Андрей Русаков. Эпоха великих открытий в школе 90-х годов.

Левша русских кубиков.
Николай Зайцев

Среди немалого числа резких критиков развивающего обучения всё же два самых ярких и последовательных выделяются особенно. Один из них — Алексей Кушнир, другой — Николай Зайцев.

Ни одного своего семинара Николай Александрович Зайцев не проводит без того, чтобы не проехаться по эльконинской психологической концепции, по репкинским букварям, по фонематическому анализу и давыдовской математике. Только традиционные учебники вызывают у него равный прилив издевательского задора.

А потом, отведя душу — выкладывает свои козыри.

Сколько времени требуется, чтобы ребёнок начал свободно читать? Полгода? Правильно. Любой двухлетний ребёнок обучается по кубикам Зайцева читать за полгода (разумеется, уроки у малыша — несколько минут в день).

Правда, четырёхлетнему уже хватает и дюжины игр по полчаса. А пяти-шестилеткам, чтобы научиться читать и считать хватает нескольких десятиминутных занятий, во время которых не только разрешено, но даже положено бегать, смеяться, шептаться и висеть на перекладине.

Путь со всех сторон

Такое обычно и демонстрирует Николай Александрович на своих обучающих семинарах. То есть семинары для взрослых идут основательно, всю рабочую неделю по полдня — а раз в день минут на пятнадцать в зал забегает группа детского сада. И к пятнице зрители обнаруживают, что дети в общих чертах освоили суть того, чему их принято полгода настойчиво обучать по программе традиционной начальной школы.

Волшебство Николая Зайцева началось со внешне очень простой идеи — что элементом письменной речи для ребёнка может выступить не буква, не фонема, не слог — а так называемый СКЛАД. По определению Николая Александровича: «Осознаваемое мускульное усилие речевого аппарата». Физиологи и лингвисты могут в свое удовольствие с этим определением разбираться, но вот имеется на шести гранях кубиков шесть складов — и трёх десятков кубиков хватает, чтобы сложить любое слово. И любой малыш осваивает эту механику в кратчайшие сроки.

Сначала перед ребёнком складывают его имя, потом — имя мамы, потом — то, что попросит, а вскоре ребята начинают наперегонки составлять слова сами.

Кубики делятся на большие и маленькие, одинарные и двойные, золотые, железно-золотые, железные, деревянно-золотые, деревянные и плюс один белый кубик со знаками препинания. В золотых гремит проволока, в железных — пробки, в деревянных стучат деревяшки. Весь «складовый запас» ювелирно разложен по полочкам — и на кубиках, и на столь же важных настенных таблицах. Каждому кубику на таблицах соответствует свой столбик или строчка. Накрутившись кубиков, ребята бегут к таблицам и водят по ним указкой, отлавливая нужные сочетания. В поисках одного они успевают перебрать и запомнить десятки. Блестящая систематизация позволяет очень быстро улавливать принципы подобия, алгоритмы поиска, в этой своеобразной системе координат ребенок быстро начинает ориентироваться и в нужном месте встречать ожидаемый результат.

А между делом ребята перебегают и к таблицам «Стосчёта» — и вскоре ловчее взрослых складывают и вычитают двузначные числа, осваивая объем арифметических навыков едва ли не до третьего класса. Чем больше ребят — тем удобней: тем насыщенней общение и тем больше учителей у каждого.

Система письменной речи укладывается в головы ребят сразу со всех сторон — размером, цветом, звуком, песенкой (у каждого кубика — своя песенка!), вращением кубиков и лазанием указкой по таблицам, спором и смехом, «индивидуальной работой» (забравшись, например, под стол), или коллективным перебеганием от одной таблицы к другой. Обучение происходит стоя, лежа, на ходу, на бегу, в прыганье по ступенькам и сидя на шее у воспитателя. Только никогда не за партой: зачем же так скучно, портя зрение и осанку?

Научность, спрятанная в глубину

Итак, если первый рецепт: всё сразу, всем вместе и со всех сторон, то второй — дело отдельно, а «наука» отдельно. Сначала пусть грамотно пишут и свободно читают, а потом, если кому-то сильно надо, — изучают грамматику. Термины и правила ввести никакой сложности не представляет — только после, а не до. Ведь все дети хотят говорить по-учёному. Достаточно им будет сообщить, что на учёном языке те буквы, что на золотых кубиках — именуются гласными, а те согласные, что на деревянных — глухими, а на железных — звонкими

В правописании ход тот же: сначала детей учат писать грамотно, а потом им предложат изучать грамматику.

Освоение родной речи в результате выглядит следующим образом: сначала дети учатся «писать» кубиками — потом читают — потом пробуют свои силы в нормальном письме — затем начинают складывать фразы по грамматическим таблицам, «пишут» по ним указкой и глазами — одновременно с этим осваиваются навыки каллиграфии. И лишь после того, как ребята научились грамотно писать, они могут переходить к изучению правил и терминов грамматики.

ОСВАИВАТЬ, оказывается, гораздо удобней, чем ИЗУЧАТЬ. Только для этого должна быть создана среда, располагающая к освоению, — насыщенная и содержательная, в которой учителю нужно гораздо больше показывать, чем рассказывать, а ребёнок имел бы свободу выбора и поиска, незаметно приобретая в этом поиске много больше, чем при самом суровом натаскивании.

♦

«Теперь мы знаем, что Россия скрывала свои достижения в области образования тщательнее, чем в военной», — так писали американские репортёры после гастролей русского преподавателя Николая Зайцева: «Николай Зайцев ведёт занятия, почти танцуя, повинуясь какой-то внутренней хореографии. Подобно артисту, он обладает свободой жеста, натренированным взмахом руки, дружелюбным поклоном аудитории. Но Зайцев — не артист Большого театра. Он лингвист, лингвист с большой буквы. Он добивается результатов, распрощавшись с наукообразием; его методика предполагает использование настенных таблиц, каждая из которых представляет какую-то часть речи, зашифрованную символами, напоминающими международные знаки дорожного движения. Люди, не изучавшие русский язык, благодаря кубикам и таблицам Зайцева усваивают основную грамматику за десять — пятнадцать занятий».

Я бы взял частями, но мне нужно сразу...

— Николай Александрович, русских английскому вы учите не менее стремительно, чем американцев русскому; пятилетки начинают свободно читать и считать после нескольких занятий. В чём причина такого разрыва между эффективностью ваших методик и привычных?

— Есть решения изящные и неизящные. Неизящное решение: целый год вводить по буквочке и приставать к первоклашкам с терминами: гласная — согласная, звонкая — глухая, твёрдая — мягкая; размазать обучение грамотности на десять лет, забивая головы миллионом правил, превратить его чуть не в каторгу — и не добиться никакого результата. Зато научно! В каждом школьном предмете осуществляется главный принцип советской дидактики — Метод Настырных Приставаний. Я же вместо обязаловки с развлекаловкой предлагаю игру, основанную на поиске и свободном выборе. При этом ребёнок не устаёт, не сидит на месте. На таблицах я даю всю грамматику, на кубиках — все буквы и учу читать не по слогам, а по складам.

— Чем это лучше?

— Для чего нужен алфавит? Да только для работы со словарем. Больше ни для чего! Ну ладно, заставили мы выучить эти злосчастные названия букв. Попросим ребёнка прочесть слово «слон». Хорошо, если мама у ребёнка не очень сильна в русском языке; он скажет СЭ-ЛЭ-0-НЭ, а если учили в строгости — ЭС-ЭЛ-0-ЭН. А вместе — не соединить. А слогов сколько в русском языке? Бесконечно. «Вскользь» — слог, «мкртчян» — слог. А логика образования склада ясна даже двухлетнему ребёнку. Число складов конечно и невелико — 236, они умещаются на 39 кубиках. Взяв за основу две группы гласных, скомпонованных как А-0-У-Ы-Э и соответственно я-ё-ю-и-е, мы строим складовые блоки-песенки, например, Б-БА-БО-БУ-БЫ-БЭ (бь-бя-бё-бю-би-бе). Во всех складовых песенках одинаковый ритм, что позволяет очень быстро выучить всю таблицу, тем самым запомнив ВСЕ склады русского языка, из которых несложно теперь сложить ЛЮБОЕ слово. Складовые песенки помещаются на таблицах, а собственно кубики представляют собой ту же лесенку, только размещенную на. гранях определённым образом. Кубики различаются по величине, цвету и звуку; появится возможность — будут различаться по запаху, на вкус, на ощупь. Есть большие и маленькие, те, которые мы впоследствии назовем твёрдыми и мягкими. Они делятся на железные и деревянные — эти станут звонкими и глухими.

— А на чём строится занятие по кубикам?

— Способов множество. Есть некоторые общие принципы. В игре-занятии мы предлагаем ребёнку выбрать тот кубик, который ему нравится, спеть ту песенку, которая понравилась, написать то слово, которое хочется. Вот девочке нужно написать своё имя. Ищем кубик большой золотой А-0-У-Ы-Э. Правильно. Где О? Это У, а нужно О. Это Ы. А вот это О. Что теперь нужно найти? Правильно, ля. Ищем маленький железно-золотой. Нет, это нь-ня-нё-ню-ни-не. А нужно ль-ля-лё-лю-ли-ле. Вот этот кубик. Где ля? Ставь справа, вот и получилось ОЛЯ. А теперь девочка будет сама поворачивать и читать смешные слова: УЛЯ, АЛЁ, ЫЛЬ, ЛЯО. Куда спряталось её имя?

Учась читать, дети одновременно осваивают и счёт. И в «Стосчёте» мы даем сразу все числа от 0 до 99. И оказывается, что складывать, вычитать, умножать, делить — легко и интересно. Чем больше детей, тем они обучаются легче; но, конечно, можно учить ребёнка и дома. Грамотно вести обучение могут и родители, и все желающие. Так уже сотни тысяч детей научились читать без букваря.

А потом даже пятилетний ребёнок может приступить к изучению грамматики родного языка. В наших таблицах «Русский для всех» нет ни одного правила, а объём материала, осваиваемого к первому классу, гораздо больше того, что изучается несколько лет в начальной школе. Поиск информации на листах размером 60х90 можно считать гимнастикой для глаз, даже диктанты можно писать лежа, стоя или разгуливая вдоль таблиц.

— Буквари и учебники русского языка больше не нужны?

— Конечно. Вместо них мы предлагаем комплекты из грамматических таблиц, словарей и справочников, сборников упражнений, хрестоматий с текстами великих авторов. Склонение 99 процентов русских существительных, к примеру, представлено таблицей в 286 знаков -пять машинописных строк. Неужели этот материал нужно изучать годами?

И не надо никакой железной дисциплины! Дети не любят сидеть, сложа ручки на парте, они любят бегать, смеяться, шептаться, кувыркаться, висеть на перекладине! Поставьте им в класс эту перекладину — пусть висят. Не усвоят ничего? Ещё как усвоят! Всем телом выучат! Может быть, это главное, что нам удалось осуществить в обучении маленьких — присоединение к учебному процессу памяти тела, кинестетики.

Обычно с приходом в школу у ребёнка происходит резное сокращение объёма и разнообразия чувственного восприятия. Обездвиженность: «Сиди!» Недостаточность широких движений головы и глаз: «Не вертись!» Резкое увеличение нагрузки только на ближнее зрение: «Смотри в учебник!» Школа готовит к жизни? Да она стала фабрикой по производству инвалидов!

Из всего богатства человеческих качеств школа выделяет только один показатель — успеваемость. Все кричат: подорванный генофонд! дети алкоголиков! задержка психического развития! А у нас почему-то все дети — даже с настоящими дефектами речи и поражениями нервной системы — оказываются гениальными и блестяще успевающими. Мы специально откроем группы только для двоечников. А троечников будем брать по блату. И очень быстро обгоним отличников. Ведь дети попросту дуреют оттого, что занимаются по дурным программам!

— Вот научатся дети всему быстро, чем им потом заниматься?

— Да пусть в лес идут, пусть на свежем воздухе шляются. Здоровье-то важнее, чем программа. Пусть по музеям ходят. Пусть занимаются настоящим Языком и Литературой, на что обычно не хватает времени. Трудности у преподавателей возникнут потом и другие. Работа с нашими методиками создает у детей привычку к целостному восприятию, осознанию внутренних связей, к системному подходу вообще. Они просто не могут потом всерьёз воспринимать существующие учебники с их поверхностностью, нелогичностью, невыразительностью.

— А какие у вас отношения с государством и педагогической наукой?

Замечательные: мы друг о друге стараемся ничего не знать. На наших курсах и семинарах, которые мы много лет ведём по всей стране, почти не бывает даже преподавателей педвузов и институтов усовершенствования. Один из таких нас посетил и сказал на прощание: «Методика действительно очень сильная, поэтому студентам давать её нельзя — ничего другого потом изучать не станут».

♦

Вот уж действительно — наследник лесковского Левши, так сумевший подковать академическую блоху, что той больше и прыгать не по силам...

...У Зайцева — весёлая самодельная визитка с изображённой на ней жизнерадостной таксой — и откровенно хулиганской надписью: «Мы придурковаты только с виду!»

Впрочем, не точное ли это определение одной вполне обнадёживающей и при том не худшей из черт русского национального характера?

А вот американцы зря так переживают. Они, конечно, никогда не найдут тех наших главных достижений, которые мы тщательно скрываем. Но только потому, что лучше всего мы их умеем скрывать от самих себя.

июнь 1995 г.

♦

Допустим, с использованием открытий Зайцева не всё обстоит совсем беспроблемно.

«Ну да, он их за три дня научил — а через месяц они ничего не помнят» — такова общая традиционная претензия ко всем новаторским методикам, связанных со стремительным освоением знаний и умений — будь то методика Виктора Шаталова, Николая Зайцева или Бориса Цукермана.

Но когда речь идет о навыках, иначе не бывает. То, чему быстро научили, нужно долго закреплять, то и дело возвращаясь к нему. Причём не механически повторяя — это гарантирует тоску и раздражение — а подавая изученное в каких-то новых вариантах и комбинациях с неизвестным. «Принципом многократности повторения по-разному организованного изучаемого материала» — называл такой закон ухода от монотонности Игорь Павлович Волков.

То, что ученики за неделю разбираются в курсе геометрии за седьмой класс — ещё не означает, что они больше в возвращении к геометрии не нуждаются. Дальше должен следовать не очередной курс молниеносного познания чего-нибудь, а обстоятельное, протяженное во времени обживание изученного, перевод обретённой, но ещё едва зацепившейся за сознание системы знаний в инструмент решения значимых проблем.

То, что шестилетка вдруг почувствовал за собой способность прочитать и написать любой текст — ещё не значит, что эта способность не сможет улетучиться. Но что легче: месяц за месяцем, едва продвигаясь, мучительно впихивать букву за буквой в не умеющего читать ребёнка — или обеспечивать уже читающего возможностью интересного чтения?

Есть и другая сторона педагогических недоразумений.

Когда Николай Александрович демонстрирует занятия по кубикам или таблицам, меньше всего в своих комментариях он обращает внимание на то, что является едва ли не самым важным: как вести себя на равных с детьми, как держать темпо-ритм занятия, как чередовать общую работу, работу в малых группах и индивидуальное экспериментирование, как на ходу переводить вспыхивающий детский спор из скандального в деловое русло... Подобные вещи, кажущиеся само собой разумеющимися изобретателю, отнюдь не таковы для остальных. (И если с кубиками народ, как правило, разбирается, то с куда более существенными таблицами по русскому языку воз по большому счёту и ныне там. Работать с таблицами фрагментарно — эффекта не даёт, а чтобы взять целостно, нужно перестраивать весь стиль стиля педагогической работы, на что мало кто решается). Показать, как можно работать по-другому — лишь часть дела. А вот помочь учителям сменить навыки, привычки и страхи в своей деятельности...

Впрочем, все эти понятные трудности вряд ли могут затмить остроумность и искромётную гениальность дидактических решений Николая Александровича Зайцева.