Сергей Силантьев

Другой мир

Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт
Е. Чеповецкий

Все преступления против Бога и людей начинаются с того, что вещам дают неверные названия.
Т. Торквемада

Для оценки любого предмета и состояния нужна точка отсчёта, и, в конце концов, любая оценка сводится к сравнению с предметом аналогичным. Это правило всегда прекрасно работает: от оценки первоклассника по количеству высоких баллов в дневнике до оценки миллиардера по количеству «Роллс-Ройсов» в гараже. Всегда, кроме одного случая: если оцениваемый объект уникален. Как то, что когда-то называлось «экспедиция Тропа». Она была уникальна по самой природе явления: были, есть и будут детско-юношеские походы в горно-лесной местности; так же были и будут неформальная педагогика, социальная реабилитация, правозащитное движение, и прочая, и прочая, сочетанием чего была «Тропа» в разные годы. Но любое из перечисленных «гуманитарных» дел с начала и до конца несёт неизгладимый отпечаток своего автора и воплотителя. И потому любое их сочетание уникально — «все мы люди, и нет среди нас двух одинаковых». Как было сказано когда-то, уже почти двадцать лет назад, в одном из экспедиционных лагерей в ответ на журналистский вопрос, «...то, что мы делаем — это авторская жизнь». И это была не рисовка, именно так оно и ощущалось.

Оценка явления, в таком случае, может быть только субъективной, и только некорректной. Когда смотришь со стороны — не знаешь деталей и внутренней жизни, когда смотришь изнутри — оказываешься в положении, о котором говорил Карл Поппер: «...исследуя какую-либо проблему достаточно глубоко, рано или поздно обнаружишь себя как часть этой проблемы».

Скажу сразу: я «Тропу» могу оценивать только изнутри. Потому всё дальнейшее есть рассказ о калейдоскопе от лица мухи, попавшей между перекатывающихся стёкол. Или крота о среднерусской возвышенности.

Каждый раз, когда пересматриваю фильм «Тропа», не могу досмотреть до конца в один приём. Смотреть его странно и тяжело. Будто подглядываешь за чужой, не очень понятной, но удавшейся жизнью. И когда вижу в кадре себя, становится стыдновато: ведь и мог, и хотел, и получалось жить так же и быть таким — ан нет, не потянул. То ли к счастью, то ли к сожалению, ушёл в «обычную жизнь». Иногда (и всё реже) встречаюсь с теми, кого вижу в фильме, и с кем был в экспедициях в год съёмок и позже. Они так и остались в «той жизни» и в «той системе», хоть и в разной степени. И после обязательных «как дела» и «по рюмке чаю» наваливается странная смесь зависти и облегчения. Эти люди не ходили по индонезийским болотам и африканской саванне, не делали затяжных прыжков с парашютом и не ныряли на коралловых атоллах, не публиковались в международной научной периодике и не могут отжаться от пола сто раз. Но у них есть что-то, что я потерял навсегда: способность не ожидать от мира подвоха и не опасаться людей. Возможность ощутить себя «человеком, с которым ничего не случится». Да, это можно только в среде, по большей части состоящей из таких же «странных» (в данном случае в это слово не вкладываю никакого негативного значения); но не так же ли все кругом ограничены сферой своего профессионального общения? Это — повод для тоскливой зависти: «А я так не смог». А сразу после приходит облегчение: «Хорошо, что не смог. Не мотаю себе нервы придуманными проблемами придуманной жизни». И в этом, собственно, выражено главное внутреннее противоречие «Тропы» и связанных с ней структур.

По сути, «Тропа» являла собой систему с принципиальным и неустранимым внутренним конфликтом. С одной стороны, вся работа Юрия Устинова и соратников была направлена на вырывание «проблемных» (в основном детдомовских) детей из того гибрида задницы и мясорубки, который представляла собой их повседневная жизнь. А это сделать, не имея в арсенале кнута и пряника калибра наручников и мерседеса, очень трудно.

Всякому, кто интересовался вопросом, известно, что бомжи «с опытом» активно отбиваются от всех попыток дать им работу, возможность жить под постоянной крышей и как-то социализироваться: это предполагает усилия на поддержание статуса и некоторую (хоть на уровне дворника) ответственность; а ответственности и постоянных усилий люди обычно боятся больше, чем вшей и обморожений. То же самое повторяется и на других уровнях социальной лестницы. Устинов смог не то чтобы изобрести (идее как таковой не одна тысяча лет), но адаптировать к своим возможностям и окружающим условиям очевидную, но от этого не менее сильную технологию: для стимуляции усилий по выходу из мерзкой, но привычной среды нужно дать человеку среду альтернативную, при этом более привлекательную. Показать, что есть такое место, где тебя помнят и любят, тебе всегда рады и стараются тебя понять. И что это место вполне достижимо.

Однако толерантность к привычному (физический термин «инерция покоя» здесь очень к месту) у объекта приложения усилий оказалась выше, чем возможности технологии в рамках окружающей социальной системы. Проще говоря, недостаточно было показывать просто такое же общество, как вокруг, но только очищенное от совсем уж вопиющих недостатков. Это у проблемных детей должный уровень усилий не стимулировало: оно, конечно, «любовь к родному пепелищу не заглушит его вонищу», но при многолетней привычке тёплая зола может вполне заменять одеяло... И тогда пришлось повышать уровень стимуляции. Т.е. делать предлагаемую альтернативу значительно привлекательней, чем просто нормальное некриминальное общество, удовлетворяющее не только потребности уровня физического выживания.

Я попал в экспедицию «Тропа» в конце 80-х, в период её расцвета. Это было время, когда говорить уже можно было что угодно, но деньги у людей ещё не исчезли. Лучшие годы совка, социализм в наиболее травоядном варианте. Да и не детдомовский я был ребёнок, т.е. куда более благополучный, чем средний набиравшийся туда контингент. И всё равно, для меня это было как путешествие на другую планету. В мир, небезуспешно и небесталанно копируемый с книг В. Крапивина того периода, когда он ещё писал в ключе «пойдём вместе», а не «да пошли вы все». Разумеется, не Крапивиным единым структура жила: Юрий Устинов и сам небесталанен, и «альтернативная» педагогика к тому времени массу опыта накопила; просто «крапивинский стиль» наиболее очевиден для человека со стороны в силу известности писателя. Плюс к тому понятная романтика малоосвоенных гор и леса, со всеми причитающимися «изгибами гитары жёлтой». Эта структура оказалась настолько комфортнее всего виденного, что внутренний императив «Я хочу быть здесь» формировался мгновенно и автоматически. И после трёх месяцев в такой среде дальнейшее пребывание между этих людей, и делание общего с ними дела, становились приоритетными задачами по умолчанию. В общем, «пряник» получился такой, что кнута и не понадобилось.

И, как всегда бывает, недостатки системы стали продолжением её достоинств.

Система была слишком привлекательна, и слишком отличалась от любых обозримых альтернатив. Первым и очевидным негативным следствием была запретительная реакция официальных властных и педагогических структур. Эта реакция, с течением времени, становилась всё слабее, но никогда не давала о себе забыть.

Менее очевидным, но куда более серьёзным, было другое. Человек, вписавшийся в систему «Тропы» и родственных структур, не желал жить в «нормальном» мире. Получалось что-то вроде лечения от конопли посредством героина. Не только дети, но и вполне сформировавшиеся взрослые, раз вписавшись в эту среду, с большим трудом могли существовать в любой другой. Не потому даже, что тяжело или опасно. Потому, что психологически некомфортно. До степени почти физических страданий. Получалось точно по Черчиллю: «Реальность — это бред, вызванный недостатком алкоголя в крови». Да, все понимают, что это искусственный мир, существующий только благодаря тому, что мы в него играем. Разумеется, так можно определить любое общество и любую социальную среду, однако последовательный солипсизм принципиально не опровергаем.

Но, кроме того, мир «Тропы» как по объективным (относительное малое количество людей в нём) так и по субъективным (формируемый тип личности) причинам сильнейшим образом ограничивал возможные типы увлечений, занятий и карьер. В рамках «крапивинской» литературы практически невозможно быть, скажем, военным, милиционером, или учёным — не гуманитарием. И всё, что я знаю о людях, долго живших в системе «Тропы», это подтверждает на практике: есть множество вполне социально одобряемых сфер деятельности, в которые можно уйти, только разорвав связи с системой. А как всякая система с положительными обратными связями, «Тропа» стремилась к непрерывному усложнению себя и замыканию всякой активности на внутренних задачах.

Отсюда, в свою очередь, вытекает ещё одна проблема. «Тропа» помогала выжить, но не позволяла жить. Задачи защиты личности и обеспечения психологического комфорта были подняты на такую высоту, что любая альтернативная активность, которая невозможна без побочных эффектов, вступала в противоречие с главным modus operandi. Человек сильный, активный и самостоятельный мог состояться, только уйдя оттуда. Не посредством т.н. «бунта стариков» — эта обязательная стадия в развитии коллективов такого рода является эмоциональным всплеском обиженных детей, и не более (в данном случае слово «дети» не определяет физиологический возраст). Уход из уютного замкнутого общества в настоящую, равнодушную к твоей великой душе и прекрасным порывам жизнь, совершается строго индивидуально, посредством аккуратного и честного продумывания своих желаний и перспектив. Если на основании такого продумывания сделан вывод, его воплощение в истериках и надрыве не нуждается.

А оставались, очень надолго или навсегда, либо не имеющие способностей продумать проблему и сделать вывод, либо характера для серьёзного поступка. И год за годом с невыносимой искренностью говорили друг другу малопонятную банальщину, протянув ладони к пламени свечи. Разумеется, это построение касается только тех, кто достаточное время считал систему «Тропа» главным делом своей жизни: таких было процентов 10-15, но именно из их числа выходят руководители и продолжатели дела. Устинов же построил систему так, что описанные сильные фигуры (ум + характер) внутри неё удержаться не могли. А все его искренние попытки найти человека, который будет продолжать дело на равных, и продолжит после него, были строго неудачными, и приводили исключительно к разнообразным скандалам. По-другому быть не могло, т.к. он пытался делать лидеров из людей, к этому не способных. Последний такой скандал, поднявший тонны информационного дерьма, «Тропу» и похоронил.

Известно, куда ведут дороги из благих намерений. Юрий Устинов, в полном соответствии с этой банальностью, посредством благих намерений и искренних порывов оборудовал свой маленький персональный ад.