике он не способен, ничего в ней не понимает и время этих уроков для него потерянное.
Время базара
Прежде чем увлечь людей, надо бы, чтобы они тебя признали за нужного человека. Любого учителя дети встречают «проверкой на вшивость». Все-таки учителя их донимали целых восемь лет. Ну вот, теперь каждый из нас и получал за всех донимателей.
Мне не впервой проходить «школу собственного выживания». Тут о дисциплине, то есть о некотором порядке на уроке, даже я вспоминаю.
Главная особенность учащихся кулинарных техникумов и ПТУшек — развязная разговорчивость. В любой момент урока кто-то кем-то недовольный громко и бесцеремонно начинает выяснять отношения. Думать, как унять разговорчивых собеседников, приходится быстро. И обязательно бесконфликтно. Тебя провоцируют на раздражение. А тебе надо быть спокойным, ровным и ни в коем случае не орать. Они ведь к этому привычны.
На очередной урок я приношу с собой огромные ручные часы. Мне сказали, что в ПТУ даже по болезни пропущенный урок должен быть проведен, то есть положенные часы должны быть вычитаны.
Так вот, как только начинается базар, я замолкаю и, глядя на часы, молча хронометрирую — пишу на доске время: 1 мин., 2 мин., 3 мин. Базарить можно только 5 минут. Если время базара дольше, то я, как честный человек, считаю урок непроведенным(!) и не фиксирую его в журнале.
Итак, время идет, а я сажусь и занимаюсь своими делами, не обращая (якобы) внимания на происходящее в кабинете, раз уж мне (и им) придется повторять все занятие целиком в какое-то другое время...
Всё! Одного такого демарша достаточно для того, чтобы ученики усвоили этот урок! В дальнейшем, как только я смотрю на часы, тут же все начинают одергивать друг друга: «Тихо! Она время пишет!»
Импровизация
Но есть еще моменты, которые меня, как человека, не устраивают. Девушка на уроке наводит макияж. Мы с ней уже беседовали о том, где и когда это делать пристойно. Но сегодня она в который раз повторяет то же самое.
Я не возмущаюсь. Объясняя задание, я размышляю, как же мне поступить...
Обычно я хожу по кабинету. И вот в очередной раз, проходя мимо, я беру и вытираю промокашкой ее жирные от яркой помады губы. Она начинает отчаянно верещать. А я, глядя на часы, пишу время на доске.
Девица вылетает из класса, проорав мне: «Дура!» — «Не без этого», — с готовностью соглашаюсь я и продолжаю урок.
Броуновское движение
А что же на уроке? Тема «Молекулярное движение». И часть учащихся превращаются в молекулы, довершая беспорядочное движение по кабинету. А другая часть — кристаллическая решетка (сидящие за партами улавливают и притягивают к себе замедлившую движение молекулу).
Вы думаете: что за сумасшедший дом, ведь теперь играющих ни за что не остановить? Да нет! Звучит «стоп!» — и вся картинка, как по волшебству, замерла. После этого садимся и начинаем разбираться в физическом смысле возникшей картинки.
«Детский сад, да и только! — подумает иной учитель. — И зачем это заводить такую дребедень!» Может, и дребедень, да вот только именно такой способ оживления модели запоминается навсегда. Даже пэтэушниками. Теперь и слова-термины учебной темы с легкостью воспроизводятся теми, кто вроде бы никогда ничего не мог запомнить.
Ну а начинались наши уроки всегда с взаимоопроса в парах домашнего задания. Но не затем, чтобы проверить, а для того, чтобы вспомнить!
Не для проформы
И еще о возврате к непрожитому прошлому. На первых же уроках я показываю, что каждое физическое явление можно объяснить на четырех языках: а) графическом; б) формульном или алгебраическом; в) модельном; г) экспериментальном (опытном).
И предлагаю ребятам собраться в четверки (это просто: каждая нечетная пара поворачивается лицом к четной). И вот класс объединился в четверки, и каждая группа договаривается, какой из четырех возможных языков она будет учить. (Так и слышу возможные учительские реплики: «Зачем это нам надо?!» Дорогие оппоненты, давайте будем думать, зачем не НАМ, а ИМ это надо!)
Так вот, верите или нет, но ученики отлавливали меня и на переменках, и после уроков, чтобы непременно рассказать (сдать) тему на выбранном в четверках языке. И так радостно, когда видишь лица, ожившие в неформальном (не для проформы) учении.
О «торговом» методе работы
Как-то в конце третьей четверти меня попросили взять 6-й класс, от которого отказался учитель. Взять, чтобы довести до конца года. И я взаправду решила их «довести»! Вот только чем же взять подростков? Тем более, что они уже почувствовали вкус свободной безалаберности?
Надо признаться, я не люблю «торговых» отношений с людьми. Но впервые мне пришлось осваивать их в вечерней школе, в тот период, когда обычная школа скидывала туда всех недоделанных, недолюбленных, озлобленных и ничему не наученных детей.
Там, в «вечерке», я научилась «торговаться», потому что поначалу это единственно понятный и самый простой язык общения. Конечно, не самый лучший. Зато всегда верный.
Вот только застревать на нем нельзя! Он может быть использован только в исключительных обстоятельствах.
Условия жизни
Итак, иду в класс. (С ним работал удивительный, интересный человек. И дети сели ему на голову. Он не выдержал и упросил меня взять их.)
Вхожу в класс лениво (и этим уже вызываю их любопытство). Договариваюсь об условиях жизни. Говорю очень тихо. Для них это непривычно, и потому они меня слушают. Им любопытно ведь, что их ждет.
Объявляю, что в процессе объяснения буду задавать вопросы, на которые нужно отвечать письменно, используя книгу. И каждый ответ буду оценивать баллами. В общий балл входит и домашняя работа. Каждый интересный, необычный, умный ответ увеличивает общий балл. Тот, кто не хочет работать, может сидеть тихо, не мешая другим. Или уйти — но тогда я ставлю в журнал нулевой балл.
Проблем с дисциплиной у меня не было, поскольку баллы я ставила ежедневно и тетради проверяла ежедневно.
Не прошло и месяца, как все дети стали постоянно работать на уроке. Случалось, что за урок дети получали по 7, 8, 9 и 10 баллов. И им было любопытно, как я выпутаюсь из этих обстоятельств.
Те, кого устраивала тройка, на нее и трудились, но соблюдали условие: не мешать тем, кто хочет иметь больший балл. Как и В.Ф. Шаталову, мне удалось добиться успешной работы детей. Главное, чтобы «торговый» метод переходил плавно в индивидуальный подход к каждому человеку.
Любовь зла
В классе был мальчик Петя, которому очень нравился прежний учитель. Он его полюбил. А с любовью не шутят.
Я пытаюсь договориться с Петром, чтобы он по-прежнему занимался индивидуально с тем учителем. Но мальчик меня не слышит. Он и со мной не работает, и к тому учителю не ходит. На всех обижен: и на меня, и на него.
Я бегаю за ним всю третью четверть, чтобы не оскорбить плохой оценкой в четверти. Но любовь зла! Насильно мил не будешь. Третья четверть закончилась тройкой. Наступает четвертая. И вот тут я «сдалась».
Совершенно не обращаю на него внимания, разрешаю уходить с уроков и оцениваю только контрольные работы, с которыми он, естественно, не справляется.
За месяц до конца года я предупреждаю его, что в IV четверти у него не будет никакой отметки. Но что он может сдать материал. Говорю — а ничего не делаю, чтобы его заставить!
И вот конец четверти, Я выставляю «0» баллов! Ко мне начинают бегать его родители. Я объявляю им, что Пете надо всего лишь сдать зачеты до такого-то числа. Но мальчик упорен. И я тоже.
И вдруг однажды Петя приходит и сообщает, что хочет исправить положение. Но тут уже я не соглашаюсь. Учебный год уже окончен, и теперь у меня нет времени. «Да и зачем тебе это? — спрашиваю я его. — Ты уже переведен в седьмой класс».
Нужно было видеть его разочарование!..
«А, может быть, это месть?» — вправе подумать читатель. Да нет же, за что мальчишке мстить! Я ведь понимаю, что такое любовь. Просто мне показалось, что человеку, который упорно чего-либо не хочет, полезно встретиться с другим, столь же упорным «не хочу».
Мой любимый возраст
Начало моей работы было связано со старшей школой и подготовительными курсами. На мой сегодняшний взгляд, старшеклассников не стоит причислять к подросткам. Эти юноши и девушки — взрослые люди. И им уже свойственны все уловки взрослого возраста.
Подросток же — это еще не взрослый, но уже и не дитя. У детей, вступивших во второй десяток лет, появляется такая особенность: «Я сам! Я могу без тебя! У меня есть свое мнение!» Одна моя знакомая девочка говорила своей бабушке, когда та пыталась ей что-то объяснять: «Я тебя не слушаю! Совсем не слушаю!» Слова звучат дерзко, но они звучат в ответ на возмущение взрослого, которому вечно кажется, что ребенок все делает не так. И в этой дерзости проявляется главная особенность подростка -самозащита.
Очень частое явление среди подростков — отключаться во время неприятных разговоров. Это с одной стороны. А с другой — подросток, в отличие от повзрослевших старшеклассников, откровенен. Часто именно эту откровенность и принимают за дерзость.
Когда мне впервые предложили 6-е классы, я подумала: «Что же я буду делать с такими Маленькими детьми?» После месяца работы я пришла от этого возраста в восторг. Что же так меня взволновало? Чего в старших классах уже не было? Меня поразила их искренность. Подросток не умеет прятаться. Он весь на виду. Он обнажен в своих чувствах.
Работа с подросшим человеком требует от учителя сверхбережного отношения. Учитель должен учитывать, что подросток, хоть он и подрос, по-прежнему нуждается в заботе и некоторой опеке. Но теперь нельзя ее (опеку) проявлять, как с младшими, то есть навязывая свое.
Многим учителям этот возраст кажется беспокойным, трудным, а дети — своевольными и упрямыми. А мне именно своеволие детей 11-14 лет и нравится. Они пробуют, порой неудачно, проявлять свою волю. Но ведь безвольный человек вообще не способен ни к чему. Надо же когда-то пробовать стать волевым человеком. Время пришло, и с этим учителю надо считаться. Но не так, как, увы, делают некоторые учителя, затаивая в себе раздражение: «Ну, мы с тобой еще посчитаемся!» Такой учитель вступает в настоящую борьбу с подростком, озлобляя его.
К сожалению, противостояние — примета нашей школы. Немногие учителя понимают, что противостояние ведет к войне, войне разрушительной для души растущего человека. Она приносит непоправимые утраты и для человека, и для общества. «Своя воля» пусть будет у каждого, но наша учительская забота — направить ее (не обязательно насильно) на благие дела. И тут много приемов и путей.
Как выбрать самый нужный в конкретном случае? Теперь уж ваше сердце, ум, внимательность к ребенку должны подсказать решение.
И еще! Нет возраста более благодарного. Если они любят — то искренне и безудержно (впрочем, как и ненавидят).
Как-то ко мне на урок в 6-й класс пришла методист. Я никогда не волнуюсь по этому поводу и веду себя, как обычно. Но дети! Боже, что это с ними?! Сидят с прямыми спинками, руки на парте, как их учили в начальной школе на открытых уроках. Руки поднимают на локотке. Все до одного хотят отвечать.
Я чуть не расхохоталась! Но в душе почувствовала такую благодарность к ним, сопереживающим мне. На такое сочувствие способен только ученик в моем любимом возрасте — подростковом.