https://altruism.ru/sengine.cgi/5_9_9.html/36/11
А.В.СуворовФормирование сознания при слепоглухотеСтатья для Ильенковских чтений-2009.Как только ни интерпретировали первые слова Евангелия от Иоанна! Вот, например, гётевский Фауст берётся переводить это Евангелие с латыни — а на самом деле бесцеремонно редактирует на свой лад: «В начале было Слово». С первых строк При чём тут, как высоко или низко ставит слово Фауст? Если он берётся за перевод, имеет значение только текст автора — евангелиста, а не сколь угодно основательные мнения переводчика. Если ты начинаешь обосновывать свои мнения, ты уже не переводчик, а интерпретатор или оппонент, противопоставляющий точке зрения евангелиста свою. «В начале мысль была». Вот перевод. Уже погубил, поскольку пытается навязывать — приписывать — автору своё понимание предмета. Дело переводчика — передавать понимание автора, а не подменять его чем-то своим. На самом деле Фауст не переводит, а полемизирует с евангелистом. Могла ли мысль в созданье жизнь вдохнуть? Вот-вот — «толкованье», интерпретация, а никакой не перевод. Я был опять, как вижу, с толку сбит: Нет, я, будучи слепоглухим, ни в коем случае не взял бы Фауста себе в переводчики. Как переводчик он должен донести до меня слова кого-то третьего, а если начинает говорить сам — перестаёт быть переводчиком и становится одним из участников беседы. Ну и пожалуйста — просто две эти роли, роль переводчика и роль одного из собеседников, путать всё же не стоит. Но если принять Фауста за того, кто он есть на самом деле — за участника дискуссии о Сотворении Мира, — то его позиция мне, как и многим, ближе, нежели позиция евангелиста. В одном из своих стихотворений я попытался пойти и дальше Фауста: Не слово, нет, — сначала было тело. (19 мая 2006, написано в больнице) Но вот читаю набросок Э.В.Ильенкова «Фихте и «свобода воли»», и там Эвальд Васильевич в скобках размышляет о формировании сознания у слепоглухорождённых и слепоглухонемых с раннего возраста: «(У слепого — слепоглухонемого тем более — этого опережения (движения глазом движения руки) нет. — Посмотреть, как тут происходит возникновение взгляда на «Я» — у зрячего руки — как на другое, — не имеет ли сюда отношение проверка работы руки губами. Тут, впрочем, проверка — т.е. задним числом совершаемая работа, — тут произошло перевёртывание во времени. Но не так ли вначале и там? Ведь чтобы что-то проверять (верно или нет?) — надо сначала сделать? Иначе нечего проверять...)» А если такая последовательность: руки проверяют работу губ, а глаза — работу рук. Недаром кто-то ротик младенца назвал его «лабораторией». Сначала младенец сосёт кормящую грудь, потом ручонки проверяют работу губ, а затем глазёнки — работу рук... Почему бы и нет? И тогда возникает ещё одна вариация на тему евангельского стиха: в начале был... поцелуй, — иными словами, сосание кормящей груди. А.И.Мещеряков в своей педагогике отталкивается от «деловых», то есть физиологических, нужд ребёнка, которые преобразуются в человеческие потребности благодаря использованию человеческих предметов. Орудийная — то есть предметно-деятельностная — природа человеческого в человеке. Всё начинается с человеческого, то есть культурного, способа удовлетворения физиологических нужд. Взрослый берёт ручонки ребёнка в свои умелые руки, и действует ручонками ребёнка — кормит его вложенной в его ручонки ложкой, умывает, одевает детскими ручонками... Ребёнок при этом поневоле ориентируется в предметно-деятельностной ситуации, — в той ситуации, в которой его вынуждают действовать, — соотносит себя (своё тело) с учителем, стулом, на котором сидит сам, стулом, на котором сидит учитель, столом, за которым сидят оба, тарелкой с пищей на столе, никчёмной ложкой в своей ручонке... В результате этого соотнесения формируется образ предметной ситуации, в которой приходится действовать, и образ — способ — самог~о действия. И лишь на основе этого образа окончательно формируется само действие как готовый «навык самообслуживания» — навык владения ложкой, умывания, одевания... Тут-то и формируется зародыш сознания. Затем навыки трансформируются в естественный жест — действие «понарошку», сигнал для реального совершения действия. Это уже начинает формироваться речь, в которой деятельность остаётся предметом сознания, но отрывается от непосредственного действования. Затем жесты постепенно замещаются дактильными — произносимыми посредством дактильного, то есть пальцевого, алфавита, — словами. А дальше вперёд и с песней: накапливается словарный запас, ребёнок учится читать и писать... И главным двигателем его дальнейшего личностного развития становится книга. Стоп. Не так всё просто. Прежде всего, при ранней глухоте нарушается логика речевого развития. Жесты норовят сложиться в особый язык, который и становится родным, а национальный словесный язык, соответственно, оказывается «иностранным». Жесты ближе ко всему «деловому» — физиологическому в своей основе. Жестами проще, быстрее договариваться о текущих бытовых делах. Словесный же язык в громоздкой алфавитной, дактильной, пальцевой форме вызывает протест и сопротивление. К тому же дактильный алфавит — как и всякий алфавит — уже письменная форма речи, — мимо устной! Устная форма оказывается пропущенной. То есть нормально слышащий ребёнок изучает письменную форму того же самого языка, на котором до этого уже несколько лет говорил устно, голосом. А рано оглохший, да ещё и слепой, ребёнок вынужден овладевать письменной формой совсем другого языка, нежели тот (жестовый), который используется повседневно. Так что прыгнуть от жеста к книге не очень-то получается... А без такого прыжка останешься примитивным существом, носителем примитивной, сугубо бытовой, культуры. Чтобы вырваться из этого тупика бытового примитивизма, деятельность должна обрести новое качество. То самое качество, которое было в центре внимания Ф.Т.Михайлова. Качество креативности. А именно: деятельность должна становиться всё более творческой, а её субъект — всё в большей мере превращаться в соавтора человеческой культуры, в её всё более рафинированных формах. Мы не просто усваиваем или присваиваем, а ВОССОЗДАЁМ культуру — вот основной пафос работ Ф.Т.Михайлова. Личность уникальна потому, постольку и настолько, что, поскольку и насколько уникален вариант общечеловеческой культуры, воссозданный ею в процессе развития. Креативный, то есть творческий, характер деятельность приобретает в уединённом труде души, который представляет собой основную форму саморазвития личности. Строго говоря, развитие возможно только как саморазвитие, то есть благодаря личным усилиям субъекта что-то сделать, чему-то научиться. Пока нет этих личных усилий, нет и не может быть никакого движения вперёд. И работа учителя сводится, собственно, к тому, чтобы эти личные усилия спровоцировать, стимулировать. Чтобы деятельность приобрела креативный характер, эти личные усилия что-то делать, чему-то учиться должны стать первейшей потребностью личности. До сих пор развитие происходило под различными внешними воздействиями, то есть ему требовался буксир. Теперь оно превращается поистине в саморазвитие, становится если и баржой, то самоходной. И происходит это благодаря уединённому труду души — общению с самим собой по поводу каких-либо увлечений, какого-либо творчества. По поводу игры, лепки, рисования, конструирования, драматизаций, сочинения стихов, прозы, публицистики, — вплоть до научных трактатов. По поводу чтения, созерцания шедевров искусства, прослушивания хорошей музыки... Логика процесса развития-саморазвития представляется следующей. 1. Стихийное саморазвитие в процессе овладения навыками самообслуживания в быту под руководством и с помощью близкого взрослого. Совпадает с этапом первоначального развития по И.А.Соколянскому и А.И.Мещерякову. О саморазвитии речь идёт потому, что особо акцентируется собственная детская активность, без провоцирования, поощрения, направления которой в совместно-разделённой дозированной деятельности взрослого и ребёнка любые развивающие усилия взрослого результата не дадут. А.И.Мещеряков в этой связи ссылается на П.Я.Гальперина, на его учение о поэтапном формировании умственных действий (первый этап), — формировании, так же обеспечиваемом совместно-разделённой дозированной деятельностью. Саморазвитие ребёнка на этом первом (в предлагаемой мною периодизации) этапе названо стихийным, так как собственная детская активность, без которой оно неосуществимо, носит скорее вынужденный, чем сознательно-добровольный характер. Ребёнок саморазвивается, потому что вынужден делать то, чего от него добиваются, учиться тому, чему его хотят научить, — вынужден вопреки собственному, подчас отчаянному, сопротивлению. Он на этом этапе не может осознать, по выражению Э.В.Ильенкова, «что и как он на самом деле делает», чему и как, а главное — зачем, он вынужден учиться. 2. Стихийное саморазвитие в процессе совместно-разделённой — бытовой, игровой, трудовой и так далее — деятельности как со взрослыми, так и с детьми, особенно превосходящими по уровню развития; деятельности, внутри которой совершается речевое развитие от первичного набора сигнальных жестов до свободного владения национальным словесным языком как основным средством общения, в том числе (в перспективе) общения с самим собой. Так как словесный язык у слепоглухонемых и глухонемых детей носит «официальный» характер, то есть предназначен только для общения со взрослыми, которые этот язык ребёнку навязывают, для него непонятно зачем, — очень важно общение таких детей с нормально слышащими, для которых словесный язык — основное средство общения, родной, а не «иностранный». И, как показывает совместно-педагогическая практика в лагерях Детского ордена милосердия, в таком общении словесно-речевое развитие глухонемых и слепоглухонемых детей действительно резко ускоряется. Ибо словесная речь оказывается нужна для взаимопонимания и как можно более полного самовыражения в какой-либо совместной деятельности (в игре, в совместных «творческих делах»), а не для выслушивания нотаций и назиданий взрослых, то есть оказывается действительно жизненно необходимой. 3. Стихийно-сознательное саморазвитие в большой ролевой игре и в реализации всевозможных увлечений (лепкой, рисованием, конструированием, драматизациями, чтением, всякого рода попытками литературного творчества). На этом этапе в творческом уединении, заполненном лепкой, рисованием, чтением и тому подобными занятиями, хотя бы просто фантазированием, — зарождается (может зарождаться) умение общаться с самим собой. Осуществляется всё более интенсивный труд души, в котором накапливается материал для содержательного непосредственного общения. В процессе реализации увлечений, стихийном постольку, поскольку ребёнок занимается тем, что ему нравится, и именно потому, что ему это нравится, не думая, конечно, о том, как это сказывается на темпах, качестве и направленности его саморазвития, — постепенно определяется приоритетная сфера духовных интересов, осознание которой может привести ко всё более сознательному выбору направлений саморазвития и к сознательным же попыткам самореализации в выбранных направлениях. То есть третий этап — переходный между стихийностью и сознательностью саморазвития. Именно на этом этапе начинаются попытки осознания не только мира вокруг себя, но и себя в мире, прежде всего своего места среди других людей, то есть начинает формироваться рефлексия. Пока ещё на эмоциональном уровне формируются начатки будущей мировоззренческой системы. Формируются эмоционально-мотивационные предпочтения, которые позже определят мировоззренческий выбор. 4. Сознательное саморазвитие в зрелом творчестве и самотворчестве (то есть творчестве себя, в самосозидании). Формирование мировоззренческой системы (индивидуальной картины мира, именно данной личностью признанной за свою, данной личностью предпочтённой) на основе ранее возникших эмоционально-мотивационных предпочтений. С опорой на мировоззренческую систему — определение смысла жизни и попытки его сознательной реализации в образе жизни (при условии достаточного стимулирования воли к жизни и жажды жизни как извне (прежде всего наличие-отсутствие изоляции, одиночества), так и изнутри (особенно совесть и любовь, причем не столько ко мне — кого-то «другого», сколько моя)). Возрастные границы этих этапов абсолютно индивидуальны, и пытаться определить эти границы для всех — не для каждого, а именно для всех одни и те же, — просто нелепо. Ясно, что далеко не все дорастают не только до четвёртого, высшего, но даже до третьего этапа. Пожизненно застревают на втором, а то и на первом. Содержание третьего и особенно четвёртого этапа определяется трудом души, особенно уединённым. Без него на высшие этапы личностного развития-саморазвития подняться невозможно. Первые два этапа рассматриваются, в сущности, как подготовительные, на которых создаётся — или не создаётся — база для самостоятельного труда души (несамостоятельный имеет место с самого начала, иначе никакого развития-саморазвития не будет). Формирование же человечного или бесчеловечного образа действий (образа жизни) идёт с самого начала, на всех этапах саморазвития, буквально с пелёнок, как выбор способа выхода из различных конфликтных ситуаций в разнообразном общении с окружающими людьми, — выбор способа реагирования на чужую и свою человечность или бесчеловечность в том или ином единичном случае. Нарочитый нажим на термин «саморазвитие» подчеркивает собственную активную роль растущего человека как субъекта своей жизни, — сначала стихийного, а затем, если повезёт, всё более сознательного субъекта. Возрастные рамки выделенных этапов (периодов) развития могут быть очень сжаты или крайне растянуты, — в зависимости как раз от собственной активности субъекта саморазвития, от того, насколько она стимулируется или подавляется другими участниками этого процесса. И при сенсорной норме, и, тем более, при слепоглухоте, вершиной личностного развития можно считать возникновение интуиции в качестве реального (в отличие от анатомо-физиологических) органа чувств. Интуиция — это орган постижения реальности, имеющий дело не столько с ощущениями той или иной модальности (зрительной, слуховой, осязательной...), сколько с воссозданной личностью на сегодняшний момент общечеловеческой культурой. Это и есть реальный механизм компенсации дефицита — не столько сенсорного, сколько дефицита понимания того, что и как вокруг тебя на самом деле происходит. Отсюда ясно, что вульгарно-материалистическое высчитывание «процентов информации», якобы поступающей «в мозг» через те или иные «каналы», — через «зрительный канал», дескать, восемьдесят процентов, а через остальные — двадцать, — это вульгарно-материалистическое высчитывание «процентов информации» лишено всякого смысла. На самом деле, как подчёркивают Э.В.Ильенков, А.И.Мещеряков и Ф.Т.Михайлов, каждый из нас постигает и может постигать мир и себя в мире только «глазами рода человеческого, глазами всех других людей», — иными словами, в процессе воссоздания в собственной деятельности общечеловеческой культуры. В результате формируется интуиция, как механизм постижения Истины, Добра и Красоты. И запросто может случиться, что физически слепоглухой благодаря своей высокой культуре — теоретической, эстетической, этической, духовной, — постигает гораздо больше и глубже легионов зрячеслышащих, как бы те ни упражнялись в убогом высчитывании «процентов», поступающих «в мозг» через те или иные «каналы информации». И «проценты» эти, и «каналы информации» — один из многих вульгарно-материалистических мифов, развеянных Э.В.Ильенковым, А.И.Мещеряковым и Ф.Т.Михайловым. Мы видим, слышим и осязаем воссозданным нами вариантом общечеловеческой культуры, и поэтому возможен феномен экстрасенсорики, принципиально необъяснимый с позиций физиологии анализаторов. О.И.Скороходова пыталась ответить на вопрос, сформулированный в заголовке её книги: «Как я воспринимаю, представляю и понимаю окружающий мир». И как же? — Э.В.Ильенков, А.И.Мещеряков и Ф.Т.Михайлов отвечают: только через воссоздаваемый каждым из нас вариант общечеловеческой культуры, благодаря которому, независимо от состояния зрения и слуха, каждый из нас — не кто иной, как более-менее полномочный представитель Рода Человеческого. Вне культуры никакое восприятие, представление и понимание попросту невозможно. Таков наиболее общий, принципиальный ответ. 21 марта — 1 февраля 2009 Обсудить на форуме | Обсудить в ЖЖ
|