Чай на «Тропе»
Привет, привет. Я так давно тебя не видела... Ко мне пришел мой очень старый знакомый и сказал, что хорошему человеку очень плохо. Не могла бы я? Почему нет? Конечно, могла. Так началось наше с тобой знакомство, как начинались еще много и много других.
Квартира, обычная и не обычная. В коридоре фотографии — целая стена детских мордашек. Разных. Серьезных и смешливых, внимательных, радостных.. и ни одной обиженной. В общем, счастливые мордахи. А еще мальчишки, рюкзаки. Такая веселая и одновременно деловая обстановка.
Пациент. Их так много, что лица не запоминаются с первого раза. Осмотр, анамнез. «Хотите чаю?» Почему бы и нет. Кухня. Можно поговорить с человеком не только о болезни, рассмотреть лицо и руки. Мне нравится сопоставлять лица людей и их руки. Если они не совпадают — человек лжив. Мне такой не интересен. Ограничится общение только лечением. В тот вечер и руки и лицо совпали. Единое целое.
«А кто у Вас играет на гитаре?» Дальше были песни. Я их уже где-то когда-то слышала. Какие-то совсем КСП — везде поют. Какие-то слышала, но не знаю. Какие-то слышу впервые.
Потом еще не один раз приходила к пациенту. И все время мальчишки, рюкзаки, чай, разговоры. И все время мучительно вспоминала: где я видела это лицо. Вспомнила. Пришла к Володе Черноволу: «Вов, а ты Устинова помнишь?» «Помню». Взгляд в сторону. «Вов, а он с «Пилигримом» пересекался?» «Пересекался.» Снова в сторону. «Вов, что-то не так? Ты по что глаза отводишь?» Принес несколько статей. Вспомнила. Читала. Прочла еще раз. Быть не может! Это «Монстр на тропе»! Как-то не вяжется. Не совпадает.
Присматриваюсь к пациенту внимательней. Мальчишки веселые, деловитые, спокойные окружают. «Хотите к нам в лес. В гости?» «С детьми можно?» «Конечно».
Я не могла отказаться. Мне было не просто интересно — мне было жутко любопытно.
Идем. Дети, мальчишки, я. Мальчишки ведут нас в горы очень внимательно отслеживая кто устал, как идет, предупреждают о подвохах на местности. Отмечаю, что ребята делают это легко, непринужденно, так, будто для них это на столько естественно, что иначе и быть не может. Воспитаны? Обучены? Нет. Просто им понятно как не просто человеку, вновь попавшему в горы, под рюкзак. Я же им не рассказывала, что в этих горах все свое детство провела.
Пришли. Чай. Дежурный чай. С настоящими, приветливыми, дружелюбными — совсем не дежурными улыбками. Палатку нам поставили на настиле. Опыт работы с детьми, в полевых условиях уже есть. Присматриваюсь день, два. Сидеть скучно. Смотрю, как из коробки достаются зеленка и вата, мальчишки сами себе царапины и расчесы мажут. Ногти грязные, мальчишки... всякие. В гостях? Ко мне домой гости приходят — посуду моют, чай сами наливают... В гостях. Осторожно выясняю, что человека с мед образованием в этом году в лагерях нет. В случае чего более крупного, чем царапины — в город.
Делаю столик из палок, привязывая их между деревьями. Разбираю «аптечку». Чего в ней только нет. Много просроченного. Выкидываю. Подходит один. Мнется. «Клещ у меня. На.. в общем.. в низу живота. А Вы врач?» «Да» «Тогда не стыдно» В общем, удаляем клеща. Попутно расспрашиваю, почему ногти такие длинные и грязные — расчесы инфицированы — результат. Отходит. Через некоторое время подходит снова и спрашивает маникюрные ножницы. Потом следующий. Еще. Не все. Беру ножницы и подхожу ко всем, давая возможность сделать так, чтобы длина ногтей уменьшилась, за одно и в ручей — сполоснуться. Вечером у костра разговор с тобой.
Как так? Гигиена — ноль. Врача нет. Дети же! Медикаменты просрочены. Спать легли — даже ног не помыли. «Спасибо». «А можно....» «Да» «Я хотела сказать...» «Да. Можно» Улыбка. Грустный взгляд. «А мальчишки..» «Смотри сама».
Смотрю. Внимательно смотрю. Приглядываюсь! Попутно привожу в порядок, позднее названный, мёдблок. Со своими детьми в приказном порядке общаюсь только в случае крайней необходимости. Я для себя давно решила, что объяснить проще, чем требовать от ребенка выполнить то, смысла и целесообразности чего он не понимает. С этими общаюсь так же. Постепенно мы привыкаем друг к другу. Я — к ним. Они — ко мне. Постепенность ограничилась неделей. Или меньше?
Мальчишки деловито снуют — как муравьи. На тропу сходила — работают. Зачем? «Тропа нужна туристам, спасателям». «А ты на следующий год, вдруг, не приедешь?» «А я не для себя» «Зачем?» «Ну, спасатели круглый год работают, а так с такой тропой туристам и спасатели не очень нужны будут» Класс.
Вдруг... пенек, в стороне от лагеря. Ты, мальчишка на коленях, в одних шортах, гладишь по спине, пальцами как на пианино постукиваешь по худой спине. Замерла. Наблюдаю. Пальцы явно по «точкам» стучат. Жду. Слез, побежал работать. Ты посидел, встал, пошел дальше. Я за пацаном — наблюдать. Бодрее, глаза веселые. Подхожу. Ты себя хорошо чувствуешь? «Ага» — весело.
Вечером. «Юр, а ты... что с мальчишкой сегодня было? Ты ему БАТ нажимал...» «Да по маме соскучился он, подустал немного» Просто. Все просто. На вечернем разборе мальчишки и ко мне прижимаются, как к маме, просто так. Ко мне можно — я себя знаю. А к нему нельзя — я про него знаю. Вот так вывела... Я по лагерям прохожу, то одного по голове поглажу, то другого по спине, то просто прижмется кто, постоит тихонько, побежит дальше, то просто подойдет — в глаза заглянет — улыбнемся друг другу — разойдемся.
Вечером, у костра. Одна. Все спят. Сижу. Смотрю на огонь. Думаю. Мальчишки разные. Не у всех в семьях ладно. Не у всех и семьи то есть. Тактильного общения не хватает. Компенсируют.
Разговор с тобой:
— Лето закончится. Разъедутся. Обратно, в ту жизнь. Здесь у них все по-другому.
В ответ:
— у тебя сколько детей?
— Пять
— Все твои?
— Конечно
— Совсем твоих сколько?
— Пять
— А родила?
— Двоих
— Зачем тебе чужие? Ты же одна их тянешь. Своим бы больше досталось.
— Как это? Я же все равно не стала бы только ими заниматься. Все равно была бы работа, дела, увлечения. Да и кем они вырастут, если не научатся самостоятельности? А так и под присмотром и сами. И в коллективе, и в семье. С одним сложно, с двумя полегче, а когда их больше — проще. Они друг у друга учатся, Друг за другом приглядывают, друг другу помогают. А я с ними живу.
— А почему пять? Не больше, не меньше?
— Так получилось. Эти прибились.
— А они без тебя смогут?
— Думаю, что да. Справятся. Но со мной легче. Они пока сами зарабатывать еще не могут.
— Так они ж у тебя работают.
— Работают. Но оформлена то я.
— А если их к бабушке отправить, там будет так же?
— Нет. Там будет опека.
— А вернутся — будет так же?
— Сначала наверно будут ждать подачек. Хотя, не знаю. Скорее всего, они и у бабушки будут самостоятельность проявлять.
— Тебе еще отвечать на вопрос, зачем и как они будут дальше?
— Нет. Я поняла.
Вот такие разговоры. Толи ты отвечаешь, то ли сама на свои же вопросы. Тогда, еще в первую «свою тропу» я поняла зачем, кто и для чего. Потом у нас было много «троп». У нас было много мальчишек. Даже разъезжаясь мы оставались вместе. Теперь уже я знаю тех, кто вырос у тебя, еще до меня. Знаю тех, кого видела ребенком. В каждой семье как бы хороша или плоха она не была, дети вырастают разные. В вполне благополучной семье может вырасти подонок. В семье алкашей — добрый и порядочный человек. Человека делает не только семья. Человека воспитывает окружение. Для тех, кого я знаю, ты оказался доминантой. Образцом порядочности и отзывчивости. Практически все мальчишки, которых я знаю, до сих пор превыше всего ценят честность и взаимовыручку. Ты им не прививал, не воспитывал. Ты с ними так жил.
Дети чутки. Они всегда видят фальшь. С ними можно играть. С ними нельзя заигрывать. Я научилась строить отношения с детьми, с людьми.
Жаль, как жаль, что единожды попав под подлый поклеп, навесив ярлык тебя этим валят с ног. Раз за разом.
Я понимаю, что в советском обществе самостоятельность, личность — неудобны, не нужны, запрещены. А сейчас? Не далеко мы ушли. Будьте самостоятельны от сих до сих. А у твоих мальчишек пределов самостоятельности нет. Будьте честны от сих и до сих. А у твоих мальчишек пределов честности нет. Будьте порядочны от сих до сих. А у твоих мальчишек пределов порядочности нет. У них все это либо есть, либо нет. Компромиссы исключены.
Не угоден. Изолирован. Нельзя. Если таких будет много — изменится государство. Нельзя. Свобода предельна. Это реальность.
Страшно быть свободным, честным, порядочным со всеми и всегда. Мимикрия социальная — предпочтительней. Те, кто отвернулись, закрылись, отгородились. Были ли они с тобой? Или просто пользовались?
«Я ничего не видел». Так давно муссируется и так громко тема педофилии относительно тебя, что не присматриваться, особенно если ты педагог, не получится. «Что-то замечал, но...» Преступник. Работаешь с детьми, замечал и молчал! Отвернулся, когда вновь озвучили.
Я верю в тебя. Я сочувствую тебе. Я сожалею, что ничего иного, как уже однажды выдуманная клевета на ум «оппонентам» не приходит. Больше не за что зацепиться?
Я так жалею, что огромное количество мальчишек остались без тебя. Без помощи. Без ответов на вопросы. Без умения жить порядочно, честно. Без умения сочувствовать, помогать. Без открытия, что жить можно «спасателем», работая кем угодно и где угодно. Жаль.