Рассказы охотника за детьми

Интервью с Сергеем Рязановым, человеком, который привёл в петербургские приюты с улиц и вокзалов многие сотни детей

Я В ЭТОМ ДЕЛЕ СЛУЧАЙНО...

Так говорит о себе человек, вытащивший с улицы больше тысячи ребят.

Уже двенадцать лет Сергей Рязанов занимается только этим: отыскивает беспризорников по чердакам, люкам, подвалам. Кого в приют определит, кого подлечиться, документы поможет сделать, даже на учёбу устроить. Работа у него такая, в фонде «Защита детей».

Первый раз он столкнулся с ними в конце 90-го и был шокирован. Тогда он не знал, к кому идти, куда привести этих ребят. Приюты были полулегальные. Стал обзванивать всех подряд, узнал о фонде.

Разговаривал с ребятами на улице, на вокзалах. Многие хотели, как оказалось, жить в нормальных условиях и учиться. Прошёл курсы социальных работников от организации «Невский ангел». Две работы совмещать становилось всё сложнее. И так, постепенно, а не «однажды», пришлось выбирать.

— На предприятии был неплохой коллектив, мы помогали одному детскому дому, в качестве шефской поддержки, но это было все-таки другое. Я посчитал, что работа с уличными детьми важнее. Тогда и сил было больше, и энергии. Казалось, что сейчас этих устроим, и всё пойдёт по-прежнему. Такие мы были наивные.

Потом пошло-поехало.

ЭЙ, ПРОХОЖИЙ, ПРОХОДИ!

Это дети, что варят коноплю за гаражами, дышат клеем в подвалах и сшибают мелочь по вагонам метро, сделали свой первый выбор. Сбежали от невыносимых условий жизни на улицу. На свободу.

Многие из них устают от такой свободы, и даже чувствуют это. Но никто не хочет возвращаться туда, откуда ушёл (обычно — из детских домов, реже — из «семей», когда там совсем невозможно жить). Везде их перекидывают с места на место, и нет у них гавани. Только обрывок причальной верёвки, ими же изгрызенный.

Современные беспризорники, в отличие от пенсионеров, не голодают. Но им гораздо тяжелее, мы все об этом догадываемся.

— Мы знаем 17 мест в Питере, где этих ребят можно найти постоянно, либо часто. Железнодорожные станции, метро, торговые объекты, рынки, ларьки, автосервис — везде, где есть возможность подработать. Благотворительные столовые, куда они приходят. Помогаем только добровольцам, по-другому нельзя.

Добровольцы — те, кто не хочет жить на улице, их с каждым годом всё меньше. Но даже они не согласны вернуться туда, откуда убежали. Максимум, на что их можно с ходу подвигнуть — это съездить в медпункт, помыться, перекусить. На это они идут. А дальше начинаем их раскручивать, узнаём, почему на улице оказались, что дома происходит. Подыскиваем для них приюты, некоторых даже удаётся вернуть в семью. Иных в дневные центры устраиваем: их там покормят, и разные занятия есть. Таких центров в Питере немного: «Радуга», «Английский, 19», «Надежда» на Московском пр.104, на ул.Бабушкина, 57 от Детского кризисного центра, «Алые паруса». У некоторых центров есть летние лагеря, где с такими ребятами могут работать.

— Сейчас в Питере около 20 приютов, разных по характеру. Часто не приходится выбирать, если есть место — слава Богу. Но у ребят тоже разные характеры и наклонности, нужно голову поломать над тем, куда лучше устроить. В одни приюты не берут, потому что возраст не подходит, в другие — потому что прописка другая при регистрации.

Вообще, каждый уличный подросток это набор проблем: юридических, медицинских... Бывает, в 15 лет с трудом могут читать и писать, не знают простых правил гигиены. У многих зависимость от наркомании, токсикомании, алкоголизма, есть и гепатит С, и ВИЧ, и все в одном флаконе. Сами они лечиться не пойдут.

— Через медико-социальный пункт «Гуманитарное действие» мы их госпитализируем, или привозим туда на обработку от вшей, от чесотки. У нас в городе таких медико-социальных пунктов, наверное, три, от разных организаций: «Врачи мира» на ул.Щелгунова, 17, «Остров» на ул. Макаренко, и «Гуманитарное действие» на ул. Блохина, 5. Там есть возможность переночевать («кризисные койки», где ребята могут пожить, пока мы ищем возможности для дальнейшего их устройства). Это очень ценное дело.

ИХ СТАНОВИТСЯ ВСЁ БОЛЬШЕ

— Расскажите о себе, — говорю.

— Вряд ли это интересно. У меня много ошибок, просчётов. Я же не единственный, в других организациях тоже работают, вот у «Врачей мира», или в «Гуманитарном действии», например.

Правда, работают. Только женщинам лезть в подвалы как-то не очень сподручно, там всякое бывает. То, что делает Сергей, так и называется — «уличная работа».

— На мой взгляд, прежде с ребятами было проще, у них было больше понимания того, что жить на улице — это не дело. С ними можно было поговорить, например, а потом вернуться и забрать их. Если человек хотел уйти сразу, хотя бы попробовать, то его сразу и забирали, не говорили, чтобы он подождал до завтра. Приходилось, конечно, выкручиваться в то время. Да и сейчас иногда приходится, ведь нужно, чтобы было куда их отвести.

И находились семьи, которые на время принимали к себе ребят с улицы. Кто-то жил день, кто-то — неделю. Это такой труд, но они брали. Выбор осознанный, христианский, закон об этом молчит. Есть даже такая многодетная семья, через которую за эти годы прошло уже около 500 (!) человек. Потом стали открываться приюты, социальные общежития, «кризисные квартиры», взятые фондом в аренду специально для этой цели (очень выручает, когда ребёнка надо срочно забрать с улицы, а сразу определить некуда).

— В начале 90-х была волна махинаций с жильем, и многие неблагополучные семьи отправились в область. А некоторых обманули так, что они оказались вообще без жилья или в каких-нибудь развалинах. Детям там делать нечего, их, конечно, тянет обратно в Питер. А сейчас вторую волну ждём. Ведь по новому «Жилищному кодексу», отстаивающему только права собственников жилья, заметного контроля за квартирными сделками со стороны органов опеки больше не будет.

МЕХАНИЗМЫ ПОМОЩИ

«Должны же существовать какие-то механизмы помощи…», — возмущается обыватель, сидя перед телевизором. Так они есть: и детские дома, и центры помощи семье, и органы опеки работают вовсю, на них выделяются огромные средства. Но такова проблема всех казённых учреждений: там, где жёсткие требования и регламент — помощь ставится на конвейер, а люди превращаются в механизмы. Не все, конечно, но «живых» остаётся мало.

Воспитатель не заменит родителей, которые ждут тебя, всегда тебе рады. Любому и всегда. Родители — категория вечности в нашей конечной жизни, как вид на море из окна грязного вагона электрички, идущей от остановки, где ты сел, до остановки, где ты сойдёшь. Даже если и сможет другой взрослый вместить эту безмерность, то как отдать её всем? Образ родителей (для тех, у кого их нет) овеян романтическим ореолом «другого» и «прекраснейшего», подобно «дворцовости» Питера для жителя маленького овражного захолустья.

Государство равнодушно, а общество агрессивно по отношению к таким подросткам. И вот мы, глядя на них растерянно, сами наделяем их качествами равнодушия и агрессии.

А они уже не будут, как все.

Специалисты говорят, что сам процесс восприятия — мира, себя, других — у этих ребят нарушен. У них нет друзей — им слишком непросто выстраивать близкие отношения. С ними трудно, от них не знаешь чего ожидать. Да и сами они с трудом могут предсказать свои поступки.

Механизмы помощи на поверку работают плохо, ломаются. Способы помочь, однако, cуществуют.

ХОРОШИЕ РУКИ

— Моё дело не воспитывать, а передавать в хорошие руки. Я ничего против приютов не имею, есть очень хорошие — и государственные, и частные. Можно ребят летом в трудовые лагеря вывозить, потом постепенно решать их социальные проблемы. Но кто-то из взрослых, кому они доверяют, всё равно должен рядом быть, иначе разбегутся.

Можно договориться с теми же детскими домами, чтоб человек там числился, а жил и учился, на каких-нибудь общественных началах. Много раз так делали.

В детских домах старшие с младшими не ладят, воспитатели ничего с этим сделать не могут. Вот ребята и убегают. Раньше я был категорически против закрытых заведений, тем более, что знал, что в этих домах и спецшколах происходит. Но можно ведь и по-другому.

Я считаю, что коммуны могли бы сыграть большую роль. Опыт Матвея Погребинского и Макаренко незаслуженно забыли. Желательно что-либо делать за городом, необходимо своё производство, мастерские, чтобы они трудились, получали навыки, и зарплату тоже. Такие коммуны и надо развивать. Тем более, что на улице они тоже живут коммунами. Для них это ближе. Всё можно направить нормально. И опыт такой у нас в стране есть. Например, сообщество семей, таких, как «Китеж» под Калугой. Есть под Питером коммуна «Надежда». Часть ребят там удержалась.


			С Сергеем РЯЗАНОВЫМ (С.-Петербург) беседовал Егор БОЛТАЕВ.

Нам известны и другие формы, все они в основном не государственные, частные.

Дневные центры работы с безнадзорными детьми и подростками: они подобны клубу, только больше и серьёзнее, здесь можно каждый день прожить интересно (здесь даже покормят, что для безнадзорных детей немаловажно).

Социальное общежитие, где выпускники приютов и детских домов могут жить несколько лет, пока не устроятся (а в этом им активно помогают).

«Программа независимого проживания»: фонду «Надежда», работающему во Владимирской, Костромской и Ивановской областях, удаётся снимать несколько квартир для тех ребят, кто учится, не имея общежития, или тех, кто работает, но ещё не устроился в этой жизни сам, а уезжать некуда.

Патронатное воспитание: когда приёмные родители не усыновляют детей, а берут их на воспитание (до определённого возраста, и по договору с государственным опекуном), получая зарплату педагога.


			Материал подготовлен при поддержке Программы АРО «Помощь детям-сиротам в России». В офисе программы АРО [тел. (095) 956-14-00] или на сайте www.aro.ru можно получить дополнительную информацию о программах помощи детям-сиротам.

Ребёнку необходимо жить в семье, пусть даже он будет понимать, что семья чужая. В европейском мире большинство детей-сирот воспитывается патронатными родителями, детские дома остались в прошлом. И в России такой опыт есть. Есть даже закон о патронате, хоть и довольно сырой. Закон, как известно, без людей не работает, но люди-то у нас есть, только позови. Во Владимирской области удаётся ведь и детей к родителям определить, и взрослых пригласить на работу в семейный центр.

Есть ещё — и всегда будут — люди, готовые служить детству. Люди добрые.

Хроника одного года работы с одним подростком, рассказанная Сергеем Рязановым

Олег С. (имя изменено, ред.), 1988 г. рождения

Мать лишена родительских прав (алкоголизм).

Отец был убит в драке (отца очень уважает).

Старшая сестра учится в профессиональном училище с общежитием в Бокситогорске, там же проживает мать.

Местонахождение братьев неизвестно (возможно, один брат в заключении).

Воспитывался в детском доме г. Волховстроя («Родничок»). Периодически убегал из него (с его слов — из-за конфликтов со старшими воспитанниками и воспитателями). Побывал даже в Москве.

В самом конце апреля 2004г. в благотворительной столовой на Фарфоровской улице состоялось наше первое знакомство. Пятнадцатилетний Олег выразил желание куда-нибудь устроиться, но категорически отказывался вернуться в детский дом. (Правда, вначале он назвался другой фамилией и именем, и ничего не говорил о детском доме. Им была придумана совсем другая история).

В тот же день я привел Олега в кризисный детский дневной центр на ул. Бабушкина, 57, где и удалось узнать всю правду. Он уже длительное время жил в С-Петербурге, подрабатывал, ночевал на стройке (или в старом доме на чердаке).

Затем Олег был временно устроен на кризисную квартиру. Для осмотра приводился в медико-социальный пункт «Гуманитарное действие». Посещал кризисный детский дневной центр, откуда был отправлен в трудовой лагерь на 10 дней (в Рощино). По поводу энуреза приводился и в медико-социальный пункт «Врачи мира», на ул.Щелгунова.

После возвращения из лагеря вновь приведён на кризисную квартиру.

Получил вещевую помощь, познакомлен с приютом «Надежда».

Для сдачи анализов приводился в больницу № 15.

Показан приют «Надежда-2».

Приводился на собеседование к руководителю семейной коммуны «Надежда».

Был временно устроен в приют «Надежда-2», с ребятами которого поехал на смену в летний лагерь. Для этого было получено согласие от его детского дома.

После возвращения из лагеря Олег был временно устроен в Центр помощи детям Адмиралтейского р-на. С работниками-волонтёрами этого центра не раз ходил в походы.

Затем, вновь через детский кризисный центр, был отправлен в лагерь в пос. Лосево (где неплохо потрудился).

После возвращения из этого лагеря был вновь направлен на кризисную квартиру.

Ради перевода в профучилище согласился на возвращение в детский дом, откуда почти сразу отправлен в профучилище с общежитием для сирот (№49, в пос. Мельниково, Приозёрский р-н).

Периодически приезжал в Петербург, в гости к социальным работникам разных организаций, помогавших ему. Несколько дней прожил на кризисной квартире.

В следующий приезд из-за болей в позвоночнике приводился в поликлинику к ортопеду. Три раза посетил физиотерапевтические процедуры.

В следующий приезд в Петербург был взят сотрудниками милиции и помещён на 30 (или почти 30) суток в ЦВИНП. Откуда был возвращен в училище (где учится на тракториста).

В один из следующих приездов вновь был взят милицией и отправлен в транзитный центр «Фёдор». Откуда был возвращён в училище.

В конце 2004г. Олег был приведён в Чесменскую церковь для беседы с отцом Алексеем, который пригласил его на работы по оформлению и ремонту помещений церкви (отец Алексей сотрудничает с детским кризисным центром).

В зимние каникулы перед новым (2005) годом Олег приехал вновь, и был взят в лагерь в п. Рощино (в детском кризисном центре, куда пришлось обратиться, как раз была одна путёвка).

После возвращения из лагеря вернулся в училище, но вскоре приехал опять. Со слов Олега — там у него большие проблемы из-за конфликтов с местными ребятами и со старшекурсниками. Не особенно он хочет становиться трактористом, его больше тянет на ремонтно-строительные работы.

Пришлось вновь его устроить на кризисную квартиру (возвращаться в прежнее училище Олег категорически отказывается), и вот уже почти две недели он работает на ремонте помещений Чесменской церкви. Для перевода Олега в другое училище с общежитием пришлось связаться со специалистом областного комитета профтехобразования. Есть надежда, что вопрос решится положительно, и его переведут в училище под г. Тихвин (где, как говорят в комитете, очень хороший директор — многое делает для ребят).

По характеру добрый, на кризисной квартире перечинил всю сантехнику и мебель. Однако бывает весьма своеволен и упрям. Может сказать неправду. Похоже, что не может долго уживаться на одном месте (особенно если там возникают проблемы). Иногда не знает меры. Из вредных привычек — курение (когда жил на улице, говорит, что ещё и пил). Наркотики не принимал.

Увлекается техникой, музыкой, строительными работами, немного рисует. В ЦВИНПе вёл весьма трогательный дневник, довольно опрятен. Имел близкие отношения с девочкой-ровесницей.

Говорит, что благодаря работе при церкви стал меньше курить.

Регистрацию получил в доме, где прописаны ещё несколько его родственников.

Переведён в училище с общежитием под Тихвином.

Последняя запись сделана в конце марта 2005 г.