Оглавление раздела
Последние изменения
Неформальные новости
Самиздат полтавских неформалов. Абсолютно аполитичныый и внесистемный D.I.Y. проект.
Словари сленгов
неформальных сообществ

Неформальная педагогика
и социотехника

«Технология группы»
Авторская версия
Крошка сын к отцу пришел
Методологи-игротехники обратились к решению педагогических проблем в семье
Оглядываясь на «Тропу»
Воспоминания ветеранов неформального педагогического сообщества «Тропа»
Дед и овощ
История возникновения и развития некоммерческой рок-группы
Владимир Ланцберг
Фонарщик

Фонарщик — это и есть Володя Ланцберг, сокращенно — Берг, педагог и поэт. В его пророческой песне фонарщик зажигает звезды, но сам с каждой новой звездой становится все меньше. Так и случилось, Володи нет, а его ученики светятся. 


Педагогика Владимира Ланцберга


Ссылки неформалов

Неформалы 2000ХХ

Андрей Русаков. Эпоха великих открытий в школе 90-х годов.

Винницкий «Аист»

Дорога от свободы к культуре

Десятилетие самой знаменитой семейной школы

Школы, придумываемые семьями педагогов-единомышленников, возникали на рубеже девяностых во многих городах. Одни из них распались, другие выжили и преобразились в более регламентированные учреждения, третьи умудрились сохранить живой и своеобразный облик.

Но первой из них, изобретшей и воплотившей звание «семейной», стал, вероятно, именно винницкий «Аист». И по прошествии десятилетия «Аист» остался самым чистым и классическим образцом семейной школы, несмотря на своё многократное расширение. Его изначальной атмосфере удивительно удавалось охватывать всё новых и новых людей, попадающих под сень «аистовых» крыльев.

Олег Игоревич Белин, один из легендарных зачинателей «Аиста», так определяет этот (вроде бы очень странный, но вдруг во многом наиболее естественный?) «тип образовательного учреждения»: «Что мы понимали под словами о семейной школе, когда задумывали ее? Две вещи. С одной стороны, школа возникала из тесного сотрудничества родителей; семьи создавали школу для своих детей и сами в ней работали. Взрослые работали, маленькие учились. С другой же стороны, мы стремились сделать ее семейной в том смысле, что школа — это большая семья, где люди близки друг другу, где друг друга любят и понимают, и где нет особого места общеформальным отношениям. С одной стороны: школа как большая семья, а с другой — как то, что складывается из участия многих маленьких семей. Причём всех членов семьи или большинства её членов».

«Аист» числится частной школой, но в нём нет ни директора-лидера, ни директора-владельца. Школой коллегиально руководит попечительский совет из числа первоначальных учредителей — но и их решения тоже согласуются со многими другими участниками школьной жизни. А мнения последних, в свою очередь, зачастую опираются на память о сотрудничестве с сотнями друзей «Аиста». Многие из них съехались из разных стран мира и в этом раз на его день рождения.

Забавно, что к этой главной, всемирной славе педагогической Винницы в самой Виннице не очень знают, как относиться. При всей доброжелательности к «Аисту» городского начальства — та же простая аттестация для школы, менее всего озабоченной подробной отчётностью, заведомо проблематичней, чем для самой захудалой из традиционных школ.

Впрочем, это вечный парадокс выдающихся педагогических явлений: как к ним не настраивайся по-хорошему, они то и дело раздражают своей невписываемостью в принятые формы и распорядки. А с какой мерой почтения положено относится к ним, становится понятным только лет через пятьдесят, когда их увлечённо начнут изучать по отрывочным описаниям очевидцев.

Пока же вполне можно опережать будущие отрывочные описания — и отправившись в гости к «Аисту» послушать разговор его учителей, воспитанников и гостей про то, на чем десять лет держалась их школа, на что они надеются и в чём уверены.

Семья превращается в род

Менялось ли с годами понимание того, что такое «семейная школа» и для чего она предназначена?

Первоначально школа создавалась людьми, у которых были хорошо налаженные отношения вне школы. Родственники, друзья, родственники друзей... Кроме кровных связей, существовали и иные: я изумлялся вначале, что буквально каждый ребёнок имел в школе или крёстную мать, или крёстного отца. С годами принцип формирования школы изменялся. Когда мы теперь набираем классы, то люди зачастую совсем не знают друг друга. Процесс слияния в семью идёт в ходе формирования класса.

— Но всё равно получается так, что когда приходит одна семья (пусть даже нам раньше неизвестная) — она тянет за собой друзей, знакомых, соседей и так дальше. Этот фактор постепенно становится определяющим; среди новых людей в школе «друзья друзей» опять становятся всё более весомой частью.

— Вначале школа действительно ощущала себя одной семьей; теперь она уже слишком большая, чтобы быть такой тесной. Но, наверное, атмосфера какая-то сохранилась. А уровень отношений, характерный для «Аиста» первых лет, переходит на класс. В масштабе класса семейный уклад отогревается и сберегается. Особенно это видно классу к седьмому-восьмому. Тут уже сами дети почти по-родственному близки между собой. А школа теперь — это словно ряд семей. Как большой род получается.

— Заметим, сколько у нас тут сегодня выпускников, и всегда их бывает много на школьных событиях — что-то тянет их прийти и снова быть вместе. А для нас ведь вопрос будущего: приведёте ли вы, выпускники, своих детей в нашу школу?

Если это будет действительно так, то школа преодолеет свой критический возраст, перейдёт на второй круг. Когда ваши трёхлетки придут в наш садик, то семейные связи снова сомкнутся.

— Я попала в «Аист» через год после его создания, когда в школе было сорок человек. И вдруг я поняла, что я не контролируема преподавателями. Я могла ничего не делать в течение целой квинты (на которые здесь делится учебный год), а на зачетной неделе могла ответить весь объём того, что мы проходили. Я распределяла работу, как хотела.

До этого я училась в нескольких школах. А здесь я столкнулась в свои 12 лет с понятием свободы. И ощутила отношение к себе не как к ребёнку, а как приближенное ко взрослому, как к коллеге; это было ни с чем не сравнимое ощущение. Я знаю, что «Аист» — единственная школа, которой я бы могла доверить своего ребёнка. Знаю, что здесь его научат тому, чему бы я хотела, чтобы его научили. Что его примут не как дискретную единицу некоего потока, а как особого человека.

А понятие семейственности всё-таки не изменилось, а скорее модифицировалось. И по-прежнему перед приёмом в школу первоначально происходит общение с ребёнком и его семьей вместе.

Ведь мы принимаем в школу, не ребёнка, а семью. И не просто папу и маму. А принимаем дедушек, бабушек, племянников; и мы знаем, что на наши праздники будут приходить их дяди и тёти, соседи, близкие и дальние друзья.

Человек в переливах традиций

Что позволяло удерживать в постоянно меняющейся школе нечто главное для вас?

— Культура ~ это же передача традиций. Когда возникала школа, сразу шла отладка традиций. Та же традиция семейственности. Традиция умения работать в команде, а не быть учителями-солистами. Традиция абсолютного уважения друг к другу. У нас в коллективе нет соперничества; у нас каждый заинтересован в росте другого. Сложилось такое удивительное содружество и разделение ответственности. Традиция духовного воспитания. Традиция духовного пения по утрам. Когда-то (отчасти оттого, что много -детей «Аиста» учились ещё и в художественной школе, в музыкальной) возникла традиция колядования на Рождество. Ватага ребят была организована очень профессионально. Они брали музыкальные инструменты, надевали костюмы и ходили по домам. Мой сын — из первого выпуска «Аиста» — уже пять лет живёт в другой стране. Вот он звонит и поет по телефону колядку, а потом несколько раз перебивает и спрашивает: «Аист» колядовал в этом году?» А я проболела и не знала. Он снова и снова спрашивает: «Но «Аист» колядовал в этом году?». Видимо, такая была у них своя большая радость, когда они ходили и приносили радость в другие дома. Ему там не достает этого. Да это и как проверка: если «Аист» колядовал, то всё в порядке.

Про ещё одну из традиций ребёнок написал в сочинении в шестом классе: «Эта школа доброжелательная и миролюбивая. Сюда приходят с миром и уходят с миром». Ещё традиция — открытость, сюда можно прийти со знакомыми, незнакомыми, школа открыта разным добрым влияниям, и она сама несёт эти добрые влияния. Собственно, для нас школа — это открытая культурная система, недаром она получила статус «школы ЮНЕСКО». Есть разные традиционные, еженедельные формы общения — Английский клуб, Музыкальная гостиная, разные кулинарные традиции; школа всегда остается хлебосольной, несмотря на все кризисы. Очень важно, что здесь любой человек чувствует себя очень естественно. Вчера было видно, как гости, даже не зная языка, начинают петь с нами, включаются в наши формы общения...

— А так год на год не похож. В школе с каждым годом меняется очень многое. Стабилен разве что экономический кризис. Но учителя растут очень активно и сильно. Экономически все крайне тяжело, а интеллектуальный, эмоциональный, духовный рост людей очень значителен.

— Про психологический же климат я не думаю, что он в школе зависит от психологов. Бывают, наверное, особо тяжёлые ситуации, в которых нужен профессиональный психотерапевт. А всё остальное — это дело учителей, да и родители сами оказываются психотерапевтами для других родителей.

— Я много думаю о Татьяне Павловне, о том, что она сделала для школы, для каждой семьи отдельно. Много лет она как бы и выполняла роль психолога, или, во всяком случае, посредника между семьями и школой. Я это наблюдала сотни раз. К ней можно было прийти со своим каким-то непониманием школы — и час, два, три часа она сидит и разговаривает с папой, с мамой, или поочередно с ребёнком и с семьей, или со всеми сразу. И помогает разобраться, что же такое происходит. Сейчас уже не так просто ответить всем, но словно и силы удесятерились за десять лет.

— Когда мы были маленькие, было принято время от времени всем попечительским советом встречаться с каждой семьёй, дать людям выговориться, какие-то вещи важные для взаимопонимания обозначить. Это тоже было страшно изнурительно. Сейчас мы в полной мере этого себе не можем позволить... Но принцип в общем-то сохранился.

— У нас не возникало потребности в особых школьных психологах, но когда ряд родителей объединяет одна проблема (не важно, имеет ли она прямое отношение к детям или нет), мы собираем родительский семинар, приглашаем профессионального психолога. Это может быть и теоретический семинар, и тренинговый, и со взрослыми отдельно, и вместе с детьми.

Школа для взрослых

Семейная школа поневоле становится ещё и центром образования взрослых? Это с самого начала было понятно?

Да, у нас в уставе записано, что цель школы — создание условий для самореализации каждого ребёнка, учителя и родителя. Это предполагает, разумеется, особую работу со взрослыми.

— Как только у родителей возникает отчуждённое, ироничное отношение к школе, так школа начинает терять ребёнка. И помочь всё труднее.

— Есть и другая сторона. Если ребёнок развивается и учитель тоже, а родители — нет, то возникает критическое, отчуждённое отношение ребёнка уже к своим домашним.

Мы стараемся помочь родителям собираться по самым разным поводам и в разных сочетаниях. Есть родительские семинары — это как бы разговорный жанр. Иногда ты участвуешь в нем, иногда ты только слушатель, впитываешь то, что говорят рядышком, а при этом сглаживаешь в себе очень много. И вот получается: родительские собрания классные, родительские семинары, семинары после поездок, собрания образовательные (далеко не только психологические). Очень часто, когда в совместных делах несколько классов соединяются, завязываются родители разных классов между собой. Они видят и обсуждают: «А, вот какие проблемы будут у меня в будущем году», — или «Ой, а я это уже пережил!» Ведь большая семья — роскошный случай. Когда все в разном возрасте, то нет чувства перепрыгивания с одной заранее неизвестной плоскости на другую. Есть вертикаль, перспективность. И ты можешь путешествовать по этой вертикали. Маленький коллектив, взаимосвязанность многих людей и событий, постоянно заставляет путешествовать вверх-вниз. Это очень интересное образование, само по себе в чем-то осуществляющее реабилитацию взрослых и детей.

— Родители сами становятся заинтересованы в профессиональном росте учителя. Был и совсем особый случай: учитель выпускал третий класс, а родители знали, насколько учитель хочет поехать на семинар в Финляндию, и они спонсировали его поездку. Хотя вроде бы уже расставаясь с ним как с учителем своих детей.

— Школа выполняет роль призмы. Вот появляется новый ребёнок — он простого, белого цвета, мы его не чувствуем. Но вот он показывает себя в этом деле, в этом, в этом — и он расцвечивается. В походе он такой, за обедом абсолютно другой, за ученической партой — третий. И у родителей есть шанс увидеть ребёнка во всём спектре, в любой ситуации. Родитель в квартире привык к определённому облику ребёнка. И он возмущается, когда ему говорят: «Знаешь, он ещё и немножко другой»...

Много случаев, когда родители видели много худших сторон своих детей, и не видят их лучших сторон. И когда школа показывала лучшие черты и таланты их сына, то меняла отношение родителей к нему. Ведь домашняя концентрация на негативе разрушает ребёнка.

— Откуда берётся эта концентрация на негативе? Мир настолько жестоко проехался по взрослым, что они приходят часто израненными, они хотят отыграться на своих детях. А у нас есть возможность, чтобы они успокоились, и тогда они меньше срываются на своих детях.

Разные комплексы родителей проявляются в ребёнке. Я не очень состоялся в жизни — зато я очень хочу, чтобы мой ребёнок состоялся. Но оказывается, что эту агрессию возможно потихонечку снимать.

— Почему у нас это получается? Наверное, оттого, что родители привыкают приходить к нам радоваться. Чаще всего. можно сказать, что нам особенно помогает экономический кризис. В этом мире, где радости и удовольствий мало, везде всё серо и тяжело, здесь человек отдыхает, ему говорят не о том, какой ребёнок у него кошмарный, а ему показывают, что ребёнок у него может и это, и это, и это, и какая-то радостная жизнь вокруг него происходит...

— Хотя у нас не все семьи приживаются. Кто-то выдерживает од, а потом приходится расставаться. То ли ребенок не выдерживает свободы, то ли у родителей всё-таки непреодолимый синдром отличника-медалиста, который помнит, как его учили, а тут видит, что учат не так. Что ни пытаешься делать, отношения разрушаются.

— А кто-то хочет педагогического обслуживания. Я вам сдал ребёночка, а вы из него сделайте то, то и то. Это тоже не наши родители. Нам важен тот, кто участвует в жизни школы.

— А зачастую и просто страхи съедают родителей, ведь нет сиюминутного результата. А программу в соседней школе проходят вроде бы быстрее. Что если отстанем!

Синдромы страха и синдром успеха

А когда появилась уверенность, что подобные родительские страхи безосновательны? Был ли момент, когда стало понятно, что ожидания оправдываются?

Внутри коллектива вера в то, что все получится, была постоянно. Ведь то, что делалось, делалось очень бескорыстно, с любовью. Ну, ошибаемся. Ну, исправимся. Но мы ощущали, что основания нашего дела здоровые и не могут дать дурных плодов.

— У меня стопроцентная уверенность появилась с нашим третьим выпуском. Ведь отдельной проблемой все эти годы было то, что очень часто вливались семьи по ходу, в седьмом, девятом, десятом. А это обычно были дети и взрослые, привыкшие к иному стилю отношений. И сперва начинается «разладка» привычных представлений, норм поведения. И каждый раз вопрос: а успеет ли все это в оставшиеся сроки наладиться по-новому? А когда таких ребят и семей случается большинство в классе? И вот с третьим выпуском мне стало видно, что всё равно получается.

Сейчас ситуация стабилизируется в том плане, что нет нужды набирать средние классы из чужих людей. Все «этажи» наши заполнены — от трёх лет и до выпускного класса. Если же приходит один-два-три ребёнка в уже сформировавшуюся среду — то и они приспосабливаются к ней, и среда приспосабливается, подстраивайся под индивидуальность каждого.

— Ещё нам помогают еженедельные коллегии. С чего начинали на каждой из них? Какие есть проблемы — у тебя лично, в классе, в школе? Проблемы отслеживались, выделялись наиболее острые, гак мы держали ситуацию «под учётом и контролем». Такая благодушная, благополучная тональность нашего нынешнего разговора на самом деле и стала возможной потому, что именно проблемы, болевые точки всегда были в центре внимания.

С другой стороны, наши коллегии всегда позволяли учителям увидеть успех ребёнка и придумать новые возможности для него, смотреть на него как на успешного независимо от конкретного успеха на твоём предмете. Если будет услышан ребёнок на уроке труда, то я переживу, как он мне диктант «пишет, если он будет успешен в театре, в музыке, в танцах — то я понимаю, что он развивается. И диктант он со временем тоже «пишет, как надо.

А если говорить о нашей уверенности, то ведь дело в том, что ситуация успеха, которую мы создаем практически каждому ребёнку — создаёт успех нам самим. Вот и всё.

— Мы хотим предоставить ребёнку ситуацию успеха, чтобы он почувствовал крылья, которые растут у него за спиной. Именно поэтому в будущем он будет приспособлен к реальной жизни; ведь он уже был успешен и верит в себя как в успешного.

— Почему я, живя в этой школе лет восемь, смотрю с огромным оптимизмом в будущее? Есть известная фраза: «Не верь тому человеку, который внушает тебе, что ты ничто. Имей дело с тем человеком, который внушает тебе, что ты гений, который уверен в том, что ты велик». Когда каждый учитель каждый день намекает каждому ребёнку, что в нем скрыты великие возможности, то дети как-то и становятся «довольно великими».

Подростки в школе-подростке

Ещё ведь существует отдельный страх учителя начальной школы перед средним звеном...

В начальной школе все дети причёсанные, аккуратные, вежливые, на духовное пение с радостью ходят... Вдруг они вступают в среднюю школу. И о ужас! Они не здороваются, все делают наоборот, дверь открывают исключительно ногами, не учатся, а какое уж там духовное пение... И мы очень долго огорчались, считая, что учителя в пятом классе буквально портят детей!

Успокоили нас два факта. Во-первых, мы притянули своих учителей из начальной школы повести пятый класс. И вот они оттуда заходят к нам в гости, мы спрашиваем: «Ну что?» Они отвечают: «Ого!» Так и прошла обида на среднюю школу.

А второе — это выпускники нашей школы. И то, как в целом меняются дети в старших классах. Я же из начальных классов забегаю сюда время от времени, вижу взрослых детей периодически — и мне очень заметны перемены (менее очевидные для тех, кто со старшеклассниками каждый день).

И я успокоилась. Просто им нужно перебродить. Пережить это брожение. И если мы все это вытерпим, не будем их ломать, из них вырастают просто красивые люди. Во всех отношениях.

Олег Игоревич с первого дня говорил нам: «Терпите, ребята, и вы будете вознаграждены». А насколько то и дело хотелось стукнуть кулаком по столу (из желания сохранить в школе хотя бы мебель!): «Ещё терплю!»

— А я хочу сказать, что всё время опаздывающая на собрания школа «Аист», на этот раз собралась как раз вовремя. Потому что начинается Музыкальная гостиная. И уже есть публика, и она, к счастью, не обязана собираться.

Но от себя к сказанному добавлю. Когда-то на доисторической заре нашей школы, ученики приходили заниматься ко мне домой. Я считал, сколько раз стукнула дверь в подъезде — столько, значит, публики уже на подходе. Они садились по трое-четверо на диване, и начинались занятия. Временами они совсем невозможно себя вели. Однажды я к ним тихо подошел и сказал: «Когда я был такой маленький, как вы, я всегда понимал, когда я делаю плохо». Они мне радостно ответили: «И мы тоже понимаем!»

Когда дана такая свобода, чтобы от неё пройти необходимый путь до культуры — через всю ту атмосферу, в которой живём, рядом со всеми близкими нам людьми — важно постигнуть то чувство, о котором говорил апостол Павел: «Мне всё позволительно, но не всё полезно».

Их дело прочувствовать это — а нам просто надо подождать.

ноябрь 2000 г.


Для печати   |     |   Обсудить на форуме



  Никаких прав — то есть практически.
Можно читать — перепечатывать — копировать.  
© 2002—2006.

Top.Mail.Ru   Rambler's Top100   Яндекс цитирования  
Rambler's Top100