От редакции. Роясь в архивах, мы нашли и вот — публикуем эту историю детского клуба. Она написана Владимиром Ланцбергом более 20 лет назад в необычном для его творчества простом, как бы будничном стиле. Публикуем as is — как есть, несмотря на то, что ни того клуба, ни многих атрибутов тогдашней жизни уже не существует. Педагогика, как ремесло и искусство — осталась. Наш читатель сам сможет отделить лишнее от полезного.
История «Клуба Маленьких Фонарщиков»
В апреле 1982 года в пос. Тюменский Туапсинского района был организован детский клуб по интересам. Для работы с детьми по месту жительства ЖЭУ Туапсинской объединённой базы треста «Главтюменнефтегаз» выделил ставку педагога-организатора и помещение около 50 кв. м. в цокольном этаже одного из жилых домов.
Посёлок Тюменский — небольшой (менее 2000 жителей, около 270 детей школьного возраста). Хотя Тюменский и является поселком городского типа, населён он преимущественно бывшими сельскими жителями, ныне работниками сферы обслуживания курортных учреждений (отсюда — известная психология большинства родителей, с которыми предстояло иметь дело в ходе работы). Посёлок находится в прибрежной зоне, множество квартир летом сдаются «диким» отдыхающим, и многие малыши, насмотревшись на их образ времяпрепровождения, говорили, что, когда вырастут, будут курортниками.
Школа в посёлке начала работать осенью 1983 года, других учреждений науки и культуры ни в посёлке, ни в ближайших окрестностях нет, так что клуб стал одним из первых постоянно действующих детских объединений в посёлке.
За полгода до клуба начала работать детская балетная студия, которой руководила Тамара Евгеньевна Игнатович, прекрасный специалист своего дела. Но студия объединила в основном девочек, а «славу» ведущего по детским правонарушениям посёлку приносили в основном мальчики. На них в первую очередь мы и нацелили свою работу.
«Мы» — это тройка друзей и единомышленников, в которую, кроме меня, вошли на общественных началах моя жена Ирина Романовна и наш друг, руководитель одного из кружков Туапсинского дома пионеров Михаил Борисович Кордонский (в настоящее время живёт в г. Одессе).
Из прошлого нашего опыта работы с молодёжными и детскими клубами мы вынесли убеждение в том, что наибольший воспитательный эффект даёт так называемая коммунарская методика, разработанная в 50-х годах ленинградскими педагогами под руководством И.П. Иванова. Эта методика ныне принята во многих комсомольских и пионерских штабах городов Союза, в ряде ведущих детских клубов и пионерских лагерей.
Вкратце задачи её выглядят следующим образом:
— создать коллектив из детей и взрослых, который своим трудом приносил бы реальную пользу обществу;
— этот коллектив должен быть демократичным, то есть права детей и взрослых в нём максимально уравнены, а отношения равноправные, товарищеские; должно быть хорошо развито детское самоуправление;
— стиль работы — творческий, причём творчество должно касаться не только научных, технических, культурных сфер деятельности, но и строительства структуры клуба, человеческих отношений в нём.
Как известно, вокруг тезиса о творчестве среди педагогов, приемлющих коммунарскую методику, идут жаркие споры. Одни исповедуют лозунг: «Каждое дело — творчески, иначе зачем?». На практике это иногда приводит к тому, что даже самое ничтожное мероприятие обставляется таким количеством речёвок, конкурсов, стенгазет и рисунков, что само дело тонет в море «творчества», а смысл и творчества и дела теряется. Но гораздо хуже то, что воспитанники такого клуба на границе сфер клубной игры и обыденности реальной жизни (особенно после выпуска из клуба, оставшись наедине с собой) вынуждены преодолевать стрессовое состояние и приходить к грустной мысли о том, что «клуб» и «жизнь» — не одно и тоже.
Мы выбрали стиль работы максимально будничный. Спокойный тон отношений; минимум традиций, атрибутов, ритуалов; пропорции между работой и отдыхом неравны — работы больше, зато характер её, род занятий всё время меняется. Клуб планирует себе на неделю дела, связанные и с физическим трудом, и с умственным, и культурные мероприятия. Но важно, что в делах своих ребята не замыкаются в четырёх стенах, а вступают в контакт то с работниками разных предприятий и учреждений, то просто с жителями посёлка, и клуб наполнен духом реальной жизни.
Как же мы решали задачу привлечения в клуб ребят? Ведь у нас не колония, не школа, а неформальное объединение: ходить в клуб не обяжешь. И как сделать так, чтобы пришли именно те ребята, которые нам нужны?
А нужны нам были в первую очередь мальчишки, причём из 5–7-х классов и младше, так как, согласно законам возрастной психологии, силы, потребные для перевоспитания пятерых старшеклассников, гораздо эффективнее можно использовать для воспитания пятидесяти младшеклассников. И мы выбрали «стратегию профилактики».
Из того, что мы знали и умели сами, в первую очередь «пошли в дело» наши знания в области техники, туризма, фотографии и эстрадной музыки. В первую очередь, потому что в системе ценностей большинства ребят, пришедших в клуб, доминировали соображения внешнего престижа (желания «казаться» и «иметь» господствовали над «быть»).
Похвастаться перед приятелем самодельной цветомузыкой, пройтись по посёлку с рюкзаком или прокатиться в шлеме на ревущем мопеде без глушителя, заложить пассаж на электрооргане или выдать соло на ударной установке, пощёлкать фотокамерой, утыканной блестящими кнопками… О том, что к любому умению придётся пройти трудный путь обучения, поначалу как-то не думается.
Уже в процессе привыкания ребят в клубе, в ходе становления сообщества друзей происходила смена ценностей, и главное место занимало желание «быть», а вместе с ним приходил выбор дел, быть может, внешне непрестижных, но более нужных людям. На смену «коммерческой» музыке пришёл сложный джаз, а затем и классика. Возник интерес к поэзии, живописи, проблемному кинематографу. Споры о летающих тарелках сменились разговорами об экономике, о нравственности… И тут оказалась задействована как бы «вторая очередь» наших знаний и возможностей, потребность в которых должна была созреть в клубе постепенно.
Чтобы такое созревание произошло, от нас потребовалось:
— иметь твёрдую систему собственных прогрессивных гуманистических убеждений и вести соответствующий образ жизни, короче быть личностью, способной завоевать симпатии детей;
— быть самим собой, не делить свою жизнь на «жизнь для клуба» и «жизнь для себя», не прятать своих слабостей (а честно бороться с ними), не скрывать своей некомпетентности в тех или иных вопросах, не стыдиться научиться чему-либо у детей; не ставить барьеров между собой и ними; не играть и не заигрывать, не обманывать их ни в большом, ни в малом, в каждом из них уважать личность, максимально доверять им;
— в ряде вопросов быть безусловно компетентным, браться за те дела, которые нам по силам, короче, завоёвывать доверие делом;
— при всём равноправии отношений не переходить на их нравственную платформу, если она «не наша», не опускаться до их культурного уровня там, где он низок, а тянуть их к себе, действовать убеждением и собственным примером; не администрировать.
То есть всеми доступными нам средствами сделать клуб для его членов референтной группой, система ценностей которой будет для них определяющей.
Итак, мы выбрали несколько внешне престижных профилей работы, способных привлечь внимание ребят. Но гораздо важнее было понимание того, что сама престижность своего облика нужна ребятам для самоутверждения, для завоевания авторитета в глазах других ребят, а особенно — в глазах взрослых. Даже если этот «авторитет» — со знаком «минус». Мы видели, с каким торжествующим видом ходил в течение нескольких недель Серёжа Е., участвовавший в ограблении склада ЖЭУ. Его торжество не омрачили ни нотации в школе, ни беседы в милиции, ни «народные средства» воспитания дома, ибо результат был налицо: ажиотаж многочисленных взрослых вокруг Серёжиного поступка и зависть большого числа сверстников к тому, сколько шума возникло вокруг Серёжи.
А до этого (и после тоже):
— в школе он не имел права голоса ни в одном жизненно-важном вопросе, не ставил оценок, не делал замечаний учителям, не планировал мероприятий;
— дома не он распоряжался семейным бюджетом, не он устанавливал семейные порядки;
— на улице влияние его распространялось лишь на тех, кто младше и слабее, а цена такой власти, понятно, невелика.
И вдруг он оказался в центре событий, заставил о себе заговорить!
Поэтому весьма важно было предложить ребятам такой клуб, где бы каждый полноправно участвовал в решении самых важных его вопросов; чтобы каждый мог не только подчиняться клубным командирам, но и сам, будучи командиром, руководить остальными, даже если среди них есть старшие по возрасту и более сильные; чтобы о делах и людях клуба с уважением говорили самые авторитетные взрослые.
Отсюда — выбор структуры клуба, стиля отношений, поля деятельности.
Говоря о работе клуба по интересам, можно показать, как, базируясь на любой области человеческой деятельности, будь то картинг или филателия, можно достичь высоких результатов либо в области функционирования (спортивные показатели, ценность коллекции), либо в области обучения, познавательной, общенческой, творческой, воспитательной областях. И нельзя достичь предела во всём сразу. Дело в том, что жизнь клуба всё время ставит его членов и руководителей в ситуации, когда нужно сделать выбор. Скажем, завтра поход, а сегодня руководитель группы вступил в конфликт с одним из участников, причём был явно неправ. Что можно сделать?
Отчислить руководителя из группы и фактически сорвать поход, так как другого руководителя столь высокой квалификации в группе нет. Или оставить всё как есть в надежде, что страсти улягутся и поход будет пройден.
Первый выбор спасает обстановку в группе, её микроклимат, но лишает группу высоких результатов её функционирования, так как без опытного руководителя группа в сложные походы ходить не сможет. Делая такой выбор, нужно быть убеждённым, что главное в туризме не спорт, а человеческие отношения.
Второй вариант — в пользу спорта. В такой группе в конце концов может подобраться коллектив спортивных «звёзд», верящих в то, что за высокий результат может проститься любая безнравственность.
Большинство реальных клубов не отличаются результативностью ни в одной из названных областей, так как руководители их, как правило, ведут политику «затыкания дыр» — функционерских, воспитательных и прочих.
Мы выбрали, как было сказано, воспитательное направление, и это определило ещё одну важную особенность нашей работы.
Мы не ходим в большие сложные походы.
Нам важнее, чтобы в поход мог пойти даже самый маленький, слабый член клуба, если сам того захочет. От этого выиграет весь коллектив.
Мы не проверяем слух у ребят, которые занимаются в группах инструментального ансамбля или просто учатся играть на гитаре. Нам важен не результат, полученный в искусстве, а внутренний климат клуба.
Тех ребят, которые хотят совершенствоваться в туризме, музыке, технике, мы всегда можем направить к нашим друзьям-педагогам, которые работают по методикам, приносящим более ощутимые результаты именно в области функционирования.
Короче, можно говорить о нашей «стратегии воспитания».
И, наконец, ещё одна важнейшая особенность коммунарской методики. Получая в клубе довольно высокую квалификацию коммунаров, организаторов, деятелей самоуправления, а также навыки в различных профилях работы клуба, ребята обретают способность самостоятельно руководить кружками по интересам и рабочими группами. Многие из выпускников клуба, осмыслив истинную его цель — коммунистическое воспитание человека, и восприняв её как свою личную задачу, либо выбирают профессию педагога, либо в свободное от работы или учёбы время помогают в работе своим бывшим учителям, или создают собственные группы.
Зная об этом свойстве коммунарских клубов, мы выбрали «стратегию размножения». Выразилось это в том, что первоначально число воспитанников клуба было невелико. Нас волновало качество работы, устойчивость результатов. Мы знали, что со временем первоначальные количественные потери будут компенсированы с лихвой.
Первое коммунарское объединение, созданное в нашем детском клубе, насчитывало до десятка членов (наиболее обязательных, деловитых, бескорыстных, честных, инициативных), да ещё 15-20 человек, окружавших это «ядро».
Разумеется, приступая к созданию коммунарского клуба, мы сделали «заготовки» и структуры, и планов, и даже названия клуба. Хотели создать «Республику мастеров», где были бы «цехи» музыкантов, электронщиков, фотографов и т.п. Но ребята рассудили иначе. В клубе с первых дней прижилась песенка о фонарщике, который, зажигая для людей звёзды, отдавал каждой звёздочке частицу самого себя, сам при этом становясь всё меньше и меньше. Идея подвижничества привела ребят к названию — «Клуб Маленьких Фонарщиков» (КМФ), и они убедили нас, что это название лучше, точнее. Что касается структуры, то вследствие малочисленности клуба все делали всё.
По мере обретения организационных навыков возникла структура управления клубом: высший орган — Общий Сбор (раз в неделю, а в походах или трудовых лагерях — ежевечерне); он решал все вопросы жизни клуба, включая самые жизненно-важные. Правом решать обладали коммунары (в том числе — и комиссары), совещательный голос имели все присутствующие. Характерно, что решение принималось единогласно. Даже при одном воздержавшемся вопрос откладывался. Это было необходимо, чтобы получить клуб единомышленников.
Для принятия приходилось убеждать противников, а это развивало соответствующие способности. Кроме того, система единогласия учила ребят в непринципиальных случаях сознательно жертвовать своими интересами ради интересов большинства товарищей.
Исполнительная власть принадлежала дежурному командиру, избиравшемуся на 2-3 месяца из числа коммунаров, а затем — и перспективных новичков. Таким образом, за год добрые полклуба проходили «высшую школу» управления. Что же касается руководства походом или трудовым десантом, то тут каждый имел возможность проявить себя по нескольку раз в году.
В КМФ были три взрослых комиссара, имевших особые права для особых случаев (принятие решений в моменты опасности и т.п.). Клуб имел свод законов, где были, например, такие разделы, как «законы клубной демократии», «законы дела», «законы леса», «законы «огонька» и Общего Сбора». Законы «дышали», то есть менялись по мере взросления клуба. Отпадали законы-«подпорки», узаконивались повышенные требования к коммунарам. «Дышала» и структура управления. Так, вначале функции исполнительного руководства играл Совет клуба, но его оперативность оказалась неудовлетворительной, а коллегиальность ненужной из-за частых Общих Сборов, и Совет был заменен дежурным командиром — «дежкомом».
В процессе работы мы убедились, что трудно предугадать не только оптимальную структуру, но и профили занятий, которые предпочтут ребята. Так, несмотря на бурное одобрение наших предложений заняться гитарой и фотоделом, соответствующие кружки вымерли уже к четвёртому занятию. Мы, комиссары, продолжали «играть в свою игру», то есть пели под гитару на «огоньках» и в походах, щёлкали камерами и дарили ребятам фотографии. И через год один из них оккупировал клубный туалет и устроил там фотолабораторию (вскоре к нему присоединились ещё 4-5 человек), а ещё через год почти весь клуб уверенно держал в руках гитары, знал буквенные обозначения аккордов, нотную грамоту, а некоторые пели первые собственные песни, удивительные по самобытности и глубине содержания.
Горький же опыт «заглазных» наших прожектов начального периода показал: первые дела должны быть обречены на успех и приносить его немедленно. На «марафонские свершения» способен коллектив, у которого крылья уже подросли.
Самым интересным и трудным (в смысле становления) в клубе было самоуправление. На первых сборах мы столкнулись с тем, что ребята не знают, чего хотеть, настолько они привыкли, что всё уже кем-то решено. Стоило кому-то написать в анкете желаний «хочу играть на электронных инструментах и ходить в походы с ночёвками», как тут же эта фраза появилась во всех остальных анкетах (даже, кажется, с теми же грамматическими ошибками). При обмене мнениями о прошедшей неделе звучали два варианта выступлений: «мне всё понравилось» и «я не знаю, что сказать». Это походило либо на отсутствие навыков критики, либо на безверие в действенность таковой.
Мы же, видя всё это, делали вот что:
— не стеснялись говорить о собственных недостатках и промашках, и не только говорили, но и старались их исправить;
— не стеснялись сами себя наказать;
— не стеснялись высказывать собственные желания и неуклонно проводили их в жизнь.
Постепенно ребята убедились, что мы не заигрываем с ними, не считаем себя высшими существами. И в дальнейшем бывали случаи, когда нам крепко доставалось от ребят за наши ошибки и слабости. Самым страшным наказанием в клубе была недельная «разгрузка» — лишение права работать, и однажды автор этих строк за трёхминутное опоздание на Общий Сбор без уважительной причины был «разгружен» на неделю, и до следующего Общего Сбора приходил на работу отбывать часы на случай визита начальства, не имея права ни к чему прикоснуться и ни о чём говорить на работе.
Из истории клубного самоуправления можно привести также эпизоды.
Перед весенними каникулами 1984 года ребята привлекли в клуб группу пятиклассников из которых почти все стояли на каком-нибудь учёте как «трудные». Перед большим походом, намеченным на каникулы, клуб повёл новичков в ближний двухдневный тренировочный поход. На обратном пути, на сложном участке тропы, те затеяли чуть ли не чехарду. Пришлось применить комиссарские полномочия — взять на себя руководство походом (обычно группой командовал выборный командир из числа ребят), и в клубе на разборе выставить требование: либо в дальний поход идут одни «старики», либо все идут куда-нибудь поближе и ненадолго. Изложив эти условия, я вышел из комнаты, предоставив ребятам возможность решить вопрос самостоятельно. Для меня, как педагога, предпочтительнее был бы второй вариант с жертвой вожделенного маршрута ради интересов новичков. Минут через десять меня позвали и сообщили, что в дальний поход пойдут все. «А как же условия?» — спросил я. «Мы спросили каждого персонально, способен ли он отвечать за себя. Каждый сказал, что способен. Мы им верим». Я тоже доверился коммунарам и не ошибся.
Другой случай произошёл летом 1983 года в клубном трудовом лагере «Мыблоня-83», где мы (отсюда и название) с друзьями из других детских клубов работали в совхозе на уборке яблок, перемежая работу в саду походами, КВНами, школами гитары, фотографии, пантомимой, юморинами и т.п.
Как-то после отбоя на Совете Комиссаров и Командиров выяснилось, что завтрашний поход сорван из-за плохой подготовки. Ответственным был взрослый, профессиональный инструктор по туризму Дима. Мнение, высказанное по этому вопросу, звучало так: поход отложен на два дня, поручить Вере (тоже туринструктор), а Диму на завтра «разгрузить». К этому мнению присоединились почти все, имеющие право голоса, в том числе — около десятка взрослых.
Последним высказывался семиклассник Гера. Его предложение было: поход перенести, Диму «разгрузить», ответственным за поход оставить Диму. Мы удивились: ведь Дима «завалил» дело! Может, Гера чего-то не понял? Оказалось — нет, всё прекрасно понял. Но если Дима не исправит свою ошибку сам, он «ничему не научится». Точка зрения Геры показалась остальным убедительной, и мы все сменили свои мнения, присоединившись к Гере.
Это был первый случай, когда один школьник переубедил группу детей и взрослых, но в дальнейшем такие случаи бывали неоднократно. Ребята на деле смогли убедиться в том, что являются полноправными хозяевами клуба.
Вершиной самоуправления КМФ стал туристско-трудовой лагерь «Мыблоня-84», когда, несмотря на сложный состав (более десятка трудных из 60 ребят), мы решились на следующий эксперимент.
В середине трёхнедельной смены однажды ночью все взрослые и комиссары отрядов (среди которых были и 14-летние коммунары) без предупреждения покинули лагерь и ушли на «выселки». Утром, проснувшись, ребята в лагере встали перед необходимостью самим решать все вопросы лагерной жизни. (В дальнейшем мы посылали в лагерь одного наблюдателя днём и двух дежурных на ночь, но их задачей было дежурство по технике безопасности при максимальном невмешательстве при отсутствии аварийных ситуаций).
Замешательство царило в первый день. На второй жизнь лагеря вошла в колею, и на предложение нашего «парламентёра» забрать на «выселки» «трудных» лагерь ответил отказом. Ребята сами договаривались о работе с лесниками и совхозным бригадиром, сами обеспечивали лагерь всем необходимым, сами строили свой культурный досуг, привлекая наших представителей по мере необходимости для участия в походах, школах, тематических вечерах, поездках для закупок продуктов или ночном патрулировании сада и орешника.
Мы протянули на «выселки» линию полевого телефона, устроили систему экстренного спуска с «выселок» в лагерь (на случай тревоги), но эти меры были лишь дополнением к главным, обеспечивающим успех. Главным же было создание крепкого организованного ядра коммунаров, сумевшего задать в лагере нужный тон и преодолеть как сложности состава, так и неблагоприятные погодные условия лета 1984 года.
Ценность же данного лагеря, где руками ребят был и палаточный город построен, и каждый кусок хлеба заработан, не измерить ничем.
Подобные лагеря описаны и А.С. Макаренко, и Л.Ю. Гординым (трое взрослых на 150 школьников), а в последние годы сообщения о них появляются всё чаще, например, в «Комсомольской правде».
К августу 1984 года КМФ исчерпал возможности своего роста. За последние полгода в клубе не появилось новых идей и качественных сдвигов. Впереди были старение и смерть клубного организма. И мы с ребятами решили распустить клуб, чтобы дать возможность каждому продолжить совершенствование в избранной области в других коллективах. Уже месяца через 2-3 мы убедились, что это было правильное решение.
Ориентировочная дата написания — лето 1985 года.
Название присвоено редактором — авторского названия нет.
В архивных описях фигурирует как «рыжая тетрадь».
Ориентировочно — лето 1985 года
Откорректировано Н. Жуковой, 15.11.2008
