Рондо для коряжки

Написано, чтобы не забыть себя.

Часть 3.  Главная тема.

Мальчик дирижирует чайками. Далеко в утреннюю дымку уходит
плоский ветреный берег.

Мальчик понятен чайкам, но уже давно ему хочется сложить руки
на груди и, свернувшись, упасть на влажный песок. Но тогда
стройность движения чаек погибнет, начнётся хаос, крикливое
сумасбродство, которое захлестнёт весь мир, даже белые домики
на склоне зелёной горы.

Две бабочки вьются перед самым лицом Мальчика, мельтешат,
сбивают дыхание. «Сейчас я умру»,— думает Мальчик. Чайки
замолкают в ожидании, но беззвучно продолжают полёт.
Покачнувшись, Мальчик взмахивает призывно обеими руками, и крик
чаек возвращается, но звучит в нём новая, тяжёлая басовая
нота.

Чёрная точка баркаса вспыхивает в разрывах волны и медленно,
слишком медленно движется к берегу. Мальчик не видит ни
баркаса, ни толпы встревоженных деревьев у себя за спиной. Не
мигая, он смотрит, как гаснет небо и белые чайки пронзают его,
становятся звёздами

Тёмные лица рыбаков склоняются над ним, неразличимые в тёмном
небе.

— Он был мне братом,— говорит первый рыбак

— Он был мне сыном,— говорит второй рыбак

— Он был мне другом,— говорит третий рыбак

— Я никем не был для него,— сказал четвёртый рыбак

— Он зашивал мне парус,— говорит первый рыбак

— Он приносил мне радость,— говорит второй рыбак

— Он сделал меня добрым,— говорит третий рыбак

— Я никогда не думал о нём,— сказал четвёртый рыбак.— Я
возьму его на руки, и мы пойдём вверх по тропе. Деревья уже
молчат, и вы молчите.

И он взял его на руки, бережно взял

— Это всё бабочки,— выдохнул Мальчик.

— Ты ничего не бойся. Ты — спи,— сказал четвёртый рыбак.&mdash
Слышишь, как тихо? Это — для тебя.

— А чайки? — встрепенулся Мальчик.

— Пока ты спишь, никого не будет на этой земле.

— Они умерли?

— Они спят, как ты. Спи и не бойся ничего.

— Ничего,— шёпотом повторили три дерева.

— Ничего,— выдохнул Мальчик.

он лежал на прохладной полоске асфальта Старого Шоссе. Трое
рыбаков ушли по домам, четвёртый сидел рядом с Мальчиком,
подперев рукой подбородок, и смотрел

как тот меняет свой облик. Чуть вздрогнув, Мальчик стал
ящеркой, распластавшейся на дороге. И тут же за поворотом
заурчал мотор автомобиля, и звук его приближался. Тогда мальчик
стал ягодой ежевики, но кто-то зашуршал в зарослях, загремел ведром и
спросил, сколько ягод надо класть в каждый вареник. Мальчик стал ершом,
но поднялась вода, и закачался рядом крючок с ослепительно
прекрасным червяком. Тогда Мальчик стал котёнком, но вместо
левого глаза у него была запёкшаяся кровь.

— Не надо,— попросил рыбак.— Это бесполезно. Ты просто спи.

Мальчик вздохнул. Поиски пристанища вконец измотали его душу;
сквозь кукурузную бледность медленно и тяжело стучала синяя
жилка у виска.

Прошла вечность и никого не было на Земле.

очнулся от озноба: высокие рыбацкие сапоги холодили ноги. Асфальт
быстро подсыхал после дождя, от него шёл весёлый пар, а над
посветлевшими зарослями повисли стрекозы.

«Это не я,— подумал Мальчик.— У меня не было таких больших
ветвистых рук. И сапог не было. Никогда».

Он встал, и чёрный асфальт метнулся далеко вниз на глубину его
роста. Стрекозы рывком стартовали с зарослей и приблизились к
нему. За поворотом опять заурчал мотор, и Мальчик неловко отступил на
обочину.

Старенький серый лимузин вынырнул на парную полоску шоссе,
плавно подкатил и остановился. Дверца открылась. За рулём
сидел старичок в круглых очках, и борода у него была в
ежевике.

— Будьте любезны сказать,— заговорил Старичок,— до села
ещё далеко? И есть ли ещё подъёмы? Мы с Люси так устали...

— Совсем близко,— сказал Мальчик и испугался своего голоса.
Добавил шёпотом:

— Подъёмов больше не будет.

— Вас подвезти? — спросил Старичок.

Стрекозы сидели на капоте, на крыше лимузина, и Мальчик
утвердительно кивнул головой.

— Присаживайтесь, пожалуйста.

посмотрел на свои сапоги. Они были чисто вымыты дождём, до
матового блеска. Неуклюже согнувшись, он втиснулся в кабину.

— Вперёд, Люси,— сказал Старичок, и лимузин тронулся,
покатил сквозь весёлый пар; стрекозы прижались к урчащему
капоту и не взлетали, только подрагивали от встречного
воздуха...

*  *  *

— Где ты столько пропадал, Длинный? — спросил первый рыбак.&mdash
Что значит «там»? А?

— На шоссе.

— А где пацан?

— Это — я,— сказал Мальчик.

— Чего — «я»,— не понял рыбак.

— Ну... я.

— Ты рехнулся, Длинный? Я вижу, что это ты. Где пацан?

— Он... домой ушел,— соврал Мальчик.

— Ты в чайной с утра нажрался. У него нет дома.

— Я помню,— сказал Мальчик.

— Знаешь, Длинный... иди-ка ты проспись.

— Наконец-то,— сказал второй рыбак.— Ты что, сдурел? Тебя жена обыскалась!

— Кто?! — похолодел Мальчик.

— Валька твоя, кто же! Сидит небось, ревёт. Взял бы в магазине
и дома выпил. А ты... чего это у тебя лицо такое? А? Слышь?
Длинный, а?

— Садись,— сказал гнусаво третий рыбак.— Рассказывай.

— Что рассказывать?

— Как провёл время.

— Натянутая струна дороги,— сказал Мальчик.

— Чево?

натянутая струна дороги, одинокий путник на ней; измождённый и
заплаканный. Тысяча синих скрипок ночи и колокольцы звёзд.
Басовое гудение струны, разбивающей в кровь подошвы, одно
крошево вместо них; а скрипки буравят душу, а колокольцы тихо
звенят: «никакой боли, никакой боли...»

Потом — колонны светлого камня, уходящие ввысь. Мы бродили с
Учителем по прохладным плитам. В щелях между ними —
легкомысленная зелёная травка, её пробивает насквозь низкое
солнце. Я силился понять. Ягода земляники, ящерка, лев, рыба в
ручье — все мы едины. Дерево, зверёк, бутон, трава. Мы
окутываем и укачиваем нашу больную Землю, а управляет нами
Солнце. Душа короля становится душой осла, душа слона — душой
цветка. Мы рвём этот цветок и убиваем душу будущего сына
музыканта. Он растёт, и все удивляются: где же она, его
душа?..

— Что за бред?

музыка. Взрывами в голове мелодии, сгорают до чёрных
головешек. А чайки остаются белыми, продолжают то, что ты не
допел. Ты слушаешь, и опять взрыв. Только слов нет. Нет слов.
И понятно, что не так уж долог путь за горизонт. Я видел его
весь. И маленькие островки зелени на пути, и пыльные реки
дорог.

в дверь тихо просунулся Старичок в круглых очках:

— Пойдёмте отсюда.

— Зачем? — спросил Мальчик.

— Он пошёл за верёвкой, он свяжет вас.

Старичок легонько пожевал губами и добавил:

— Вы забыли кое-что в моей машине.

Мальчик положил ладонь на тёплый бок лимузина.

— Сущий пустяк, конечно,— застеснялся Старичок.— Вы забыли
доехать с нами до берега.

— Зачем?

— Там чайки. Слышите?

— Нет!

— Вы ошибаетесь,— сказал Старичок.

Они вышли. Мальчик положил руку на тёплый бок лимузина и
сказал:

— Я не ошибаюсь. Я не хочу.

— Глупости,— сказал Старичок.— Поехали.

Берег был пуст, только собачьи следы цепочкой бежали по
влажному песку.

— Видите? — сказал Мальчик.— Всё давно кончилось.

— Чайки здесь,— твёрдо сказал Старичок,— просто Вы не
хотите их разглядеть..

— Я должен вам верить?

— Я дружу со стрекозами...

— Меня жена ждет,— вдруг сказал Мальчик и сжал кулаки.

— Позволите ещё вопрос? — грустно попросил Старичок.

— Да.

— Вы... не будете ЕГО искать?

— На кладбище? — спросил мальчик и сжал кулаки.

— У всех глаза, и у вас глаза...

— Я разобью все зеркала! Я не хочу! — закричал Мальчик.

— А родник? — спросил Старичок.

— Какой родник?

— Они есть на каждом повороте, ежевика и родник.

Мальчик уходил по берегу, по самой кромке прибоя. Короткие,
рваные волны смывали следы рыбацких сапог. На самом кончике
мыса он обернулся.

Бухта была пуста. Серая дымка зюйд-веста растворила дома,
влажное заоблачное солнце навалилось на веки. Мальчик
попробовал вздохнуть и не смог. Впереди был каменистый берег
и жесткие отвесы скал, выходящие к самой воде.

задрал голову и сказал тихо, чтобы не было эха:

— Я помню. Когда всё кончилось, обязательно нужно идти.
Неважно, какой это берег. Нужно идти. Я помню.

Он уже почти привык к себе и ступал по камням пружинисто и
точно. На четвёртый день пути, в открывшейся на повороте дуге
чужой бухты, он увидел лимузин, подъехавший к самой воде.
Лимузин разворачивался и прощально гудел, а от него навстречу
Мальчику бежал Малыш, что-то кричал и размахивал руками.