Рондо для коряжки

Написано, чтобы не забыть себя.

Часть 4.  Остров.

я — Трухлявый Пень.

На утренней поляне волшебный смех цветов.

Я губами ловил бы, но губы в улыбке. Зреет звон цикад в
кронах, спешат паучки. Хохотливые паучки-плясуны.

я — пень, я — пень очень старый, но светит солнце.

я в сырую погоду трухляв. А в солнечную я — Остаток Ствола.
Полдень. Июль. Горсть земляники. Высокое небо. Смех.

кто щекочет мне пятку? Она давно умерла, моя пятка, кто там
дурачится? Садитесь, комарики-садисты, ничего из меня не
выпьете. Ха-ха — треск. Я — Пуп Поляны, если забыть про
Остров.

золотистые ягоды, солнечные ягоды, но у меня нет рта. Почему
тогда губы в улыбке? Ах, эти паучки, вечно напутают

маленькие плясуны, проказники, охотники...

Лёгкий ветер по верхушкам деревьев. Каскады птичьего крика. Я
— губастый пень, вечная улыбка хрустит зимой от мороза, а
летом

— Камень вторит дереву, дерево вторит мне. Я никому не
вторю, я не зверь и не птица, небо и земля мне почти
безразличны, кроме бабочки на щеке. Бабочка маленькая, совсем
мотылёк. У меня отрезан язык, отрублены руки и ноги, а на щеке
мотылек. Мы поём между небом и землёй.

Камень вторит дереву, но у них уже своя песня. У пня и змеи —
своя. Мотыльку тепло, змее безопасно, дереву спокойно.

Потом приходит огонь, и остаётся только камень. Он не умеет
петь, он может только вторить. Откуда я знаю это, если меня
уже нет?

— Я — сторож Пепельного Дома.

Я сторожу, а старый ворон отсчитывает время. Ни у него, ни у
меня никого нет, но мы друг друга не знаем. В Пепельном Доме
давно никто не живёт. Над ним вечная луна и колкие звёзды.
Пыльное серебро заброшенных дорог лежит, не вставая. Нет
путника, нет ветра. Зрачки мои косматы, в них тлеют отражения
Пепельного Дома, немого крика, чужого света

— И они пошли огромной толпой; потом побежали, и каждый бежал
от своего одиночества. Они вытоптали поля, сломали изгороди,
замутили реки. И, когда первые уставали, их втаптывали в
землю, и снова первые уставали, и потом остался Один. Он
был и первым, и последним. Серое утро; малая птица села на
плечо, гасли воспоминания. Он прогнал птицу, но тогда к нему
на щёку села бабочка. Совсем юная, почти мотылёк. Пыль на
дороге была тёплой, он разулся и пошёл босиком, с мотыльком на
щеке, мимо брошенных развалин Пепельного Дома, поперёк тихому
течению воздуха, и так шёл весь день. В последних сумерках он
увидел в пыли под ногами встречную цепочку своих следов, всё
понял и, бережно сдув со щеки мотылька, шагнул прочь с дороги

две фигурки у полосы прибоя то проступали, то гасли в клочках
тумана.

— Видишь,— сказал Малыш,— здесь уже конец земли. Никаких
городов больше нет.

— Вижу,— вздохнул Мальчик.— Больше нет.

Крикливые белые птицы пролетели над ними, и пошёл мелкий
дождь.

— Теперь... куда? — спросил Малыш.

Мальчик пожал плечами и закрыл глаза. С моря прилетел порыв
ветра, ударил брызгами по лицу.

— Может, вернёмся? — спросил Малыш.

— Вер-нёмся,— медленным эхом повторил Мальчик, не открывая
глаз.

— Тогда пошли? Здесь плохо, со всех сторон вода подступает.
Берага дальше нет.

Мальчик кивнул.

И открыл глаза.

Две синие волны ударили из-под бровей и, откатившись, смыли
лицо. Малыш страшно закричал.

— Ма...— выдохнул Мальчик

И пошёл в набегающие волны. Он уже не видел, как за их
гребнями всё ниже и беззащитнее становится тонкий мыс земли.

*  *  *

— Давай, Дельфинушка,— сказал Ветроног.— Успей, пожалуйста.
На нём уже лица нет. Давай, а?

Потом все стояли на берегу и ждали. Долго-долго.

Дельфинёнок Вовка успел. Задержался лишь на обратном пути от
ударов собственного сердца. Поплыл медленно, переводя дыхание.

— Дышишь? — сказал он.

— Дышу,— сказал Новенький.

— Правильно. Тебе удобно?

— Да.

— Не захлёстывает?

Дельфинёнок почувствовал, как Новенький мотнул головой.

— Я немного передохну и опять прибавлю. А то нас ждут.

Новенький молчал.

«Даже ничего не спрашивает»,— подумал Дельфинёнок. И
спросил:

— Знаешь, куда мы плывем?

— Нет,— сказал Новенький

— А почему не спрашиваешь?

— Не спрашиваю,— эхом отозвался Новенький

— Почему!?

— Не знаю.

— Это бывает,— сказал Дельфинёнок.— Пройдёт.

*  *  *

— Тебя как зовут? — спросил Озёрный.

— Не знаю,— сказал Новенький.

— Забыл?

— Он, наверно, головой стукнулся,— грустно
сказал Братик.

— Шишки-то нет,— заметил Полкан.

— Ну что вы всё галдите! — сказал Скрипач.— Может, у человека
голова болит.

Все замолчали. Ветроног сказал:

— Мы тебя пока будем звать: Новенький. Ладно?

— А меня зовут Озёрный потому, что у меня шалаш над Озером. А
раньше, ТАМ, меня Витькой звали. А Дельфинёнка — Вовкой.

Новенький вздрогнул, и девять тёплых ладошек прикоснулись к
нему. Так они постояли немного, и Братик с надеждой спросил:

— Вспомнил, да?

Новенький не плакал, он глубоко набирал воздух, и этот воздух
душил его, падая, он корчился от невидимых ударов

— Отойдите!! — закричал Ветроног. И добавил тихо: — Все... отойдите.

И совсем уже тихо засвистел старую песенку под названием «По
берегу пешком».

Вечером Новенького уложили спать в Домике Под Соснами, сами
сели у костра. Воздух был сухой, тёплый, костер горел ровным
высоким пламенем.

— Чушь,— сказал Чушка.— Это не пройдёт.

Все молчали. Думали.

— А как он поймёт, почему мы? Разве расскажешь,— сказал
Братик.

— Чушь,— сказал Чушка.— Этого не расскажешь.

— Смотря что,— заметил Дельфинёнок.— Помнишь, ты сам не
мог понять про Пепельный Дом? А потом спросил и понял.

— Ты говоришь,— сказал Братик Дельфинёнку,— что он ничего
не спрашивает.

— Сегодня молчит, завтра спросит.

— Чушь,— сказал Чушка.— Скрипач, когда пришёл, три года не
разговаривал.

— Это не три года,— сказал Скрипач.— Там каждый день как
три года.

— Тогда пусть хоть сегодня побольше поспит,— сказал Братик.

— Пусть,— согласился Ветроног и подбросил сучья в костёр.&mdash
И нам пора. Чья очередь на Сказку? Я на «мэ».

— Вчера я рассказывал,— напомнил Малёк,— значит, сегодня
тот, кто на «нэ».

Дельфинёнок присвистнул.

— Получается, что он сразу Закон Сказки нарушает? — спросил
Братик.

Все уставились в огонь. Костёр горел ровно, без искр. В бликах
пламени плясали ближние сосновые стволы.

— Чушь,— сказал Чушка.— Я вообще спать не хочу. Кто ещё?

— Я! — сразу откликнулся Скрипач.

— И я.

— Молодец, Чушечка!

— Никто не хочет! Правильно!

— Тихо вы! — сказал Скрипач.— Проснётся...

— Я не сплю,— сказал Новенький и вступил в круг костра.&mdash
Слушайте.