Коммунитарное движение в России в последней четверти XIX в.

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Коммунитарное движение - это общественное движение, участников которого объединяет цель изменения общества путем внутреннего духовного перерождения каждого отдельного человека в условиях небольшой общины, осуществление которой они готовы начать с самих себя и немедленно.

Общественные движения коммунитарного типа - феномен истории нового времени. Исследователи коммунитарных и "утопических" проектов самых различных направлений сходятся во мнении, что их активизация обычно бывает связана с "периодами особенно интенсивной модернизации, которым сопутствует разрушение устоявшихся форм общественного бытия". ( 1 ) Наиболее известны такие исторические варианты коммунитаризма, как получившее широкое распространение в Европе и Америке XIX в. движение к образованию "утопических" ("экспериментальных") общин, а также контркультурный коммунитаризм новых социальных движений XX в. Российское коммунитарное движение последней четверти XIX в. проявило себя в качестве особого национально-исторического типа формулирования и реализации коммунитарной установки.

Актуальность изучения российского коммунитарного движения задана своеобразным состоянием новейшей российской историографии, перед которой стоят одновременно две большие задачи: переосмысления модернисткой парадигмы гуманитарного знания и преодоления сверхидеологизированных стандартов научности советской исторической науки. Этика толерантности, побеждающая в сознании современных российских историков идеологическую инерцию "партийного" принципа построения иерархии исторически актуального, выдвигает на первый план "эстетические" задачи историописания, при решении которых неизбежно одинаково внимательное отношение ко всему культурному многообразию смыслов и их исторических конфигураций. Это влечет за собой изменения в ощущении проблемности истории общественных движений, применительно к изучению которых особенно остро стоит вопрос об использовании критических в своей методологической основе историографических языков.

Изучение российского коммунитарного движения последней четверти XIX в. актуально не только как конкретно-историческое исследование ранее не замечавшихся событий, имен и источников, но и как еще один выход на проблему переосмысления исторической значимости феномена общественных движений в целом в свете представлений о высоком уровне его идеологической и психологической гетерогенности и неоднозначности.

Объект и предмет исследования. Объектом внимания диссертации стали так называемые "интеллигентные" земледельческие общины (колонии), которые возникали в ходе широко распространенного в последней четверти XIX в. движения образованных людей "на землю", а также их участники. "Интеллигентные" общины весьма разнились по размерам, длительности существования, внутреннему укладу и конкретным чертам исповедуемых идеологий, но в мировоззрении их членов прослеживается единое смысловое ядро, которое можно определить как коммунитарное.

В описании и характеристике коммунитарных поселений диссертация опирается на зарубежную традицию изучения "экспериментальных" общин, в рамках которой была разработана аналитически выверенная терминология и разведены политические и научные коннотации таких характерных для их описания метафор, знакомых всем даже по обыденному языку, как "утопическое", "коммунистическое", "коммунитарное", "община", "коммуна" и т.д. ( 2 )

При всем разнообразии возможных ракурсов рассмотрения коммунитарного движения, предметом внимания работы стал коммунитарный идеал участников "интеллигентных" сельскохозяйственных общин как особый исторический и национальный способ проблематизации отношений между человеком и обществом, контексты его возникновения и функционирования.

Цель и задачи исследования. Основная цель диссертации - выявить и изучить характерные черты, историю возникновения и функционирования коммунитарного идеала на материалах сельскохозяйственных общин, созданных представителями образованного меньшинства в последней четверти XIX в.

Поставленная цель реализована в диссертации путем последовательного решения трех задач. Первой задачей было определить событийную сторону истории российского коммунитарного движения посредством выявления состава его участников и выяснения их биографий, основных идей, институтов ("интеллигентных земледельческих" общин, кружков) и форм активности в России в последней четверти XIX в., а также установить отличие данного направления общественного движения от других, близких к нему по форме воплощения идеала.

Вторая задача - прояснить исторический контекст зарождения коммунитарного идеала, проанализировать механизм возникновения и вариативность форм его воплощения накануне создания общин путем выявления "коммунитарного текста" в источниках, созданных участниками движения и внешними наблюдателями, определить национально-исторические особенности коммунитарного идеала, а также специфику коммунитарной критики общества.

Третьей задачей работы стало изучение изменения отношения к коммунитарному идеалу, путей и результатов его трансформации в ходе совместной жизни в "интеллигентных" земледельческих общинах, выяснение его роли в судьбах общинников, выход на проблему места коммунитаризма среди других направлений общественного движения России последней четверти XIX в. с их способами постановки проблемы отношений между личностью и обществом.

Историографические подходы к изучению проблемы. В связи с тем, что знание об "интеллигентных" земледельческих колониях и коммунитарном движении в отечественной науке в отдельное проблемное поле не выделилось, был предпринят историографический анализ литературы самых различных жанров, так или иначе участвовавшей в создании исторической "репутации" коммунитарного движения. Те исторические события и смыслы, в связи с которыми уместна постановка проблемы коммунитаризма, не считались важными на фоне проблем истории других, более ярко заявивших о себе и непосредственно повлиявших на ход истории общественных движений и их идеологий. Это означает, что феномен российского коммунитаризма как особый национально-исторический тип проблематизации отношений между человеком и обществом либо не был замечен вообще, либо возникшее по его поводу особое сочетание смыслов, зафиксированное в исторических текстах, было неверно идентифицировано, неправильно понято, названо чужими именами и атрибутировано несвойственными ему качествами.

Изученная литература была условно разделена на две группы в соответствии с двумя подходами, ведомыми принципиально разными научными интересами - "социально-этическим" и "эстетическим". "Социально-этический" поход чаще всего основан на специфическом представлении о научности, которая находит свою легитимацию в том или ином "великом рассказе", вынуждающем историков отождествлять научную истину с социальной справедливостью или исторической необходимостью, для утверждения которой и предпринимается историческое исследование. "Эстетический" подход, базирующийся на "этическом" проекте толерантности, ставит перед исследованием иные цели, считая главным (но не исключающим другие) эстетическое сообщение текста, привлекающее внимание к его структуре, смысловым доминантам и умолчаниям.

Главной особенностью основной массы литературы, упоминавшей или, вопреки логической необходимости, умалчивавшей историю коммунитарного движения, было преобладание "этических" целей. Созданные в рамках такого подхода тексты различаются по типам дискурса, в зависимости от характера соответствующего им "великого рассказа", который мог быть "консервативно-охранительным" ( 3 ), "либерально-просветительским" ( 4 ), "христианским" ( 5 ), "научно-коммунистическим" ( 6 ). Чаще всего их авторы отказывались признать историческое значение коммунитарных идей и попыток их реализации, т.к. в их "великих рассказах" было уже заранее решено, какова иерархия исторически возможных способов описания реальности (а именно так воспринимался ими коммунитарный идеал - предмет исследования и в то же время - идеологический противник). Перед приверженцами такого подхода коммунитаризм предстал не только как гносеологически ущербный способ решения общественных проблем ("утопия"), но и как наименее опасный конкурент, сконцентрировавший свои усилия на частных, "незначительных" вопросах.

Исключением из общего правила была высокая оценка коммунитаризма отдельными представителями "либерально-просветительского" и "христианского" дискурсов, с точки зрения которых историческую значимость имели в том числе и личные человеческие переживания, а также теми авторами, которые рассматривали идеологии участников "интеллигентных" общин как особого качества этические системы или по тем или иным причинам были склонны уделять преимущественное внимание историческим смыслам психологических явлений.

"Эстетический" подход как самодостаточный реализуется российскими авторами лишь в последнее десятилетие в опоре на некоторые направления западной традиции изучения проблем российской интеллигенции и общественного движения ( 7 ). Результаты анализа историографии позволили сделать вывод о том, что внимание к "эстетическим" методологиям дает шанс российскому коммунитарному движению приобрети историческую значимость, поскольку при их использовании все многообразие смыслов "общинности" и мотивированной коммунитарными устремлениями деятельности, которое читается в исторических текстах, становится полноправным и неслучайным участником истории. Без знания об этом многообразии уменьшается точность понимания других синхронных ему и связанных с ним смыслов и иных текстов, обессмысливаются его отзвуки в более поздних источниках, представая неразрешимыми загадками или мертвыми метафорами.

Теоретические и методологические основы исследования. При написании работы автор отталкивался от теоретических посылок и методологических разработок, предложенных зарубежными исследователями коммунитарного движения, которые опираются на множество практик изучения различных смыслов "общинности" в социологии, психологии и политологии XX в. ( 8 )

В основе теоретического определения коммунитаризма, использованного в диссертации, лежит заложенная трудами Ф. Теннисса традиция разделения понятий "гемайншафт" и "гезельшафт": первому ("общине", "общности") соответствуют эмоциональные, непосредственные, импульсивные связи между людьми, являющиеся целью сами по себе, в то время как второму ("обществу") присущи целерациональные, договорные отношения. Понятие коммунитарной общности напрямую связано с термином "гемайншафт" и указывает "прежде всего на специфичность социальных связей микроуровня, уровня малой группы, т.е. на определенную роль первичных, неформальных контактов, отношений "лицом к лицу"", которые и составляют "сущность организмов общинного типа". ( 9 ) Как логически, так и исторически коммунитаризм ассоциируется прежде всего с небольшими общежитиями, в которых возможно создание особой коммунитарной качественности отношений. Психологический смысл коммунитарных устремлений - в поиске особых, эмоциональных и духовных, отношений между людьми, идеализации жизни в малых общинах единомышленников, благоприятствующей развитию и самосовершенствованию личности, а значит, и общества в целом.

Использование богатого теоретического ресурса исследований "общинности" в диссертации было ограничено рядом методологических обязательств, которые связаны с философски определенными особенностями мировоззрения автора, мыслящего свой исследовательский проект как феноменологический. В связи с этим прежде всего пришлось отказаться от объективистского истолкования задач историописания и следовать таким историко-научным принципам, как, во-первых, особому варианту принципа историзма, согласно которому любой текст может быть истолкован только на основе того исторического контекста, частью которого он является, а контекст понимается как интертекстуальный, полифонический результат сопоставления многих синхронных текстов; во-вторых, принципу теоретического плюрализма, который не позволяет оценивать качество различных утверждений в зависимости от их близости к какой-либо онтологической первооснове, и презумпцией которого является представление о равном праве на существование всех познающих субъектов и произведенных ими текстов.

Из всего множества современных междисциплинарных подходов для решения поставленной проблемы с учетом особенностей предмета изучения и собственных теоретических ориентаций были привлечены познавательные средства социологии знания и психоистории, которые помогли автору прояснить и сформулировать свои представления об обществе и принципах его функционирования, источниках исторической динамики и мотивации человеческого поведения; обосновать границы, возможности и конкретные пути анализа социальных, психологических и исторических феноменов, выбрать адекватные теоретическим убеждениям методы их изучения.

С учетом специфики подобных теоретических и методологических оснований решение поставленных перед диссертацией задач потребовало применения следующих специально-исторических и междисциплинарных методов: историко-генетического, феноменологического, историко-сравнительного и историко-типологического, семиотического анализа и количественного просопографического метода.

Источниковая база исследования. В связи с тем, что традиция изучения "интеллигентных земледельческих" общин в российской историографии не сложилась и большинство источников по проблеме вводится впервые, создание источниковой базы по проблеме было самостоятельной задачей диссертационного исследования, результаты решения которой подробно излагаются в первой главе.

В целом, в работе были использованы как опубликованные, так и архивные источники (ГАРФ, РГАЛИ, ОР РНБ, ОР РГБ, РГИА, ЦГИАЛ, ОР ГМИР и отчасти ОР ГМТ). Для решения поставленной проблемы наиболее важными оказались источники личного происхождения - многочисленная переписка (в основном, "толстовская"), воспоминания (В.И. Скороходова, А.С. Буткевича, В.В. Рахманова, Е.И. Попова, М.С. Дудченко, А. Михайлова и др.), редкие дневники и записные книжки (В. Фрея, Н.В. Чайковского и др.) участников коммунитарного движения, а также источники, созданные сочувствовавшими им современниками (А.П. Мертваго, В.А. Маклаковым, Н.А. Энгельгардтом и др.) и идеологическими противниками (преимущественно представителями церкви и революционерами).

Особенностью данного комплекса материалов является его распыленность по многим архивохранилищам и фондам, образователи которых имеют лишь косвенное отношение к коммунитарному движению (фонды В.Д. Бонч-Бруевича, В.Г. Черткова, Н.А. Энгельгардта, Л.Н. Толстого, И.М. Трегубова, Е.А. Дьяконовой и А.А. Дьяконова, В.Г. Короленко, И.С. Книжника-Ветрова, А.С. Пругавина, К.П. Победоносцева и пр.). Личные фонды участников общин отложились лишь в отделах рукописей ГМТ, ГМИРа, отчасти РГБ и РГАЛИ (фонды А.С. Буткевича, С.Н. Кривенко, И.С. Абрамова, М.С. Дудченко, Б.Н. Леонтьева, В.Ф. Орлова и др.).

Из источников официального происхождения были использованы преимущественно судебно-следственные материалы и документы политического сыска (фонды департамента полиции в ГАРФе, министерства юстиции в РГИА и ГАРФе). Среди документов департамента полиции были выявлены источники личного происхождения в виде перлюстрированной и изъятой переписки. Отношение церковных властей к коммунитарному движению отражено в документах Синода (РГИА), специальных периодических изданиях, а также в публицистике церковных деятелей.

Для выявления восприятия "интеллигентных" общин широкими слоями общества и представителями других направлений общественного движения был привлечен широкий в идеологическом смысле круг материалов периодической печати и публицистики. В этом смысле важным оказался и традиционный для изучения общественного движения последней четверти XIX в. набор мемуарной и автобиографической литературы, в частности, революционных деятелей.

Источниковедческой особенностью диссертации является внимание к языку исторических источников, обусловленное использованием семиотического метода и психоисторического подхода, чем объясняется наличие в основных главах работы многочисленных и обширных цитат из исторических текстов.

Созданная в процессе работы над диссертацией база данных может рассматриваться как исторический источник искусственного характера, содержащий в себе полученную из многих первичных источников, проверенную и обобщенную информацию просопографического характера об участниках "интеллигентных" общин.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, приложения и списка источников и литературы. Некоторое перераспределение функций между структурными частями работы выразилось в том, что подробный анализ источниковой базы вынесен из введения в главу 1. В приложении приводятся именные списки участников общин.

Научная новизна исследования. Решение исследовательских задач в ходе работы над диссертацией позволило прийти к выводам, имеющим признаки научной новизны.

Во-первых, в диссертации впервые в отечественной историографии поставлена проблема наличия коммунитарного течения в общественном движении России. Подобная постановка вопроса привела к уточнению отечественной традиции изучения общественных движений последней четверти XIX в.

Во-вторых, теоретические и методологические подходы, использованные при рассмотрении поставленной проблемы, позволили реконструировать общественный коммунитаризм как особый социокультурный феномен. Автором выявлены новые историко-культурные смыслы, соответствующие понятию "коммунитарный идеал", исследованы истоки его возникновения и тенденции развития. Результативной стала опора на психоисторический подход к истории общественного движения, изучение его "изнутри", а также рассмотрение с этой точки зрения исторического контекста.

В-третьих, в научный оборот введены новые исторические источники, в том числе неопубликованные, повествующие о ранее незамеченных идеях, событиях и неизвестных биографиях, знание которых способно отразиться и на изучении других проблем отечественной истории. Частично данные этих источников были обобщены в базе данных просопографического характера, которая включила в себя более 200 персоналий участников "интеллигентных" земледельческих общин.

В целом, новизна результатов работы состоит в том, что они утверждают и обосновывают представления о гетерогенности, изменчивости, неоднозначности идеалов, характерных для российского общественного движения изученного периода, уточняют сложившиеся точки зрения о степени рационализации и национальной уникальности процессов, протекавших в российском обществе в последней четверти XIX в.

Практическая значимость работы. Теоретические и прикладные аспекты исследования имеют практическое значение в качестве продуктивной попытки ревизии и переформулирования некоторых понятий истории российского общественного движения. Полученные выводы могут использоваться для разработки специального курса по проблемам отечественной истории, а также переоценки ряда тем в общих учебных курсах по истории России.

Диссертация, как первое исследование российского коммунитарного движения, имеет также справочно-информационное значение (глава 1, приложение), т.к. в ней собран и обобщен широкий спектр событийной, хронологической, биографической, библиографической и источниковой информации по проблеме.

Апробация результатов исследования. Основные положения диссертации трижды обсуждались на кафедре отечественной истории нового времени Российского государственного гуманитарного университета в 1999-2000 гг., кроме того они были представлены в виде научных докладов на конференции "Семантика культуры рубежа веков" (Москва, РГГУ, 1999 г.) и заседании научно-методологического семинара (Москва, МГУ, 2000 г.).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ
Во Введении формулируется проблема, даются характеристики ее научной актуальности и историографической новизны, определяются объекты и хронологические рамки исследования, его цель и задачи, рассматривается источниковая база, проводится анализ историографических подходов к изучению коммунитарного движения, излагаются методологические и теоретические принципы работы, а также обосновывается структура диссертации.

В первой главе - "Земледельческие общины интеллигенции в российском коммунитарном движении" была реализована первая из задач, поставленных перед исследованием: реконструирована история возникновения коммунитарного движения, выявлен личный состав "интеллигентных" земледельческих общин, основные идеологические черты движения, установлено отличие данного направления общественного движения от других, близких к нему по форме воплощения идеала. Повествование и анализ сопровождаются подробным рассмотрением источниковой базы изучения земледельческих общин "интеллигентов". Изложение результатов решения этой задачи разделено на три параграфа.

В первом параграфе, озаглавленном "Коммунитарные идеи в российском общественном движении 30-х - начала 80-х гг. XIX в." , была поставлена проблема предыстории коммунитарного движения и намечены пути ее решения. В общественной мысли и движениях первой половины XIX в., еще до проявления массового стремления к организации коммунитарных поселений, автором выявлено наличие отдельных коммунитарных идей и мотивов поведения. Анализ источников и литературы позволил зафиксировать в них такие важные составляющие коммунитаризма, как потребность в жизни и самосовершенствовании в тесном кругу единомышленников, преследующих этически возвышенные и общественно значимые цели; желание провести локальный эксперимент по утверждению новых социальных, экономических и культурных способов изменения общества, в том числе и над самим собой; стремление при удачном исходе эксперимента распространить его на все общество и готовность при этом опираться на поддержку правительства; не столько узко-национальную, сколько космополитическую окраску идеала гармоничного общежития.

Отдельные черты подобной постановки вопроса обустройства общества можно найти у Н.П. Огарева, А.И. Герцена и петрашевцев; у членов радикальных кружков 60-х гг., обитателей бытовых студенческих коммун и организаторов производительных ассоциаций, вроде ишутинцев; у мечтавших о переселении в Америку и на далекие острова общественных деятелей конца 60-х - 70-х гг.; у отправившихся "в народ" семидесятников, особенно тех из них, которые предпочитали "оседлую" пропаганду в деревне и склонялись к "культурнической" деятельности. Распространение хронологии параграфа и на восьмидесятые годы связано с необходимостью указать на наличие коммунитарного мотива в революционном народничестве "деревенской" ориентации.

Кроме того в данном параграфе рассмотрены наиболее ранние из дошедших до нас слухов о стремлении образованных людей к жизни в сельскохозяйственных общинах, недостаточность сведений об идеологическом характере которых не дала возможности сделать их объектами исследования и таким образом расширить хронологические рамки работы.

Особое внимание уделено проблеме различения коммунитарных общин и поселений некоммунитарного характера (чаще всего - революционно-пропагандистских), близких к ним по форме, но отличным по идеологии, коллективно провозглашенным целям поселения и индивидуальным мотивам присоединения к ним людей. При этом сделан вывод о том, что в рассмотренный период среди соперников коммунитаризма как "метода" общественного реформирования, уделявших значительное внимание проблеме "общинности", особенны сильны были идеалы революционного анархизма и чисто экономические (артельные, кооперативные) идеи организации производства, в противоборстве и сотрудничестве с которыми к середине 70-х гг. в XIX в. и складывается коммунитарное движение.

Во втором параграфе, названном "Коммунитарное движение в середине 70-х - середине 80-х гг. XIX в." , произведена реконструкция начального этапа собственно коммунитарного движения, реализовавшегося в форме "интеллигентных" земледельческих общин, для участников которого коммунитарные цели и мотивы были основными императивами деятельности.

В данном параграфе на подробно описанном широком круге исторических источников, большинство из которых ранее историками не привлекалось, излагаются результаты изучения истории возникновения и развития коммунитарных поселений, их личный состав, идеологии и некоторые биографии участников "интеллигентных" поселений. Подробно рассмотрены такие коммунитарные "эксперименты" 70-80-х гг., как колония в с. Никольском в Смоленской губернии, организованная супругами Коган; община тамбовского кружка народников во главе с С.Н. Кривенко близ Туапсе; совместное поселение "богочеловеков" А.К. Маликова и позитивистов В. Фрея в штате Канзас; проект Крестовоздвиженского Трудового Братства Н.Н. Неплюева; идея создания "интеллигентной деревни" А.Н. Энгельгардта и попытки воспитанных в его имении Батищево учеников реализовать ее; встреча двух течений в коммунитарном движении, представленных "старшим" поколением в лице Н.Н. Коган и В.В. Еропкина и "батищевским" в лице З.С. Сычугова, повлекшая за собой основание на Черноморском побережье колонии Криница.

В третьем параграфе - "Коммунитаризм второй половины 80-х - 90-х гг." - был рассмотрен следующий этап развития коммунитарного движения, идеология которого чаще всего называлась современниками и потомками "толстовской", но на деле, как было доказано исследованием, объединяла сторонников самых различных идейных течений. В процессе изучения были выявлены следующие особенности коммунитаризма "толстовских" колоний: язык христианства как наиболее востребованный способ артикуляции коммунитарного идеала; активное стремление к сотрудничеству с сектантами (повлекшее за собой полицейские преследования); участие в общественных акциях общегосударственного масштаба, вроде помощи голодающим и переселении духоборов; стойкое тяготение к устройству поселений на юге страны, иногда совместно с крестьянами или сектантами; увеличение количества общин в жизни отдельного участника коммунитарного движения, связанное с вынужденным переселением на новое место и перенесение туда прежней общности.

В первой главе параллельно восстановлению событийной истории "интеллигентных" общин и описанию их идеологий дается краткое изложение наиболее примечательных с точки зрения поставленной проблемы биографий участников движения, а также характеристика источниковой базы изучения этих персоналий с особым вниманием к документам личного происхождения, особенно важным для изучения мотивации вступления в движение. В главе кратко изложены важные для понимания коммунитаризма аспекты биографий таких организаторов и участников "интеллигентных" колоний, как Н.Н. Коган (Друцкая-Соколинская), С.Н. Кривенко и А.Н. Лодыгин, В. Фрей, А.К. Маликов, Н.В. Чайковский, В.И. Алексеев, Н.Н. Неплюев, М.А. Шмидт, З.С. Сычугов, В.В. Еропкин, В.И. Скороходов, братья Алехины, М.А. Новоселов; М.С. Дудченко, И.Б. Файнерман, В.В. Рахманов, И.М. Клопский, две семьи Буткевичей, Д.А. Хилков, Г.А. Дадиани и некоторые другие.

В целом по главе сделан вывод о том, что российский коммунитаризм 70-х - 90-х гг. продемонстрировал следующие "классические" идеологические особенности коммунитарного идеала: стремление к внутреннему нравственному самосовершенствованию, мыслимому за основной способ улучшения общества, альтернативный революционному; понятие о сельскохозяйственной общине как среде, наиболее благоприятной для развития высших индивидуальных и социальных качеств личности; предпочтение "большому обществу" и его институтам изолированного кружка единомышленников, занятых поисками ответов на важнейшие вопросы личного и общественного бытия; восприятие физического труда и природы в качестве необходимых средств нравственного очищения; распространие собственных убеждений путем демонстрации примера особого образа жизни в противовес прямой пропаганде своих идей; предпочтение языка христианства в качестве наиболее адекватного способа формулирования коммунитарного идеала.

Подобный вариант коммунитарной идеологии хотя и оставался в начале XX в. привлекательным для представителей образованного меньшинства, организовывавших земледельческие общины, но получил свое выражение в новых, нехарактерных предшествующей эпохе, идеологических языках.

Во второй главе - "Коммунитарный идеал участников "интеллигентных" земледельческих общин" - были исследованы психологические смыслы коммунитарных устремлений российской интеллигенции и проведена феноменологическая реконструкция основных "культурных тем", значимых для участников российского коммунитарного движения последней четверти XIX в. Источниковой базой решения исследовательских задач, стоявших перед данной главой, послужили главным образом документы личного происхождения, созданные самими участниками общин, их современниками, непосредственно знакомыми с ними, включая значительный комплекс мемуарной литературы.

В первом параграфе, озаглавленном "Исторические условия возникновения коммунитарного идеала" , был описан исторический контекст возникновения коммунитаризма. Наиболее глубокие и важные изменения, происходившие с российским обществом в XIX в., рассматриваются в терминах теории модернизации в том ее варианте, который уделяет преимущественное внимание социокультурным процессам.

Наметить дальнейшую стратегию изучения возникновения коммунитарного идеала позволили проясненные в первом параграфе представления о том, что модернизационные процессы бюрократизации, индустриализации, урбанизации, секуляризации, индивидуализации и возникновения "когнитивного стиля абстракции" оказали двоякое воздействие на общество. С одной стороны, многими его членами было потеряно чувство стабильности существования, культурной нормы, устойчивости социального и политического порядка, во взаимоотношениях с другими людьми и общественными институтами стал проявляться эффект отчуждения; с другой - ощущение разрушенности или незавершенности бытия спровоцировало идею возможности его достроить, переделать по-своему, воздействовать на него в нужном направлении, ставшую основой для социальных экспериментов самого различного характера.

В связи со спецификой проблемы особое внимание обращено на влияние социальных, политических, экономических и культурных реалий переходного общества на жизнь образованного меньшинства, исследование которого осуществлено посредством изучения системы восприятий современности участниками российского коммунитарного движения во втором параграфе под названием "Социальные и психологические особенности участников "интеллигентных" земледельческих общин" . Здесь были изложены результаты изучения общих социальных, демографических, биографических и психологических характеристик "интеллигентных" общинников, в том числе и с использованием информации, полученных при анализе базы данных.

Автор пришел к выводам, во-первых, о существенном различии социальных баз революционного и коммунитарного движений, а во-вторых о том, что персоналии коммунитариев демонстрируют их общность не столько в социальных характеристиках, сколько в биографических ситуациях. Подробное рассмотрение нескольких типов биографических ситуаций указывает на то, что для общинников было характерно общее психологическое настроение накануне вступления в коммунитарное движение.

Изучение на материалах личного характера и через восприятие современников специфических черт настроения "интеллигентных" общинников (чувства отчуждения, растерянности, одиночества, депрессии, вины, сомнения в собственной нужности и реальности, отрицание подлинности разделяемой всеми действительности и предпочтение ей иной, незримой и духовной "истинной жизни") привело автора к выводу о переживании ими духовного кризиса. Сопоставление обобщенных демографических и биографических данных с выявленными чертами духовного кризиса позволило проинтерпретировать последний как кризис идентичности, исторические и индивидуальные смыслы которого были раскрыты в параграфе в соответствии с психоисторической концепцией Э. Эриксона.

Далее, опираясь на теоретические и концептуальные идеи феноменологической социологии знания, в диссертации была установлена связь между переживанием кризиса идентичности и стремлением к организации общин коммунитарного типа - малых групп единомышленников ("значимых других"), с преобладанием личностных неформальных связей, отношений типа "лицом к лицу". Именно такой коллектив был необходим для преодоления кризиса, успешного переживания внутренней реформы, конструирования серии категорий, помогающих понимать мир и свое место в нем. При этом был установлен экзистенциальный характер коммунитарного идеала, направленного на достижение не социальной или политической гармонии, а индивидуального чувства полноты бытия.

В третьем параграфе второй главы, озаглавленном ""Культурные темы" российского коммунитаризма" , с помощью феноменологического метода были выявлены и описаны в виде взаимосвязанных "культурных тем" национально-исторические особенности воплощения коммунитарного идеала "интеллигентных" общинников.

Среди таких тем наиболее важными в жизни интеллигентных общинников изучаемого периода были мотивы "второго рождения", духовной семьи, темы "среды" - деревни, природы и физического, чаще всего земледельческого, труда, темы пути и ухода, две географические темы ("американская" и "южная"), тема брака и воспитания детей и др. Автор пришел к выводу о подсознательном восприятии "интеллигентной" колонии ее членами как новой, духовной семьи, по архетипу которой строилась община и обретение которой связывалось ими с нравственным перерождением (или стремлением к таковому).

В четвертом параграфе под названием "Особенности коммунитарного нонконформизма" был освещен вопрос о характерных чертах критики российскими коммунитариями последней четверти XIX в. современного им общества, среди которых названы и проанализированы: признание возможности и необходимости изменения общества исключительно путем внутреннего нравственного самосовершенствования; критика и анархическое неподчинение официальным государственным, церковным и культурным институтам, установлениям и нормам (при отсутствие ярко выраженного деструктивного отношения к ним); стремление к ресемиотизации языка как выражение недовольства современной практикой понятийного мышления ("когнитивным стилем абстракции") и воплощенной в нем иерархией ценностей.

Изучение на конкретно-историческом материале вопроса о взаимовосприятии и отношениях участников коммунитарного движения и революционеров позволило сделать вывод о том, что их идеологии, формально обладая антагонистическими чертами, на деле проявляли себя не как конфликтные, а как существующие в непересекающихся ценностных мирах, коммуникация между которыми заранее мыслилась как невозможная. Представители революционного лагеря относились ко взглядам "интеллигентных" общинников как к нелепости, достойной не столько полемики, сколько высмеивания.

В пятом параграфе - "Предварительные планы общинной жизни" - автор исследовал формы воплощения коммунитарного идеала в конкретных программах и проектах, составленных организаторами общин накануне их основания. Незначительность числа подобных документов, открыто заявленное будущими общинниками нежелание заранее предрешать форму, в которой сложится их общежитие, а также особенности эмоционального состояния многих из них при вступлении в коммунитарное движение привели к выводу о том, что чаще всего до организации общин формирование коммунитарного идеала ограничивалось стадией настроения, не принимая отчетливых рациональных форм.

Изучению процесса трансформации коммунитарного идеала в ходе совместной жизни в "интеллигентных" земледельческих общинах и изменению отношения к нему их членов посвящена третья глава - "Опыт реализации коммунитарных проектов участниками "интеллигентных" земледельческих общин" .
Первый параграф под названием "Трансформация коммунитарного идеала" сосредоточен на проблемах устройства отношений между членами колоний, налаживанию общинного хозяйства и быта, а также попытках "интеллигентных" земледельцев установить связь с внешним миром и принять участие в общественной деятельности как местного характера, так и общероссийского масштаба.

Результаты изучения программных документов "интеллигентных" общин, их идеологических манифестов и свидетельств источников об особенностях межличностных отношений в поселениях позволили прийти к выводу о том, что под воздействием внутренней логики формирования внутриобщинных институтов, повседневной жизни и особенностей отношений с внешним миром коммунитарный идеал качественно менялся, подвергаясь институционализации, рутинизации, бюрократизации, порождая несвойственные коммунитаризму типы иерархических и формальных отношений между людьми и тем самым теряя свои собственно коммунитарные качества и вызывая разочарование в общинной жизни.

Второй параграф главы - "Коммунитарный идеал в судьбах участников "интеллигентных" земледельческих общин" - корректирует выводы первой части исследования трансформации коммунитарного идеала, рассматривая на конкретно-историческом материале биографий общинников вопрос об изменения их отношения к коммунитарному идеалу после окончания участия в коммунитарном движении или же при смене предпочитаемого типа коммунитаризма.

Данный этап исследования позволил прийти к заключению, что, хотя подавляющее большинство "интеллигентных" колоний просуществовало очень недолго, распад или вынужденное прекращение конкретных общин не всегда влекли за собой деактуализацию коммунитарного мотива в поведении их бывших членов. Разочарование в практике осуществления коммунитарных отношений в рамках конкретного поселения не обязательно означало разочарование в самом идеале, тенденция к переформулированию которого на новых идеологических основаниях, а также попытки реализации в иных формах, отличных или более "мягких" по сравнению с формой "интеллигентной" общины, были прослежены в послеобщинных судьбах участников коммунитарного движения.

Таким образом была выявлена вариативность функций коммунитарного идеала: он мог иметь как временную, так и постоянную значимость для участников "интеллигентных" земледельческих общин; при этом в первом случае он становился либо средством достижения внешних по отношению к коммунитаризму целей, либо необходимой психологической средой для преодоления кризиса идентичности; во втором случае коммунитаризм мог стать идеалом всей жизни человека, проявляясь или в иных культурных формах (например, тяготения к Церкви, воинскому братству и т.п.) или сохраняя свое значение в прежней культурно-исторической форме "интеллигентного земледелия", становясь "стилем жизни" узкой группы людей.

Наметившиеся в третьей главе выходы на более общие проблемы российского общественного движения последней четверти XIX века позволили также прийти к выводу, что существование "интеллигентных" земледельческих колоний, ставивших перед собой коммунитарные цели, не играло значительной роли в "большом обществе". Потенциально имея возможность стать частью движения за свободу совести, коммунитаризм к началу XX в. не смог ее реализовать. Коммунитарный идеал, как идеал общественный, в последней четверти XIX в. обнаружил свою неспособность конкурировать с другими "методами" изменения общества и продемонстрировал тенденцию к превращению в личностный и чисто этический идеал.

В Заключении были подведены общие итоги исследования. В диссертации была изучена история "интеллигентных" земледельческих общин последней четверти XIX века, рассмотрен идеал их участников в качестве особого варианта проблематизации отношений между человеком и обществом.

Автор сделал вывод о том, что зачатки коммунитарного "метода" общественных преобразований посредством самосовершенствования человека в условиях небольшой общины прослеживаются в отдельных идеях тех направлений общественного движения 30-х - 80-х гг. XIX в., которые ранее не ассоциировались с коммунитаризмом, и прежде всего революционном. В них также читается психологическая потребность в принадлежности к "малой группе" единомышленников, объединенных общей духовной целью.

В работе было проведено различие между коммунитаризмом как одним из мотивов участия в общественном движении, подчиненным иным, некоммунитарным целям, и собственно коммунитарным движением, для участников которого коммунитарные цели имеют самодостаточный характер, составляют центральное смысловое ядро идеологии и направляют деятельность даже при условии разочарования в других идеалах. Коммунитаризм подобного качества в истории российского общественного движения появляется лишь в середине 70-х гг. XIX в., когда возникают первые "интеллигентные" земледельческие общины.

Автором выявлено 24 коммунитарные общины, существование которых пришлось на последнюю четверть XIX в. Множество идеологий коммунитарного характера в последней четверти XIX в. объединял общий коммунитарный идеал, основными чертами которого в диссертации названы стремление к праведной жизни и самосовершенствованию в условиях маленькой общины единомышленников и к распространению достигнутых результатов посредством воздействия на окружающих примером собственной жизни. "Культурные темы", значимые для участников земледельческих поселений "интеллигентов", сближают их стремления с идеалами представителей данного направления общественного движения других стран, но в то же время их уникальное сочетание говорит о национально-исторических особенностях их проявления.

Исследованием выяснено, что российский коммунитаризм последней четверти XIX в. проявил себя как особый способ постановки и решения тех проблем, которые волновали широкие слои российского общества, переживавшего процесс трансформации от традиционного к современному. При этом был установлен экзистенциальный характер коммунитарного идеала, претендовавшего не на разрешение конкретных общественных вопросов, а на возвращение каждому отдельному человеку потерянного им в переходную эпоху чувства полноты бытия и реальности окружающего его мира, обретение которого, как предполагалось, автоматически гармонизирует отношения между людьми.

Наиболее общим выводом работы является утверждение о том, что, в отличие от других "методов" социальных реформ, которые соперничали в изученный период с коммунитарным, предложенный участниками "интеллигентных" земледельческих общин подход к установлению гармоничных отношений между людьми не был востребован обществом и не превратился в исторически реализованный проект общественных преобразований, что обусловило почти полное отсутствие академического интереса к истории коммунитарного движения, забвение созданных им историко-культурных смыслов и невнимание к его "голосу" в изучаемых специалистами исторических текстах.

В приложении приводятся именные списки членов каждой из 24 изученных в диссертации общин, восстановленные автором на основе данных департамента полиции, энциклопедических справочников и биографических словарей, комментариев к полному собранию сочинений Л.Н. Толстого и информации, полученной из многочисленных неопубликованных источников личного происхождения.

Основные положения диссертации отражены в публикациях:

Изучение социальной истории России второй половины XIX - начала XX в.: "микроисторический" подход // Образы историографии. М.: Изд-во РГГУ, 2000. С. 109-132. (1 а.л.)

"Историческое призвание русского помещика": Попытка постановки вопроса в пореформенной России // Россия в новое время: Историческая традиция и проблемы самоидентификации: Материалы межвузовской научной конференции, 25-27 апреля 1996 г. М.: Изд-во РГГУ, 1996. С. 108-109. (0,1 а.л.)

"Будущая Россия честных людей": Из истории несостоявшегося // Журнал ФИПП. 1999. ╧ 1. С. 2-9. (0,8. а.л.)

"Личное" и "общественное" в идеологиях общественного движения России второй половины XIX в. // Россия в новое время: Центральное и периферийное в системе культурного диалога: Материалы Российской межвузовской научной конференции 28-29 апреля 1999 г. М.: Изд-во РГГУ, 1999. С. 178-182. (0, 3 а.л.)

Интеллигентная деревня // Азбука агробизнеса. 2000. июль. С. 27-28. (0, 4 а.л.)

Работа выполнена на кафедре отечественной истории нового времени Историко-архивного института Российского государственного гуманитарного университета
Научный руководитель - доктор исторических наук, профессор Л.Г. Березовая
Официальные оппоненты
доктор исторических наук, профессор Г.И. Зверева
кандидат исторических наук, доцент Н.Ф. Медведева
Ведущая организация - Московский государственный педагогический университет
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета.

ПРИМЕЧАНИЯ

( 1 ) Коммунитарное движение // Политология: Энциклопедический словарь. М., 1993. С. 135.
( 2 ) Основополагающими стали работы по "социологии знания", в частности, исследования К. Мангейма и изучение "социалистического словаря" А. Бестора: Манхейм К. Идеология и утопия // Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994. С. 7-276; Bestor A. The Evolution of the Socialist Vocabulary // Journal of the History of Ideas: A Quarterly Devoted to Intellectual History. 1948. June. Vol. IX. N 3. P. 259-302; также см.: Bestor A. Backwoods Utopias: The Sectarian Origin and Owenite Phase of Communitarian Socialism in America, 1663-1829. Philadelphia, 1957; Fogarty R.S. All Things New: American Communes and Utopian Movements, 186-1914. Chicago; L., 1990; Rigby A. Communes in Britain. L.; Boston, 1974; Zablocki B.D. Alienation and Charisma: A Study of Contemporary American Communes. N.Y., 1980; и др.
( 3 ) Напр., см.: ГАРФ. Ф. 102 ДП. Оп. 1882 г. 3 делопр-во. Д. 751. Л. 1Г-1 Еоб.; Оп. 1898 г. ОО. Д. 12. Ч. 1. Л. 120-137.
( 4 ) Из них наиболее соответствуют теме: Соловьев Е.А. В раздумье: Очерки и рассказы из жизни русской интеллигенции. Спб., 1893. С. 127-155; Кривенко С.Н. На распутье: (Культурные скиты и культурные одиночки). М., 1901; Фаресов А.И. Один из "семидесятников" // Вестник Европы. 1904. ╧ 9. С. 225-260; Туган-Барановский М.И. В поисках нового мира. Социалистические общины нашего времени. Спб., 1913; Энгельгардт Н.А. Александр Николаевич Энгельгардт и батищевское дело // Энгельгардт А.Н. Из деревни. 12 писем, 1872-1887. Спб., 1999. С. 510-557; и др. работы данных авторов; Василевский Г. Интеллигентная земледельческая община Криница: К истории искания общественных форм идеальной жизни. Спб., 1908; Рейнгардт Н.В. Необыкновенная личность: (Вильям Фрей) // Наука и жизнь. 1905. Кн. 2. Стб. 533-564; Кн. 3. Стб. 849-872; Кн. 4. Стб. 1179-1208;
( 5 ) Тареев М.М. Живые души. Сергиев Посад, 1908; Светлов П.Я. Идея Царства Божия в ее значении для христианского миросозерцания: (Богословско-апологетическое исследование). Сергиев Посад, 1904; и др. Иногда элементы просветительского и христианского дискурсов встречались в одной работе: Aldanov M. A Russian Commune in Kansas // Russian Review. 1944. Autumn. P. 30-44; Yarmolinsky A. A Russian's American Dream: A Memoir on William Frey. Lawrence, 1965; и др.
( 6 ) Работ, посвященных именно "интеллигентным" общинам и их участникам, представители данного дискурса не создали.
( 7 ) Особенно важными для диссертации стали работы М. Могильнер, С.В. Калинчука, В.М. Живова, А.М. Эткинда.
( 8 ) The Family, Communes, and Utopian Societies. N.Y., 1972; In Search for Community: Encounter Groups and Social Change. Colorado, 1978; Kanter R.M. Commitment and Community: Communes and Utopias in Sociological Perspective. Cambridge (Mass.), 1972; Nisbet R. The Quest for Community: A Study in the Ethics of Order and Freedom. San Francisco (Calif.), 1990; Schmalenbach H. The Sociological Category of Communion // Theories of Society: Foundations of Modern Sociological Theory: Two Volumes in One. N.Y.; L., 1965. P. 331-347; и др. Сориентироваться в зарубежной литературе, посвященной проблемам коммунитаризма, помогают работы российского политолога З.А. Грунт: Грунт З.А. Альтернативное движение и общество: Опыт американского коммунитаризма // Массовые движения в современном обществе. М., 1990. С. 84-102; Она же. Идеология и практика американского коммунитаризма: Автореф. дис. канд. политич. наук. М., 1992; Она же. Современный коммунитаризм и американская культурная традиция // Американский характер: Очерки культуры США. М., 1991. С. 55-83; и др.
( 9 ) Грунт З.А. Альтернативное движение┘ С. 86-87.