Александр Винидиктов. О «социальном огне» и практике его зажигания
Открытие «социального огня»
Когда я родился в начале семидесятых классическое коммунарство уже прошло восходящий этап своего развития. Уже возникло движение педотрядов, которое по версии Ричарда Соколова в некоторых важных вещах воспринимало себя как диалектическое отрицание некоторых положений коммунарства версии Иванова. И все же, возможно, некоторые вещи лучше видны на расстоянии. И при этом изнутри могут не замечаться совсем. Все мы люди и человеческое восприятие у нас не совершенно. Так что я все же позволю себе высказать некоторые мои мысли об этом движении.
Факт первый — коммунарство прекрасное и удивительное явление. Причем явление для идеалистических движений относительно массовое. Уникальность его в том, что оно было создано на совершенно не-религиозной основе. Это дает основание сказать, что ничего подобного не было никогда в человеческой истории. А также и то, что именно в нем и содержится основа того, что дает надежду на будущее.
Восторженно говорить о коммунарстве можно бесконечно…
И тем обиднее и прискорбнее тот факт, что коммунарство по большому счету «сошло на нет». Это факт второй.
Этот второй факт надо осознать и признать. И основательно разобраться в причинах, которые привели к такому положению вещей.
Вспышка коммунарства напоминает костер, который быстро вспыхнул, мощно разгорелся, и так же быстро прогорел, исчерпав запас топлива. При разговоре о коммунарстве метафора огня всплывает сама собой. Что же случилось и почему? Чтобы разобраться в этом надо понять, что это было за время — шестидесятые годы в СССР. Страна была на пике своего могущества — позади победа в тяжелейшей войне и восстановление экономики, советская система расширилась на половину Европы и Китай, создан ракетно-ядерный «щит», советский человек первым полетел в космос!
В воздухе веяло переменами, свободой и бесконечными перспективами. Человечество «штурмовало небеса» — самолеты прорывали звуковой барьер, а ракеты пронзали атмосферу насквозь, вырываясь в открытый космос! Почти всерьез велись разговоры о том, «будут ли цвести яблони на Марсе», и многие верили, что коммунизм будет построен — ну, может, не так скоро, но при жизни родившихся после войны — наверняка.
Моим первым «общественно-политическим» воспоминанием был траур после смерти Брежнева. А тогда росло поколение, которое пережило всеобщее ликование от полета Гагарина. Возвращаясь к метафоре костра — люди тогда были как сухие дрова в яркий солнечный день — поднеси «огонек» и загорятся! Вот Иванов и «открыл огонь» — изобрел методику КТД.
Поначалу Иванов, когда все вспыхнуло, по выражению Валерия Хилтунена, «испугался и убежал». А потом, оседлав волну, стал мыслить весьма догматично. Его слова о неуместности «педагогического релятивизма» очень показательны. И не случайно лучшим писателем о коммунарском движении был Симон Соловейчик, а не сам Иванов.
У Олега Ласукова есть посвященная Иванову статья, озаглавленная «Человек, построивший коммунизм». Иванов не построил коммунизм — он его открыл. Так же как Колумб открыл Америку. И так же как Колумб он не понял то, что именно он открыл. Да, он вместе с другими коммунарами попал в коммунизм. Но он не до конца понял, как и благодаря чему он туда попал. И когда его метод телепортации в коммунизм из-за изменения внешних условий перестал срабатывать, все стало угасать.
Когда «лето» «оттепели» прошло, и страна стала погружаться в дождливую «осень» «застоя», новые «дрова» были уже не такими сухими, и не «загорались» как прежде. В основном продолжали «гореть» те, кто зажегся еще подростком в шестидесятые. Сложно не заметить «возрастной» характер последующих общественно-педагогических движений. Те, кто подростками в шестидесятые «зажглись» на коммунарских сборах, в семидесятые создали педотряды, а в восьмидесятые — родительские и учительские клубы. Искры того огня пережили даже леденящие вьюги «отмороженных» девяностых и холодно-бездушные «нулевые» годы.
Факт того, что коммунарство многие люди проносят через всю жизнь, продолжая «жить», а не «существовать», говорит о многом. Коммунарство — это жизнь. Религиозные догмы и ритуалы уже давно никого не вдохновляют. Равно как и всякие идеологии и порождаемая ими пропаганда. Надо научиться технологии «добывания и разжигания огня».
В коммунарстве было «огниво», «зажигающее огонь». Причем важно понимать отличие «огнива» от «зажигалки». Огниво зажигает не дрова и даже не щепки — огниво зажигает трут. А трут — это специально подготовленный материал. Огниво может зажечь мох, максимум — бересту. И только потом от живого огня зажигаются специально отделенные от основной массы дерева тонкие сухие щепки.
Посмотрим на историческую телеграмму — «Сегодня в 16.00 прислать в Дом пионеров самого активного, инициативного, сообразительного пионера с цветочком». То есть со всей школы с несколькими сотнями пионеров — одного, причем самого активного, инициативного и сообразительного пионера. И не просто прислать, а подготовить его к чему-то необычному и загадочно-неизвестному, озадачив его этим «цветочком». После этого он уже готов был к восторженному вкушению сладости «ягодок» КТД. Так что первый огонь коммунарства зажегся не на «дровах», и даже не на «щепках», а на пропитанной таинственными предвкушениями легко-воспламенимой «бумаге».
Разумеется, это никак не умаляет чудо открытия целенаправленного добывания «социального огня». Просто это очень важно для понимания, почему все быстро «прогорело» и «по большому счету» закончилось.
Пионерский лагерь «Орленок» был лагерем пионерского актива всей РСФСР. Да, он был более демократичным чем «Артек». Вернее не так — он не был таким «блатным» как «Артек» и не был таким показательно-образцовым как «Артек». Поэтому он был больше открыт новому. Но это был совсем не «обычный» летний пионерлагерь. Это был лагерь актива. То есть там была «бумага и щепки». В дальнейшем в коммунарских сборах участвовали в основном добровольцы. Если там и были «дрова», то они быстро загорались от уже горевшего яркого «огня».
Численность послевоенных демографических когорт превышала два миллиона. На пике своего расцвета в коммунарском движении участвовали до ста тысяч подростков. То есть около одного процента от общей массы. Увы, коммунарством загорелся только актив, а не масса. В прочем, и основная масса актива горела не долго. А с началом «осенних дождей застоя» остались лишь отдельные очаги.
