IX

Чтобы не прозябать в четырёх стенах, не зависеть полностью, на все сто процентов, от постоянного помощника, — надо решиться обращаться за помощью к первому встречному-поперечному. Лично мне решиться было не очень сложно. Я как-то с раннего детства привык верить в человеческую доброту. Может быть, благодаря бесконечной доброте моей мамы...

Постоянный помощник либо не может, либо не хочет, либо не может и не хочет — тратить на меня много времени. Несколько часов, а то и целый день. Но потратить несколько минут на пустяковую помощь, как правило, громадному большинству людей не жалко. Значит, необходимую мне помощь надо распределить так, чтобы от каждого помощника нужны были наименьшие затраты времени. Например, перевести через дорогу. Посадить на нужный номер автобуса или троллейбуса. А дальше я сам, то есть дальше мне другие помогут. Если человек готов к услугам и дальше — тем лучше, и огромное спасибо. А нет — спасибо за оказанную услугу, о следующей попрошу у кого-нибудь другого.

Позже, теоретически осмысливая свой опыт, я принцип распределения помощи назвал «Альтернативной системой жизнеобеспечения». А механизм распределения помощи — «конвейером доброты».

Пользвоаться этим «конвейером» я вынужден был учиться ещё в студенческие годы.

Зимой в профилактории МГУ было очень холодно. От окон нещадно дуло. Осенью окна заклеивались, но отдыхающим студентам часто лень было выйти покурить куда положено, или проветрить пьяные бредни на улице. Не думая о тех, кто будет жить в этих комнатах после них, они распахивали уже заклеенные окна. Обрывки заклейки я всегда нащупывал на окне. Холод стоял такой, что пальцы коченели, читать было невозможно. Как в этих условиях готовиться к экзаменам?

И я просился в ближайший магазин «Свет» — за электрическим обогревателем.

Но наши помощники — тоже студенты, только вечернего отделения. У них тоже экзамены. И решение великой проблемы начинало откладываться со дня на день. А поскольку знали, что я способен на авантюрный способ решения проблемы, прямо не отказывали. Но и я не собирался все двадцать четыре дня профилакторной смены терпеть холод. И, подождав не более двух или трёх дней, отправился за обогревателем сам.

В то время я уже освоился с ориентировочной тростью. Несколько раз обошёл вокруг всего громадного высотного здания МГУ. Когда ходили или ездили с помощниками к метро «Университетская», старался запомнить повороты и переходы через дорогу, а потом пытался повторить эти маршруты самостоятельно, прося, конечно, прохожих переводить через дорогу. Нередко осваивался на маршрутах и под наблюдением помощников — шёл с тростью впереди один, и просил ни в коем случае не помогать мне, пока сам не позову на помощь.

Между высотным зданием МГУ и метро «Университетская» обычно просил прохожих переводить только через самую большую дорогу — потом узнал, что это Ломоносовский проспект. А Улицы с небольшим движением транспорта рисковал перебегать сам. Высоко подняв ориентировочную трость, чтобы издали было видно.

Поднятая белая (ну, относительно, во всяком случае светлая) ориентировочная трость — это международный сигнал для водителей транспорта, что идёт слепой. Водитель обязан тормозить при виде белой трости, как если бы зажёгся красный свет на светофоре. Когда я ещё привыкал к трости, мне случалось пару раз заблудиться на перекрёстках, и я блуждал среди машин, которые остановились при виде моей белой трости, пока не находил тротуар. Или пока мне кто-то не помогал его найти.

Ко времени достопамятного похода за обогревателем я уже довольно хорошо знал окрестности высотного здания МГУ.

Единственный известный мне магазин «Свет» находился далеко, в двух троллейбусных остановках от метро «Фрунзенская». Надо было пройти до метро «Университетская» и проехать до Фрунзенской, а там перейти по подземному переходу через Комсомольский проспект и идти пешком до улицы Третья Фрунзенская. Повернуть налево, пройти по этой улице квартал (то есть до следующего перекрёстка), ещё раз повернуть налево, — и вот он, магазин «Свет», в угловом здании.

Но по пути от высотного здания МГУ к метро «Университетская» мне предложил свою помощь очень доброжелательный и сообразительный человек. Он быстро понял, что я не вижу и не слышу, и мне надо писать печатные зрячие буквы во всю правую ладонь. Убедившись, что добровольный помощник не собирается расставаться со мной после первого же перекрёстка, я набрался нахальства и объяснил ему свою проблему. Спросил, нет ли магазина «Свет» поближе, чтобы мне на Фрунзенскую не тащиться. Человек сказал, что знает ближайший «Свет», и вызвался проводить меня туда. Он помог мне купить обогреватель и трансформатор — в МГУ было напряжение 127 вольт. А затем я с помощью этого же любезного человека благополучно вернулся в МГУ.

Не знаю, кто это был — мужчина или женщина. Помнится, рука сухая, не гладкая, но и не грубая, уютно тёплая, спокойная. Я всю жизнь думал, что это был мужчина. Но сейчас, рассказывая про тот давний поход, засомневался... Такие руки я часто встречал и у женщин... В одном никаких сомнений — это был Человек. Очень добрый, надёжный, понимающий. Без достаточного количества таких прохожих никакой «конвейер доброты» был бы невозможен. Эти люди выручали меня в наиболее сложных ситуациях. А перевести через дорогу готовы почти все.

Впрочем, возле школы глухих, где обитала наша группа слепоглухих студентов, был столбик с кнопкой, — не знаю, как называется, — для безопасного перехода детей. Я этой кнопкой тоже пользовался. Нажимал, убеждался с помощью своего светоощущения, что машины остановились, и переходил к метро «Парк культуры радиальная» или обратно — к бассейну «Чайка». Было бы здорово, если бы все перекрёстки оборудовали такими кнопками, чтобы останавливать движение. Но я за всю жизнь встретил только одну такую штуку, только на том перекрёстке. Вернее, за всю жизнь мне только там подобную штуку показали... Сам-то найти не могу.

На улице Метростроевской, ближе к метро «Кропоткинская», был небольшой молочный магазин. Мне он понравился тем, что покупатели сами себя обслуживали. Идти туда пешком — надо было переходить несколько переулков, да и довольно далеко, мы-то жили у метро «Парк Культуры». Я предпочитал ездить на метро. Одна остановка, а там — попросить первого прохожего, чтобы перевёл через две улицы и один переулок, — и вот он, нужный магазин, на углу. Пакеты с молоком и брикеты плавленного сыра, завёрнутые в фольгу, я мог узнать наощупь, так что управлялся в этом магазине вполне самостоятельно. Чему и был рад.

В последние два университетских учебных года я обнаглел до того, что в мае и сентябре повадился читать учебную литературу на речном трамвае. Пристань была рядом, на Фрунзенской набережной, за Крымским мостом. Через набережную просил, чтобы перевели. А на речном трамвае так же, как и на метро, — знай считай остановки. До Киевского вокзала я их помнил наизусть. В то время право бесплатного проезда распространялось и на этот вид городского транспорта. Так что я катался, сколько хотел, пока не подходило время обеда или ужина. Тогда, примерно за час, я просил кого-нибудь помочь мне выйти именно у Крымского моста. И возвращался в интернат вовремя.

Не уверен, что воспитатели не знали, где меня черти носили... Я мог устроиться с книжкой хотя бы на территории бассейна «Чайка», богатой скамейками, в том числе в довольно уютных и укромных местах. Удержать меня во дворе интерната было невозможно, разыскивать за пределами двора — бесполезно.

Когда в интернате убрали ванну и душ, я мог самостоятельно добираться и до центральных бань, что за «Детским миром» у метро «Дзержинская» (ныне «Лубянская площадь»). Впрочем, уж туда-то помощник сопровождал меня охотно — билет в высший разряд стоил 60 копеек, да, кажется, копеек 15 или 20 за простыню. Раз в неделю — пустяки, зато огромное удовольствие. И 50 копеек за бутылку пива. А я платил и за себя, и за помощника — мне это было недорого, ведь мы до окончания университета находились на почти полном государственном обеспечении, стипендия шла, по сути, на карманные расходы, а пенсия по инвалидности накапливалась и тратилась для поездок на летние и даже иногда зимние каникулы к маме.

В заключение хочу рассказать анекдот, косвенно связанный с тем магазином «Свет», что на Третьей Фрунзенской. Я окончил МГУ в 1977 году, а в апреле 1978 получил... повестку из военкомата. Пожалте на летние сборы!

Шут его знает, как это вышло, почему сразу, по достижении совершеннолетия, меня не сняли с воинского учёта. Но вот — повестка. Мне её прочитали. Адрес военкомата — Третья Фрунзенская, дом такой-то... Ну, где Третья Фрунзенская, знаю хорошо, а дом можно найти с чьей-нибудь помощью.

Естественно, можно было спокойно отправить повестку в мусоропровод. Военные чиновники рано или поздно разобрались бы, кого приглашают на сборы, и оставили бы меня в покое. Но мне захотелось запомниться им на всю оставшуюся жизнь.

Обитал я в то время уже далеко, в доме-новостройке на Алтуфьевском шоссе. Кругом другие дома строились, жуткая грязь, через которую можно было пройти до ближайшего асфальта по хлипким деревянным доскам. А там — на остановку автобуса, и либо до метро «ВДНХ», либо до метро «Динамо». Я предпочитал «Динамо» — 290 автобус останавливался у самого метро.

В общем, заготовил на зрячей пишущей машинке записки с просьбой посадить в нужный автобус, высадить на нужной остановке, а в метро я ориентировался свободно. И в назначенный в повестке день, к назначенному часу, сунув в сумку на длинном ремне книжку, чтобы почитать в военкомате, пока тамошние деятели будут переваривать моё появление, — я отправился на авантюру.

Выяснилось, что военкомат находится как раз через Третью Фрунзенскую, напротив магазина «Свет». Показал повестку, прошёл внутрь, попросил меня посадить в коридоре. Вояки в полном обалдении вникали, что за странный новобранец к ним явился. Пробовали прогнать — что за неуместные шутки! — но я настаивал, чтобы меня приняли, раз уж пригласили повесткой, и сделали все нужные пометки в военном билете, дабы в дальнейшем не беспокоить уже никогда. Деваться чиновникам было некуда... Добрался я, кажется, до самого главного, который назвался полковником. В моём военном билете сделали нужные пометки, предложили на машине отвезти домой. Я сдуру отказался, но до метро «Фрунзенская» меня проводили. Не сомневаюсь, что запомниться военным чиновникам мне удалось крепко-накрепко... Это был последний мой официальный контакт с военным ведомством.