Соло без секрета

I. «Do You Want To Know a Secret?»

Родительская интуиция и мудрость, растерянность и находчивость пока остается уделом какого-то засекреченного фольклора. Мы делимся друг с другом об этом разве что на частных вечеринках или на отдыхе без детей. В различных интервью с известными музыкантами и артистами довольно редко затрагивается данная тематика. А она, тем не менее, выводит на вопросы и ответы более глубокие и искренне-человеческие, нежели дежурная болтовня с очередной знаменитостью. За одномерным плакатом поп-культуры обнаруживается многогранная, интересная личность, по сути своей далёкая от сфабрикованной звёздности. Андрей Заблудовский, соло-гитарист знаменитого бит-квартета «Секрет», о своем опыте вхождения подростка в культуру, об истории кристаллизации рок-группы из компании друзей, и об отцовских чувствах бывшего школьного хулигана

Хулиган с музыкальным образованием

— Какие воспоминания у Вас о самом себе как о подростке?

— Честно могу сказать, что подростком я был неровным. С одной стороны, мои родители в свойственной интеллигенции манере пытались заставлять меня заниматься музыкой, спортом и т.д. С другой стороны, я никогда не был пай-мальчиком, даже когда ходил заниматься в музыкальную школу. Играл на скрипке. (Кстати в этой школе мы учились вместе с Колей Фоменко. Правда, он был помладше меня на 2,5 года, соответственно — и на 2,5 класса. Конечно, в то время я его плохо помню.) Собственно, музыкальная-то школа располагалась на пятом этаже общеобразовательной, которая была со спортивным уклоном. Я тогда увлекался баскетболом, а Фоменко — горными лыжами. Кстати, занятия по музыке проводились именно в баскетбольном зале. Но поскольку учился я в музыкальной школе, где директором была моя бабушка, то естественно, худо-бедно мне удалось эту школу закончить. По всем предметам у меня были «тройки». Посредственно учился я и в английской школе, куда меня отдали родители. Будучи старшеклассником, всё свободное время проводил в основном в соседних дворах, близлежащих к школе. Папа не был сторонником моего музыкального образования, поскольку сам учился когда-то на скрипке и бросил это дело. Но в отличие от моего младшего брата, который учился по классу фортепиано, меня все же заставили дотянуть со скрипкой до окончания музыкальной школы. А папа, будучи знакомым с главным тренером СКА по самбо, привёл меня туда...

— Как вы заканчивали школу?

— С трудом. Не то, чтобы у меня были достаточно отвратительные оценки. Они были средние: так — пятерки, тройки... Сам был хулиганистым и за партой сидел с таким же. Родители пытались нас даже разлучить, поскольку считали, что он плохо на меня влияет, но им это не удалось. Мы все равно общались в школе. Я, конечно, прогуливал занятия в музыкальной школе и бабушка, естественно при всей своей занятости не могла уследить за своим внуком. Кончилось тем, что друга-хулигана в 9-ом классе изгнали из школы, а меня пересадили с последней парты на первую. Но свято место пусто не бывает — хулиганы всегда найдутся — и я продолжал участвовать во всех драках.

Однажды даже поднял руку на завуча. Помните раньше были такие бумажные пакетики с молоком... И у пацанов в школьной столовой просто руки чесались, чтобы, после того как выпить содержимое, надуть этот пакетик и хлопнуть о стол. Я учился в 10 классе, а рядом сидели акселераты-девятиклассники на голову выше меня. Они хлопнули этот пакетик и, естественно, оставшееся молоко сделало мой пиджак белым. Я, конечно, подошёл и дал кому-то из них в «репу». Они вступились за своего, но поскольку я занимался самбо и дзюдо и был достаточно нахальным типом, то быстро взял их на испуг: одному просто сбил очки и растоптал их. Однако тут же подошел завуч и попытался меня урезонить, за что был резко отвергнут. Плюс один из участников оказался сыном нашей «физички», и после этого она категорически отказалась принимать у меня экзамен. В общем, меня вызвали на педсовет и отчислили в результате из школы. Но благодаря нашему дружному классу и тому, что моя одноклассница была секретарем школьного комитета комсомола, за меня стали просить. Две недели мы с приятелем, который тоже участвовал в этом инциденте, не ходили в школу. Педагоги пытались вызвать наших родителей, но мы всё скрывали.

Меня, видимо, спасло то, что я был участником школьного ансамбля (ВИА). А участник школьного ансамбля пользуется просто непререкаемым авторитетом среди учащихся. Смотрят в рот и завидуют — это естественно. Ведь до нас был ансамбль, где участвовал Андрей Ургант, который учился в нашей школе на несколько лет старше и был в нашем шефском классе. Вот и мы точно так же ходили, и завидовали им, и ждали, когда же они уйдут, чтобы занять их место.

Школа жизни не помеха

— Так начинался ваш неформальный музыкальный путь?

— Да, мы вынашивали идею ансамбля с приятелем из моего класса. Он, пожалуй, единственный, кто знал несколько гитарных аккордов и был заинтересован общаться со мной, знающим, хоть как-то — невзирая на тройки — музыкальную грамоту. Наша школа с английским уклоном способствовала общему интересу к музыке и гитарам. Ведь в школу постоянно приезжали какие-то ученические делегации из Ирландии, Шотландии, Америки и привозили пластинки, по которым мы узнавали о западной поп-музыке. «The Beatles» знали наизусть. «The Beatles Complete» — альбом со всеми песнями ливерпульской четверки был сразу же узурпирован моим приятелем, и затем уже все переписывали тексты, когда альбом пошел из рук в руки. Примерно в то время — при переходе из 8-го в 9-й класс — появился в школе ансамбль, но без меня. Я тогда все лето и начало осени проболел менингитом, и когда пришел в школу, то оказалось, что все места уже заняты. Кем быть — не знаю... Ходил на все репетиции и лишь с завистью смотрел, поскольку не знал куда применить свою скрипку.

— А аппаратура уже была?

— У Леши — моего приятеля — была гитара. У барабанщика был набор из пионерских барабанов, разложенных на стульях. Был пианист, который играл на пианино из актового зала. И был его знакомый пэтэушник, у которого была какая-то старая, страшная и переделанная из акустической, бас-гитара. Ходил я вот на репетиции, и как-то раз на генеральную репетицию не пришел барабанщик. Я сказал, что могу за него посидеть, и затем на праздничном концерте 7 ноября я уже играл в группе. В связи с тем, что концерт прошел достаточно удачно, мы решили раскручивать школу на какую-то более достойную аппаратуру. И нам школа, как сейчас помню, купила за 305 руб. ударную установку «Тройка»: тарелка, хай-хет и малый барабан.

— А ножной большой барабан?

— Мы его соорудили сами из того, с которым оркестр ходил на демонстрацию. Тот самый, который на пузе носят... А на уроке труда сделали для него педаль с резинками. Бонги же делали из пионерских барабанов, вырывая дно и соответственно их настраивая. Затем нам купили какой-то одноголосый клавишный инструмент, длиной эдак 50 см, который издавал пищащий звук: «пи-пи-пи-пи»... Но на нём можно было сыграть «July Morning» (Uriah Heep). Короче, у нас в репертуаре были песни The Beatles, Deep Purple, были и советские... В общем, кто что знал, то и играли. Если я знал, например, «Ob-la-di, Ob-la-da», то все мне и аккомпанировали. Пели в допотопные микрофоны, часть которых брали в школе, а часть притаскивали из дому.

— Значит, школа вам не очень мешала?

— В целом вспоминаю с благодарностью. Был завуч, который вел литературу и, благодаря ему, мы смогли прочитать тогда «Доктора Живаго». На его уроках было интересно, он нас раскрепощал. Но были и те, кто закрепощал... Однажды я пришел на урок английского языка, нацепив на пиджак большой круглый значок — мода такая была. На нем было написано «McGovern». Училка начала надо мной издеваться: «Заблудовский, вы что голосуете за Макговерна?». Естественно я не знал, кто такой Макговерн. Я, стиснув зубы, не знал, что произнести. «Так вы носите то, о чём даже не подозреваете? — продолжала она. — Я предлагаю вам снять его прямо сейчас». Я же не представлял, как можно снять модный значок. Ещё ладно там звездочки (из военторга), которыми были утыканы наши школьные пиджаки... Но ещё большим шиком было придти не в школьных брюках, а в вельветовых клешах по 35 см.

II. «Ленинградское время»

— Андрей, как возникла идея поиграть в ранних Битлз на хорошем качественном уровне? Когда ребята из «Секрета» почувствовали, что они не просто пацаны, а музыканты?

— Мы почувствовали это каждый по-своему. Я закончил музыкальную школу. Коля Фоменко тоже, да ещё он занимался во Дворце пионеров в ТЮТе. Максим Леонидов закончил капеллу, получив средне-специальное образование и квалификацию «руководитель хора». У Лени Мурашова был большой опыт участия в самых разных группах. В дальнейшем же и я, поняв, что моего класса игры на гитаре мне недостаточно, пошел учиться в музыкальное училище при ДК им. Кирова.

Игра же в Битлз была у каждого в мозгу сама по себе. Мне хотелось быть битлом ещё в 7-м классе. И тогда мы уже исполняли и «While My Guitar Gently Weeps», и «Back In USSR». В школе нас даже выставляли на какие-то конкурсы и презентационные концерты, чтоб показать лицо школы. В Доме дружбы мы играли перед американцами. Во Дворце Труда — перед какими-то шотландцами. В общем, мы вполне ощущали себя музыкантами.

Круговорот талантов в Ленинграде, или «Секрет» — явление атмосферное

Начался же будущий «Секрет» с того, что Максим Леонидов и Дима Рубин, подружившись на 1 курсе Театрального института и поняв свою любовь к Битлз, стали совместно писать песни. Затем они дуэтом — в ковбойских шляпах и сапогах — стали исполнять на различных площадках Питера такие песни, как «Привет», «Алиса», «Именины у Кристины» и т.д. Это все было ещё в 1981 году написано. Благодаря Галине Мшанской (муз.редактор ленинградского телевидения) они смогли сняться в музыкальной программе. Но дуэтом в Битлз играть нельзя. Нужен квартет.

Коля Фоменко с Максимом Леонидовым, учились в одном театральном институте, и чуть ли не на первом курсе во время одной из «пьянок» в ресторане, посвященной ранней женитьбе одного из однокурсников, решили вылезти на сцену, взяв в руки гитары, и начали что-то играть, а затем пришли к выводу, что им надо играть вместе. Стали создавать ансамбль.

На курсе, где учился Макс, до 9.30, когда начинались занятия и после занятий в аудиториях проводились репетиции. Сначала в группе были: на барабанах — Саша Калинин (однокурсник Леонидова, ныне гл. администратор Большого Театра Кукол), Коля Фоменко, Максим Леонидов и Дима Рубин.

А поскольку Максима Леонидова я знаю с третьего класса, и его привязанность к Битлз была идентичной моей, то и я оказался в том кругу. У меня тогда параллельно уже были свои музыкальные опыты, гитара «Музима» (за 120 рублей — бешеные деньги!), группа, где я играл. Коля Фоменко также был битломаном и к нашему стыду уже прочитал книжку Хантера Девиса «Авторизированная биография Битлз». Поэтому нам тоже захотелось её прочитать — так создавался круг общих интересов.

Спустя некоторое время, Саша Калинин, у которого учёба в институте совпала с рождением ребенка, заявил, что у него появились обязанности, и он не может играть в эти детские игры. Тогда они стали искать барабанщика. Кто-то их надоумил, что в учебном театре на Моховой можно обратиться к некому осветителю сцены, который к тому же ещё и барабанщик. Это был Саша Назаренко (кличка «Назарет»), он был безумно похож на Джорджа Харрисона. «У нас Харрисон будет на барабанах играть!»- мечтали они. Однако он сказал им, что у него куча других проектов, своя группа и играть с ними у него нет резона. При этом все же порекомендовал своего приятеля, который также играл на барабанах. И это был Леша Мурашов. Он купил их тем, что когда они пришли на репетицию к половине седьмого утра, он их там уже ждал с палочками в руках.

В звукозаписывающей студии театрального института работал Игорь Гудков, который записывал различные шумовые эффекты и приходил к ребятам на репетиции тоже что-нибудь записать. Он познакомил их с Майком Науменко, которого я уже до этого знал по группе «Выход». Тот затем привел и свою группу «Зоопарк», с которой все вместе сделали запись «Майк-55».

С Майком они съездили в Москву, где у них был первый публичный концерт. Там они на сцене в большей мере стремились поразить публику своим внешним прикидом, а не музыкой. Их слегка поосвистали и выдали на всех 50 рублей, чему они и были рады. Тогда Дима Рубин играл на бас-гитаре, Коля Фоменко — на соло-гитаре, Максим Леонидов — на акустической гитаре и иногда брякал по роялю, а Леша Мурашов — на барабанах. Игорь Гудков был их продюсером.

Я же по-прежнему ещё в группе не участвовал, а просто ошивался рядом, чтобы вместе покурить, попить чай-кофе или что покрепче, когда по вечерам не было преподавателей театрального мастерства.

И вот как-то объявился ищущий таланты Бари Алибасов. Он пришел на репетицию в театральный институт. Одет был в голубую дубленку и сказал: «Ну, понятно, играть вы, конечно, не умеете. Песни, в общем, имеют право на существование, и в связи с этим могу предложить играть в качестве отдельного номера в группе «Интеграл». Будете в Москву ездить... Научу вас, как понимать бизнес «. На что Леша Мурашов — из Сосновой Поляны парень — взял палочки под мышку и сказал: «Знаешь, Бари, я не первый год в рок-музыке. Не надо нам лапшу на уши вешать». И Бари уехал ни с чем. Но Дима Рубин оказался непростым парнем. Он созвонился с Бари Алибасовым, и тот взял его в группу «Интеграл». А ребята тут наметили себе концерт какой-то, и вот Дима Рубин не приходит на концерт, поскольку уехал в Москву общаться с Бари Алибасовым. Их злоба не знала границ... Они, в общем, пожелали ему всяческих «успехов».

И тогда у меня дома раздался телефонный звонок. «Ты дома? Мы сейчас заскочим к тебе». Заваливают ко мне Леонидов, Фоменко и такой «yes-man» группы Ваня Воропаев. «Ну-ка, покажи свою гитару. А нового ничего не собираешься покупать?»- спросили они. «Хочу, — говорю я. — Вот тут папа собирается с театром на гастроли в Японию и надеюсь, что привезет какую-нибудь гитару». «Ну, а поиграть в группе нашей не хочешь?» «Можно, конечно, попробовать»- говорю я. Ну, а поскольку в группе «Выход» на тот момент пошли разброд и шатания, мне хотелось куда-то пристроиться поиграть. К тому же была наркотическая атмосфера, которая меня как-то не особенно устраивала. Хотелось получать от жизни какого-то здорового кайфа. Я ведь все-таки здравомыслящий человек.

И вот пришёл на репетицию. Песни я их знал, что-то Макс подсказал. Поскольку Дима Рубин ушёл, Коля Фоменко взял бас-гитару, поняв, что хуже меня играет на соло. Беря меня, они понимали, что выигрывают многое: во мне, вроде, и образ Битлз какой-то собирательный, и кучу песен битловских я знаю, и с английским языком у меня неплохо, и Хантера Девиса я буду читать вместе с ними. В общем, все как надо.

На выпускной акт в театральном институте Максим Леонидов и Николай Фоменко как выпускники решили выставить не какую-то инсценировку, что обычно делают, а группу. Этим они, кстати, шокировали многих преподавателей, ибо Максиму Леонидову прочили путь в БДТ, а Фоменко — в «Александринку». Обычно туда, соответственно, шли целыми курсами. Фоменко уже, кстати, играл тогда на главной сцене в спектакле «Трубач на площади». И тут такое...

Но кому-то все же понравилось. Так состоялся первый концерт бит-квартета «Секрет». Шел 1983 год.

«Секретомания»

— Кроме любви к музыке, какое настроение и какие черты характеров объединяли вас в первые годы «Секрета»?

— Мы не задумывались над этим. Коля Фоменко был таким заводилой, таким балагуром, так смешно рассказывал нам о всяких ситуациях и историях, что его можно было слушать часами. Люди просто приходили, собираясь послушать Колю Фоменко. Он заражал всех.

Что же касается Максима Леонидова, то он больше канонический человек. Тот, кто выстраивает все из кубиков. Он всегда был точен и стилистично подтянут. Всегда носил аккуратные ботиночки, узенькие брючки... Играл в эту игрушку. И это было здорово, потому что он нам давал стилистику.

Мне было абсолютно уютно от того, что они разделяют мои убеждения. Они такие же, как я. Они любят музыку Битлз, так же как я, а это для меня все. Остальное — Бог с ним. А плюс ко всему я ещё и английский язык знаю, знаю песни Битлз, которые ещё в школе под гитару пел.

«Костя, ребята, — говорю я своему сыну и его друзьям, — на гитаре должен уметь играть каждый уважающий себя человек. Потому что, что такое компания? Это не только выпивание, курение и тискание по углам с девчонками, но ещё и общение, предъявление способностей и талантов каждого. А всем безумно интересно, когда кто-то берёт гитару и может что-то спеть».

Теперь о Лёше Мурашове. Он абсолютно непосредственный, какой-то детский и незадумывающийся о том, что говорит и делает, человек. Его способ выражения своих мыслей, его способ жизни и был принят за аксиому жизни «Секрета». Нам нравилось быть «идиотами», играть в них.

В 1984 году в Питере уже не было таких концертных площадок, на которых бы мы не играли. И вот на первые гастроли мы поехали в Новгород. Приехали туда на огромном лимузине, взятом напрокат нашим директором на «Ленфильме». На борту его было написано «Секрет». Ехали со скоростью 200 км/час. В Новгороде нас поселили в огромном люксе: трехкомнатный номер с роялем и со всеми «пирогами»... Мы-то играли в Битлз и вот оно началось! Решили, что в этом люксе будем только собираться, но по жребию кто-то мог в нем немного пожить. И я помню такую идиотскую картину. В ванной лежит человек-вода Николай Фоменко, а тут же рядом пепельница, яблоко, бутылка шампанского, книжка — все это в клубах пара. Коля пяткой регулирует уровень воды... Тут же на закрытом унитазе, как на стуле, сидит Леша Мурашов и читает газету. Тут же Максим Леонидов стоит в футболке и пытается сквозь пар донести до Фомы какую-то заготовку текста песни. И тут же в дверях стою я с гитарой и что-то наигрываю... В общем, друг без друга не могли.

— О поклонницах. Была ли «секретомания» пусть отдалённо напоминающая битломанию? Что за фан-клуб тогда возник? Насколько сильно вас донимали девчонки-поклонницы?

— Когда мы решили, что играем в битлов, то естественно, стали одеваться и вести себя как они. Конечно же, появляясь каждый раз на телевидении с новой песней, мы стали безумно популярны. И когда мы вышли на сцену в Дворце молодежи и заиграли, то все обрушилось: засвистело, закричало, зашумело в восторге... То есть так, как и должно быть. Мы поняли, что знамениты. И в конце выступления наш директор, Сергей Натанович, бросил в зал штук 200-300 наших фотографий с автографами...

— Прямо как дедушка Пола Маккартни в фильме «A Hard Day's Night»...

— Ну, так мы же все это смотрели, все знали. В общем, не только мы, но и те девочки и мальчики, которые приходили на концерты, тоже стали играть в эту игру. «Вот она, битломания... нет, секретомания... », — думали мы. И толпы народа ходят нас провожать на вокзалы, и по 15-20 человек фанатов караулят нас у квартир. У Фоменко в парадной на огромном подоконнике целый клуб образовался.

— Как они вас находили?

— Мы нормальные же люди. Берем инструменты, садимся как все в троллейбус и едем домой, а они нас сопровождают. На завтра уже появлялась толпа. Телефоны наши за какие-то деньги продавались. И тогда Сергей Натанович, как паренек смекалистый, решил, что эту тему надо организовать. У Аллы Пугачевой появился фан-клуб, пусть будет и у «Секрета» фан-клуб. Нашли помещение на Петроградской стороне, и он существовал как клуб по интересам. Туда приходили вроде как на кружки, но большинство все же хотели играть в группе... И поэтому там появились барабаны, аппаратура какая-то.

— Но большинство было девчонок, которые ходили в белых рубашках с красным галстуком.

— Мальчишки тоже ходили. Могу сказать, что Леня Агутин ходил в белой рубашке с красным галстуком... После Питера клубы стали плодиться, как грибы: в Москве, в Екатеринбурге, во Владивостоке. Они, естественно, переписывались и перезванивались, устраивали какие-то встречи... Нам в силу того, что мы были «ответственны за тех, кого приручили» — приходилось соучаствовать в процессе.

— Далеко не все популярные музыканты готовы признавать эту ответственность.

— Толпа может совершить революцию, и мы чувствовали социальную ответственность. Я сам однажды был жертвой толпы, когда в составе бит-квартета «Секрет» в течение 2,5 часов не мог выйти из краеведческого музея г. Владимира. Нас осаждала 20-тысячная толпа, разгоряченная празднованием Дня города. Страшное дело...

— Андрей, ощущали ли Вы себя ещё скромнее Джорджа Харрисона, находящегося среди Леннона и Маккартни, когда играли на соло-гитаре в бит-квартете «Секрет» среди Леонидова и Фоменко?

— На тот период времени я на большее рассчитывать и не мог. Макс и Фома очень довлели надо мной своим театральным образованием, а я безумно стеснялся. В театральном институте у них появился опыт раскрепощенного общения с публикой, с толпой, которого, к примеру, я был лишён.

Энергия отрыва

— Согласны ли Вы, что большинству подростков нужен «крутой музон», т.е. не такой какой был у «Секрета»? Почему, по Вашему мнению, сейчас «секретовский» мелодизм не актуален для подростков?

— Потому что, наверное, ритмика жизни другая, какие-то общенародные ценности другие, которые детям передаются. Если в 1983 году мы продолжали жить такими фильмами, как «Бриллиантовая рука» и «Кавказская пленница» и продолжали играть в «Неуловимых мстителей», то сегодня мы не встретим подобной героики. Сегодня мы видим с экрана героизм либо бандита, либо «мента», побеждающего этого бандита. Стали играть в боевиков. Плюс огромное количество информации, в которой можно выбирать. Плюс всеобщая компьютеризация.

Подросток тянется к чему-то, из ряда вон выходящего. Мы ведь тоже стали играть рок-н-ролл тогда, когда он только начал выходить из-под запрета. Мы достали это запретное и почти забытое и попытались воссоздать музыкальную атмосферу Битлз. Гребенщикова воспринимали как гуру, того, кто над нами. Майк Науменко же, к сожалению, поздно получил возможность популяризовать себя на уровне страны. Андрей Макаревич скорее играл в Битлз внутренне, а не внешне. В музыкальном стиле «Машины времени» нет подражания Битлз. А мы в какой-то мере подражали Битлз, при всём при том, что писали свои песни.

Подростки по сути своей агрессивны. Они вырываются из кокона «Фабрики звезд», в который их пытается затащить телевидение. Дети до 15 лет ещё с удовольствием — в большинстве своем — это воспринимают, а вот тем, кто постарше, уже нужны группы типа «Алисы». Подростки хотят разделить с кем-то свою агрессию, и поэтому они, скорее всего, сами не пойдут на концерт «Машины времени» или «Секрета». И это не плохо. Мне тоже нравится музыкальная агрессия, драйв, но мне ещё нравится и Эрик Клэптон, который сидя, спокойно играет красивую музыку.

Жаль, что с появлением большого количества компьютерных программ, постепенно умирает живая музыка. Ведь для роботоподобного складывания музыкальных кубиков не так уж важны становятся искренние чувства.

III. «Домой»

— А у Вас сын тоже разгильдяем растёт? Что чувствует отец?

— Отец чувствует страх, панический страх. У нас с ним очень хорошие отношения. Пожалуй, такие как между старшим и младшим братом. Но иногда мне приходится быть отцом. И я не могу (да и не хочу) его заставить что-то делать. Вот, например, мне пришлось прочитать работу Э. Дюркгейма только для того, чтобы мне вместе с ним начать говорить о чем-то общем. Он у меня учится на социологическом факультете университета. Я его спрашиваю: «Что читаешь?». «Дюркгейма...» «Что?» «Конта...» «Что?» Пришлось вот самому читать, чтобы с ним потом об этом разговаривать.

Я понимаю, что он ещё не созрел, он ещё мальчик-подросток, у которого ветер в голове и который многого не понимает. Но я понимаю, что поскольку он здравомыслящий человек, то он рано или поздно поймет, чего именно ему не хватает. В частности, я по себе знаю, что начал лишь тогда серьезно заниматься на гитаре, когда понял, что в этом существует определенная объективная необходимость для меня лично. Я стал активно читать только после того, как понял, что люди, окружающие меня умнее в сто раз.

— Вам просто повезло, когда Вы оказались в такой компании.

— Конечно. И в такие компании надо стремиться.

Старшие и младшие «соучастники»

— Как, тогда, подросток, который не понимает, где есть такие компании, может там оказаться?

— Ну, во-первых, подростка, как мне кажется, нужно родителям чаще водить в театр. Потому что театр — это аура, которая дает внутренне обогащение. Театр — сам по себе — это таинство. Кроме того, если ваш ребёнок рвется на какой-нибудь концерт, то нужно сходить вместе с ним. По крайней мере, для того чтобы он понял, что мама или папа находятся «в теме»: с ними можно поболтать об этом.

Самое главное, когда ребёнок ощущает родителя не как воспитателя и домомучителя, а как приятеля, с которым можно поболтать, рассказать сокровенное. У меня с ребенком такие взаимоотношения, что он мне даже о своих сексуальных приключениях рассказывает. Мало того, он может даже спросить о моем мнении при маме. Это, конечно, не всегда этично. Тогда мне приходится с ним отходить в сторону и говорить: «Костя, поскольку существует разница между полами, никогда не говори женщинам — будь то твоя подружка, мама, бабушка — о других женщинах, девочках. Они подспудно очень ревностно относятся к этому. Любая женщина даже в своем сыне будет, прежде всего, видеть мужчину. И ей будет неприятно, что ты можешь скабрезно сказать что-то, то, что ты можешь сказать мне. Ты должен всегда, по крайней мере, показывать женщине её внешнее превосходство. Она всегда должна быть красивее, элегантнее и трепетнее, чем мужчина. Именно потому женщина, подспудно, всегда ищет защиты у мужчины».

Увлекайся!

— Судя, по Вашему рассказу о себе, Вы тоже были разгильдяем, но все же с каким-то реальным увлечением, например, музыкой...

— Мне кажется, что чем раньше человек начнет себя чем-то увлекать, тем лучше. Вообще мне повезло, что все мои одноклассники и друзья были чем-то увлечены. Даже хулиган, с которым я сидел за одной партой, был увлечен академической греблей. Другой — музыкой. Третий — историей. Кстати, один из моих лучших друзей сыграл немалую роль в том, что в 9-ом классе я пошел на малый истфак, потому что с детства мы играли в штирлицев, в рыцарей круглого стола и т.д. Помню раскрашивали с ним карту Англии... Другой приятель подвиг меня на то, чтобы заниматься рок-н-роллом. Третий приятель — спортом.

— А ваш сын чем увлекается?

— В основном компьютерными играми. Но эти игры убивают время и личность. Ты становишься как бы частью этого компьютера. Я знаю, поскольку сам прошел от начала до конца некоторые игры. Все в компании сына играют в эти игры. Это очень сильно выхолащивает... Они скачивают информацию с Интернета, распечатывают на принтере, и даже не читая, и не врубаясь в суть, идут её сдавать преподавателю. Конечно, мой сын сходил как-то на секцию карате, но, получив там пару раз в «репу», понял, что это не его. После этого организовал с ребятами ансамбль, при этом бросив музыкальную школу.

Но главное в любом начинании — это доверительные отношения между родителями и детьми. Родителю важно соучаствовать, а не навязывать. У меня отец собирал альбомы по искусству. Так он садился рядом со мной, и мы вместе начинали рассматривать репродукции и анализировать их художественные достоинства.

Огромный толчок моему развитию дал один знакомый нашей семьи, доктор наук из Москвы, который активно наблюдал за культурной жизнью, в том числе и Питера. Он купил меня вот чем. Как-то приносит к нам домой огромный кусок мяса и говорит мне: «Андрюха, сейчас пока никого нет, будем с тобой готовить это мясо». Я, пятиклассник, стою, что-то ему помогаю. Он говорит: «Вот чеснок шинкуй, вот тебе свечку зажгу, чтоб глаза не ело — лук шинкуй, давай». Идет процесс, игра. «Ладно, пока все вроде бы приготовили... Давай, пока никого нет быстренько сходим на выставку Петрова-Водкина в Академию художеств... Папаша твой точно не видел, а мы с тобой сходим посмотрим», — подал он идею. Сходили на выставку, посмотрели, возвращаемся, а он меня спрашивает: «Знаешь, кто построил здание Академии художеств?» Я ему: «Не-а». Он: «Нет? Сейчас придём домой, узнаем. У папаши твоего столько книжек...». Приходим, открываем книжки и смотрим кто, что и когда. Дочитались до того, что я даже достал маленький блокнотик, и мы стали записывать, в алфавитном порядке «что, кто и в каком стиле». «О! — говорит он мне. — Смотри сколько у тебя уже записано. А слабо тебе провести для меня экскурсию? Бери с собой эту книжечку... Сейчас наметим маршрутик и...». Я сел, набросал 8 туристических маршрутов и повел его по ним. Тут, ведь, все от элемента игры зависит.

			С Андреем ЗАБЛУДОВСКИМ беседовали Валерий ПУЗЫРЕВСКИЙ и Михаил ЭПШТЕЙН

— Андрей, а какие у Вас сейчас ближайшие проекты?

— Есть сейчас и музыкальные, и телевизионные проекты. Сделал «пилот» авторской программы, вспомнив, как раз, все эти детские записи. Идея в том, что я гуляю по городу, рассказываю про то, что знаю сам, натыкаюсь на каких-то своих знакомых и общаюсь с ними. Называется эта программа «Ленинградское время» и поэтому, скорее всего она будет на каком-то питерском канале. Плюс как-то так получилось, что досталось мне одному носить знамя «Секрета», тогда как самого «Секрета» уже не существует. Поэтому я решил это переиначить и назвать проект «Заблудовский Андрей и «Секрет-99»», потому что в 1999 году образовался тот состав, который сейчас со мной играет. Плюс я вспомнил, что существует огромное количество советских песен, которые я люблю, и поэтому решил их обработать, аранжировать и сделать из этого музыкальный проект силами биг-бэнда.