На Тропе 2002
(Рецензия на проект «Доктор лес»)
Краснодарская региональная детская общественная организация «Клуб ЮНЕСКО «Тропа — Солнечная Сторона» Президент — Устинов Юрий Михайлович
Нет ничего теоретичнее хорошей практики
Проект «Доктор Лес» — одна из многих программ организации «Тропа — Солнечная Сторона».
Все начиналось в 1966 году с детской экологической экспедиции «Тропа», из которой выросла сама организация, а затем целое движение педагогов-новаторов. На Тропу попадали в основном, по меткому выражению О.В.Мариничевой, «социальные подранки» — ребятишки, оказавшиеся в тех или иных социально экстремальных условиях. Осиротевшие, пережившие жестокое обращение, пытавшиеся покончить с собой... Цитирую полностью список программ «Тропы — Солнечной стороны», из которого сразу видно, на каких именно ребят вся эта работа рассчитана.
1. «Дети катастроф».
Поддержка, реабилитация, особенно — когда необходима смена обстановки или предстоит обретение другой семьи;2. «Россия Детей».
Экологическая реставрация среды обитания;3. «Доктор Лес».
Социоприродная терапия, спортивная, трудовая и социальная деятельность детей — жертв насилия и жестокого обращения;4. «Лесной Лоцман».
Ранняя профессиональная подготовка элитных проводников по горным маршрутам. Программа может стать особенно важной для детей из зон вооруженных конфликтов, выводя детей в мирную профессию из милитаризованного стереотипа поведения. Подпрограммой является «Детское разоружение» — добровольный отказ ребенка от атрибутов насилия и войн, в т. ч. игрушек, игр, фильмов и т. п.;5. «Милый, единственный, неповторимый».
Профилактика детского суицида и поддержка детей, прошедших незавершенные суицидальные попытки;6. «Исправленному — верить».
Социальная адаптация и нравственное самоопределение воспитанников специальных школ для детей, требующих особых условий воспитания;7. «Тропа».
Прокладка и восстановление горных троп в труднопроходимых районах для спасательных служб;8. «Гуманизация человеческой среды интернатных детских учреждений».
Трансляция приобретенных гуманистических стереотипов группового поведения в среду учреждения пребывания;9. «Семья плюс Я».
Свободный взаимопоиск усыновителей (опекунов, др.) и усыновляемых (дети 8 — 14 лет) в совместной трудовой и бытовой деятельности в полевых условиях;10. «Любовь минус секс».
Для детей, подвергшихся сексуальной эксплуатации, насилию, использованию в порноиндустрии;11. «Ясли Гражданского Общества».
Сфера социальных игр и социального творчества всех участников программ в контексте философии сотрудничества, взаимопомощи, толерантности, противления злу ненасилием;12. «ДКС — Детский Комитет Самозащиты»
— детское правозащитное Бюро, правовое просвещение, обучение консолидированным правозащитным действиям.13. «Школа Спасателей».
Программа ранней профессиональной ориентации на специальность «спасение детей во всех ситуациях и средах».14. «Детская Деревня «Солнечная Сторона»
— центр экстремальной педагогики и социокультуроприродной терапии детей и детских сообществ».
Эти программы в совокупности охватывают, по сути, все вообще психолого-педагогические проблемы, которые могут встать не только в «экстремальных», а в самых что ни на есть нормальных условиях. Такой экстремальный фактор, как неумение и нежелание взрослых понимать детей, — увы, слишком массовый, в самых что ни на есть «благополучных» в материальном отношении семьях начинающий действовать вроде бы ни с того ни с сего. Было такое милое, забавное существо, и «вдруг» мы спохватываемся и обнаруживаем рядом с собой существо совершенно чужое... Пока мал — «чего там понимать», и вдруг обвалом — да когда успел вырасти, чем живет, как его понять? И как нелегко психотерапевтам и педагогам довести до сознания родителей, что они же отмахивались от этого существа всегда, не принимали его всерьез, сплошь да рядом воспринимали как помеху, угрозу своему покою... И когда ребенок уже замкнулся, взрослые какое-то время просто «отдыхают» от него. А спохватившись, что пора бы и на путь истинный наставить, выполнить воспитательный долг — «вдруг» обнаруживают, что давно уже нет у них путей к душе любимого чада, все мосты либо сгорели, либо обрушились за ненадобностью...
Одна из заповедей Ю.М.Устинова — «Не воспитывай». Как хочешь, так и понимай. Вроде бы с ходу ясно: не читай нотаций, это обычно и именуется «воспитанием». Но нет, тут куда глубже. Не играй в воспитание, во всевозможные методики, не создавай искусственных ситуаций, не считай ребенка идиотом, которому непонятно, что на самом деле ничего тебе от него не нужно, а если ты с чем-то к нему лезешь — так из «воспитательных соображений». Научись, черт возьми, с ребятами нормально жить — сотрудничая по естественно возникающим поводам. И любя их такими, как есть. Не считая их полуфабрикатами, которые лишь после некой обработки станут людьми...
В моей собственной практике эта антитеза воспитания и жизни выступала не раз — поневоле чрезвычайно отчетливо. Мы подружились с мальчиком, он готов мне во всем помогать, не желает оставаться в лагере один, если мне надо отлучиться в Москву, — «я с тобой», и все тут. В Москве иногда приходится заночевать в моей пустой квартире, надо ужин сообразить, в магазин сходить, а оба ужасно устали... Мальчик брык на диван — не могу, не встану! И правда, сбросил кроссовки — ножонки огнем горят. Ладно, как-нибудь в магазин один сползаю, не привыкать... Только я за порог — а мальчишка тут как тут: «Я с тобой!»
Я ведь физически слеп и глух. Чтобы купить что-то, мне надо просить о помощи то ли продавцов, то ли покупателей, — с кем уж получится наладить контакт. Да и дойти до магазина благополучно тоже надо... Тротуары разбиты и захламлены, уткнешься лбом в кузов припаркованного прямо на тротуаре грузовика, — проклинаешь все на свете... И мальчик мой прекрасно понимает, что когда я прошу его вместе со мной сходить в магазин — это я вовсе не «воспитываю» его, мне в самом деле очень нужна помощь. Я «по-честному» прошу помощи, а не «воспитываю». И, поскулив на диване, он вскакивает, как только видит, что я всерьез собрался за едой. Вдвоем мы эту проблему быстро решаем, причем мальчик сам выбирает ужин по своему вкусу...
Это было летом 1991 года. Когда я рассказывал родственникам этого мальчика, как он мне во всем самоотверженно помогал, те были в полном изумлении: дома от него ничего подобного давно уже не чаяли дождаться. А все просто. Мальчик видел, что не так уж его помощь и нужна, без нее даже быстрее можно управиться, это его «воспитывают», предлагая сделать то или иное. А разве взрослым понравится, если их будут просить о помощи в том, в чем никакой помощи на самом деле не требуется? Понравится ли взрослым такая унизительная игра в помощь? Вряд ли. Я бы обиделся. И послал бы «воспитателя» по самому далекому из всех известных мне адресов.
Я так и понял суть устиновской «социоприродной терапии»: надо создать (автор предпочитает выражаться осторожнее — «найти») условия, в которых взаимопомощь требуется «по-честному», а не «понарошку». Не играть в жизнь, а жить вместе с ребятами, относясь к ним не как к «объектам учебно-воспитательного процесса», а как к равным субъектам ОБЩЕГО процесса жизни. Даже не просто равным, а — ведущим! Необходимо ребячье самообслуживание и разделение труда.
(Интересная параллель: согласно И.А.Соколянскому, А.И.Мещерякову, А.В.Апраушеву и их сотрудникам, обучение слепоглухонемых детей начинается с превращения их из объектов обслуживания — в субъекты самообслуживания. Сначала формируются навыки самообслуживания; потом уже, на этой основе, можно сформировать все остальное.)
Мы должны быть органами единого социоприродного ОРГАНИЗМА — насколько я понял и из чтения, и из общения, это один из ключевых терминов в устиновском педагогическом словаре. И — опять не удержаться от параллели, — в словаре моего учителя и духовного отца Э.В.Ильенкова, постоянно подчеркивавшего, что личность можно понять только с точки зрения такого «организма», как человеческое общество в целом. Человечество. С точки зрения индивидуального тела можно понять индивида, биологическую особь, некое живое существо, но никак не личность. И друг Ильенкова Ф.Т.Михайлов твердит всю жизнь, что каждый из нас — орган для всех остальных, а вместе мы образуем тот организм, внутри которого только и можем стать людьми друг для друга, по-человечески друг с другом и друг к другу обращаясь...
Устиновская практика оказалась для меня самой блестящей иллюстрацией всех тех философских и психолого-педагогических теорий, сторонником которых я сам был всю жизнь и которые сам всю жизнь развивал дальше, опираясь на личный опыт дружбы с ребятами — дружбы, а не работы, общей жизни в течение хотя бы самого короткого промежутка времени, а не «педагогического воздействия»!
Я дважды ездил в командировки к Устинову: фактически к нему домой с 9 мая по 3 июня — для предварительного знакомства с его работой в подготовительный к Тропе период; и с 5 июля по 12 августа — на саму Тропу, в горы. Еще в мае, наблюдая, как хозяйничают «устинята» на квартире Устинова в отсутствие хозяина или когда хозяин болел, я поражался ДОБРОВОЛЬНОСТИ этого хозяйничания. Ребята сами знали, что надо сходить за хлебом, сварить хоть какую-то еду, покормить меня — в силу уже указанных выше причин довольно-таки беспомощного в бытовом отношении... Ведь это около своего дома в Москве я все знал, мог кое-какие проблемы не без «харканья кровью», а решать самостоятельно. В командировке же, в совершенно незнакомом городе... Ни шагу без ребят. И ребята всегда готовы были помочь мне в чем только нужно и можно. Да так деликатно, что унизительного ощущения себя «нахлебником» у меня не возникало.
Беспокойство по поводу, не в «тягость» ли я, все же присутствовало — и в мае, и в июле, на Тропе. Уж так жизнь научила — не садись на шею, проси как можно меньше. Не потому, что был какой-то повод беспокоиться, а, скорее, по привычке... Прощаясь перед уходом с Тропы в Туапсе на московский поезд, я спросил Устинова, удалось ли мне хоть в чем-то быть на Тропе полезным, при всей моей физической беспомощности? Он засмеялся и сказал, что я не только не был гирей на чьих-то ногах (мой образ, мелькнувший в вопросе), а, наоборот, многим служил костылем для совести. Я понял... Трудно было не понять... Так же, как одиннадцать лет назад с тем моим мальчиком...
Уже в мае меня преследовала мысль, что у Устинова «философствует» сам педагогический процесс. Обычно всевозможные «специалисты» философствуют вокруг педагогического процесса, ни дать ни взять как лебедь, рак и щука вокруг стоящего на месте воза. Вокруг, по поводу колымаги, которую, вот ведь чудеса, никак не сдвинуть. У Устинова философствовать приходится по поводу того, что колымага вроде как сама едет. Почему так? Почему она едет, а не стоит, как у других? Вот и весь «повод для философствования».
Почему тут происходит прежде всего становление личности, а не просто профессионала того или иного профиля, или вообще «профессионального бездельника»? Почему после Тропы ребята остаются личностями, не возвращаются в прежнее состояние обслуживаемых объектов воздействия?
Или, как в письме ко мне сформулировал сам Устинов: «Почему Тропа быстро и надежно залечивает душевные раны, вызванные жестоким обращением, насилием по отношению к ребенку?» Но тут для меня нет вопроса: потому, что создает условия для личностного роста. Личностный рост — результат терапии, одновременно — гарант ее надежности. Однажды почувствовав себя личностью, в прежнее состояние вернуть себя без боя не дашь... А вот почему же все-таки происходит личностный рост?
Корчак бы ответил: потому что ребята живут уже прямо сейчас, а не когда-то будут жить. Этим же коротким словечком «жизнь» на подобный вопрос, заданный мною еще в мае, ответил и Устинов.
Почему же обязательно горы? Разве невозможна столь эффективная совместная жизнь в других географических условиях?
«Потому что трудно, — отвечал мне уже на Тропе Устинов, — и слишком очевидна необходимость взаимопомощи».
А следовательно, — домысливаю я на свой страх и риск, — и необходимость человечности, нравственности, доброты, взаимопонимания. Это «желательно» всегда, но слишком часто без этого можно оказывается обойтись, это оказывается роскошью, а не жесткой необходимостью... Как при общении с физическим инвалидом, так и в горах быть человеком оказывается делом выживания всех. Либо все вскарабкаемся, либо все — сползем. Особым образом организованное «взаимодействие детей и детских сообществ» (формулировка в кавычках — из проекта «Доктор Лес»). Каким особым? Человечным. И не искусственно организованное, а единственно возможное «взаимодействие». В условиях «активного туризма» не похорохоришься, не попритворяешься человеком. Это в искусственных условиях «асфальто-бетонной педагогики» можно отложить человеческое становление на потом. «Стань человеком» — когда-нибудь... А тут — «будь человеком» прямо сейчас, немедленно.
Забери рюкзак у обессилевшего. Поддержи начавшего падать. Бросайся на крик — вдруг это зов на помощь, вдруг кому-то плохо?
Один раз я со стоном потянулся в палатке, сладко зевая: «Ой, мама...» Тут же сбежались ребята: подобные звуки у них означают зов на помощь... А я просто устраивался поудобнее на отдых.
Прошел дождь, грунт скользкий, надо бы умыться, но к речке не спустишься по такому грунту... Придется подождать, пока солнышко высушит... А десятилетний мальчик извиняется передо мной за оплошность Господа Бога: «Извини пожалуйста, нет воды, только грязная, дождевая»... И сколько еще раз ребята ИЗВИНЯЛИСЬ передо мной за то, что от них совершенно не зависит! Вот он в действии, знаменитый принцип: «Я отвечаю за все».
И моя физическая беспомощность — повод для человечного творчества, для изобретения способов наиболее безопасно провести меня по горам. Понаблюдали — и додумались: надо не обступать меня кучей со всех сторон, путаясь под ногами, а дать грудную обвязку, к ней привязать веревку, другой конец — к длинной жердине. Двое несут эту жердину, я на нее опираюсь, заодно ориентируюсь, куда повернуть, подниматься или опускаться. Третий на подхвате: если все же начну скользить, упасть не даст. Таким образом я спустился с гор за один день по куда более длинному маршруту, чем тот, по которому за месяц до того карабкался в горы — три дня...
Социоприродная терапия. Взаимопомощь в условиях, где только так и можно, иначе — никак. И никакого торга, кто кому что обязан. Надо помочь — и все тут, бросай все дела, помоги, потом можешь к делам вернуться. И это касается каждого. От самого сильного до самого слабого. Все равны — перед необходимостью помогать друг другу.
Потому и захочешь, а не очень-то покомплексуешь, что от тебя толку мало... Сейчас тебя подхватили на скользком (после дождя) горном склоне, а в более сложной ситуации, требующей не промахнуться в нравственном выборе, требующей совести, — ты поможешь выбрать правильно, не дашь поскользнуться на кривой дорожке в обход совести...
Физическая слепоглухота — это одна из самых глубоких форм сенсорной депривации. Слепоглухому надо объяснять все, даже то, что и в голову не придет объяснять зрячеслышащему — само собой ведь понятно. В проекте «Доктор Лес» упоминается особый механизм оповещения — я бы назвал, детский беспроволочный телеграф. Когда информация от своего ровесника достовернее как-то, авторитетнее, чем от взрослого. Меня дети подключили к этому своему «телеграфу». Процентов девяносто пять (минимум!) всей текущей информации на Тропе я получал от ребят. Со взрослыми общался мало — не потому, что они бы не стали, а потому, что не хотел им мешать, отвлекать их... Тот или иной ребенок около меня всегда, можно спросить его. Если он не может сам ответить — сб'егает и узнает для меня. Сколько раз, сидя с кем-нибудь из ребят в своей палатке, я замечал, как, прежде чем ответить на какой-то мой вопрос, мальчик из палатки выглядывал и явно спрашивал тех, что у костра метрах в пяти... А затем передавал мне полученный ответ. При этом, как заметил один из старших ребят, с пятилетним стажем на Тропе, передававший новичкам ее традиции, — узнавая ответы на мои вопросы, ребята сами зачастую впервые над этими вопросами задумывались. Иными словами, я невольно стимулировал формирование у них рефлексии...
«Эффект социоприродной терапии достигается комплексными средствами: особо расположенные, связанные между собой и кочующие по полигону туристские трудовые лагеря определяют поливариантную основу для различных видов деятельности педагогов, психологов и детей и позволяют максимально точно выбирать средства решения как индивидуальных задач, так и задач коллективной деятельности» (проект «Доктор Лес»).
Это был едва ли не первый мой вопрос — почему не все в одном палаточном лагере, а в нескольких маленьких? Познав крутизну иных склонов, я позже думал, что большой лагерь, пожалуй, особо и негде разместить... Но дело не в этом, или, во всяком случае, меньше всего в этом.
Самая отдаленная аналогия педагогической целесообразности такой разбивки — это разбивка ребят на отряды в обычном лагере. Но это очень отдаленная и очень внешняя аналогия. На этот вопрос нелегко находили мне ответ не только ребята, для которых это было вообще «данностью», — уж так повелось, так с самого начала, — но и педагоги. Чтобы разобраться в этом, мне пришлось суммировать все полученные ответы, в том числе от Устинова, и мобилизовать все прочитанное, причем не только у Устинова, плюс личный жизненный опыт...
А дело в том, что ЧЕРЕСЧУР МНОГОЧИСЛЕННЫЙ «социоприродный организм», как бы поточнее выразиться, НЕЭФФЕКТИВЕН, НЕЖИЗНЕСПОСОБЕН.
Устинов, отвечая в одном из своих педагогических эссе на «вроде законный вопрос: Ну, настроишься на одного, а как же остальные?», пишет: «Меня хватало так: непосредственная двухсторонняя связь с тремя, в это время прослушиваются еще трое, в это время подразумеваются по прогнозу и дискретно контролируются еще четверо, итого — десять».
Давая в 1990 году интервью журналу «Ступени», он говорит, имея в виду масштаб личности в группе: «Ребенок тонет даже в самом хорошем детдоме, потому что там 128 человек. Не может быть 128 человек! Не может быть! Как не может быть 39 человек в классе. Это уже неповоротливая структура, с ней уже ничего нельзя сделать. 12, ну предел 18! Не может быть больше! Никогда я не видел больше!..» (Обе цитаты из книги: Юрий Устинов. Золотой мотылек. Петрозаводск, 1998.)
Я незаметно для себя смешал эти две разные проблемы — одновременный охват вниманием и масштаб личности в группе, — и «вывел», что оптимальная численность группы для личностного роста — десять человек. Но когда этот вопрос возник в нашей с Юрием Михайловичем переписке, всплыло обстоятельство, ни разу до того не всплывавшее ни в наших беседах на эту тему, ни в известных мне публикациях Устинова. Цитирую уточнение полностью:
«Не-ет, батенька. У меня тут целая теория, в основе которой «Закон Неисключенного Третьего» забытого русского философа Голосовкера. Схемы взаимоотношений (связка, она же — противоречие) обычно строятся из двух кружочков: человек и природа, он и она, учитель и ученик. Если присутствует третий кружочек, то тогда каждый третий (а Третий — КАЖДЫЙ) может разрешать противоречия между двумя другими синтезом». (Очень похоже на знаменитую гегелевскую логическую триаду: тезис — антитезис — синтез, в котором противоречие снимается. — А.С.) «Естественно, — продолжает Устинов, — это все, как и остальное, явилось из реальной жизни, а уже потом было осмыслено. Две тройки соединяет, став для них кружочком — синтезатором, СЕДЬМОЙ, а две семерки — ПЯТНАДЦАТЫЙ. Больше 15-ти — не масштаб, человек потеряется. Но — не о 10-ти речь, о 15-ти, для меня это важно». (Для меня-то, в условиях слепоглухоты, оптимальна тройка, дальше я теряюсь. Не случайно и учебная группа в Сергиево-Посадском Центре, где я сам учился, состояла из трех учеников.)
Почему? потому что дальше — масса, толпа, в которой личность теряется. И, следовательно, замедляется, становится проблематичным, личностный рост. Возникает эффект последней спицы в колеснице (это мой, не устиновский, образ). На одном полюсе. А на другом — синдром лидера (о, куда бы подальше отослать всю эту проблему лидерства, все эти бесчисленные тесты на лидерство — читай: на личностную полноценность, по сути!). Кто не лидер, тот, что ли, второго и десятого сорта... И это неизбежно, когда нас СЛИШКОМ МНОГО. Неизбежно одни чувствуют себя последними спицами в колеснице, а другие — вождями, фюрерами, «лидерами», черт возьми! А «психологи» доброжелательно классифицируют: вот лидер демократического типа, это карашо, а вот — авторитарный лидер, не ошинь карашо, но иногда сойдет, для некоторых экстремальных условий... Так и растет «научно обоснованный» фашизм из всех трещин. А как не быть трещинам, когда нас слишком много?
При оптимальном количественном составе можно видеть каждого — и нарочно не видеть, если не надо. Каждого видно настолько хорошо, что видно даже, чего НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ ВИДНО. Потому что каждый человек имеет право на тайну. На нечто только свое. Иначе — опять же фашизм, хорошо описанный в романе Е.Замятина «Мы». Там описан город, где все живут в комнатах с прозрачными стенами, и только на время полового акта (специально разрешенного особым учреждением) можно опускать шторы на прозрачных стенах...
На Тропу иной раз съезжалось, со всего Советского Союза, несколько сотен человек. Вдоль тропы строилась цепочка маленьких палаточных лагерей. И в каждом — желательно — не более восемнадцати человек, вместе со взрослыми. Лучше меньше. И каждый такой маленький лагерек — вполне жизнеспособный «социоприродный организм». В котором только и возможна какая бы то ни было «социоприродная терапия».
Состав маленьких лагерей текучий. В каждом лагере есть некий постоянный костяк, немногочисленный, вокруг которого «текут» остальные. Нет, не каждый день. Какое-то время состав застывший, один и тот же — недельку, две, ну три, это уже очень много... Потом начинается, как называет это Устинов, «ротация». Часть ребят из одного лагеря переходит в другие, а оттуда — сюда.
Лагеря связаны между собой полевым телефоном. Доступным и ребятам, конечно. А еще «челноки» — из лагеря в лагерь сновали группки ребят, — у Макаренко это называлось бы «сводный отряд», — обеспечивавшие грузооборот между лагерями — распределение продуктов, рюкзаков, спальников, палаток, инструментов... И обмен самой достоверной (самой авторитетной для ребят, как сказано в проекте «Доктор Лес») информацией. Ко мне не раз подходили участники таких «челноков» из других лагерей. Так что я, в общем, хоть по именам знал почти всех, не только в своем лагере. Тем более, что многие из тех, кто сейчас в другом лагере, раньше этак с недельку или дней десять жили в одном со мной лагере.
Социоприродные организмы в каждом лагере складывались, конечно, разные. Это ведь прежде всего от личностного состава зависит, если нет казармы с ее культом лидеров. при условии ротации — вот и возможность выбора наиболее подходящего для себя «социоприродного организма». Та самая «поливариантность», упоминаемая в приведенной цитате из проекта «Доктор Лес». Кстати, продолжу ее.
«Природосообразность лесной жизни, удаленность и защищенность от травмирующей среды, дружелюбное, доброе отношение окружающих, перспектива оказания помощи сверстникам в составе выбранного и желаемого коллектива дополняют процесс реабилитации, оздоровления ребенка, причем термин «оздоровление» следует в данном случае воспринимать в широком контексте».
Не столько физическое, сколько душевное оздоровление. Ну, это само собой. Меня в приведенной фразе куда больше интересует термин «природосообразность». Контекст его понимания тоже можно расширить, да еще как. И как ни «природосообразна» сама по себе «лесная жизнь», на первое место выдвигается тогда (при расширительном толковании) «сообразность» каждой личности самой себе. Своей собственной природе, то бишь сущности. И еще — «сообразность» «социоприродного организма» природе, сущности человеческой общности вообще. Человеческой — то есть человечной. Создаются или как бы сами собой (?) возникают условия, сообразные человечной сущности (природе) каждого ребенка и каждого детского сообщества в каждом маленьком лагере.
(Устинов настаивает, что сами собой возникают. Мне все-таки плохо верится в такой уж полный автоматизм. Убежден, что огромное, даже решающее, значение имеет личность руководителя — самого Устинова. Без него Тропа была бы совсем другая.)
«Природосообразность» — в смысле: сообразность природе человечности. И глубоко прав оказывается тот мальчик из очерка Мариничевой «Вестники Рассвета», который назвал условия Тропы... тепличными. Тут кругом друзья, тут условия, сообразные моей природе как человека, а в городе что? Сидеть, отвернувшись к окну, ни с кем не разговаривать?..
В том-то и горе, что в городе нет или, точнее, мало той самой «природосообразности» человеческих — человечных — очеловечивающих — не позволяющих обесчеловечиваться — условий. Тот социальный бардак, из которого мы ненадолго уходим на Тропу — обесчеловечивает. Он сообразен не нашей человеческой природе, а только самому себе — природе социальных джунглей.
Философия давным-давно уже назвала такую сообразность какой угодно, чьей угодно, только не человеческой, не человечной, не нравственной природе — отчуждением. Когда все человеческое чуждо, и человек теряет, а чаще никогда не обретает, самого себя.
Устинов мне так и говорил: ребята на Тропе находят самих себя, себя — настоящих.
В общем, я не мог отделаться от ощущения, что попал на полигон, где полностью, ну на все сто процентов, подтверждаются все самые любимые мною философские теории. И вытекающие из них — психолого-педагогические.
Вот пример.
Маркс нынче не в моде, однако именно Маркс в «Тезисах о Фейербахе» сформулировал: «Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду» (абстракт — в смысле: нечто общее, одинаковое у всех индивидов. — А.С.). «В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений».
Ильенков уличил переводчиков Маркса в неточности: надо было перевести не «совокупность», а «ансамбль всех общественных отношений». На этом уточнении перевода многое держится в работе Ильенкова «Что же такое личность».
И вот в проекте «Доктор Лес» читаем:
«Содержание полевых работ детских групп — создание экологических троп, обслуживание маршрутов спасательных служб и участие в их работе в горах, детский экологический патруль, теория и практика спасательных работ в различных ситуациях и средах» (это, кажется, и есть «горные школы», о которых мне ребята все пальцы прожужжали на Тропе. — А.С.), «биология, археология, история, краеведение, работа со специальной аппаратурой, полный цикл самоорганизации (синергетика малых групп), самоуправление и самообслуживание, и, как результат, — снижение межличностной проблематики, способность к ансамблевой самоорганизации при решении сложных задач своей деятельности — социотерапевтических контактах с пережившими жестокое обращение детьми».
«Ансамблевая самоорганизация» как венчающий весь процесс результат... Вот она, сообразность человеческой природе, человеческой сущности в самом строгом смысле, в каком об этом говорили и Маркс, и Ильенков. Даже если на этот великолепный термин навела Устинова любовь к джазам, к разного рода музыкальным ансамблям — все равно мой учитель, марксист Ильенков, и сам Маркс ему низко кланяются. А уж Апраушев, когда я ему порассказал про свое житье-бытье на Тропе, как дрова пилил двуручкой да топоры точил в порядке участия в коллективном самообслуживании (любимый термин из книг Апраушева), — Пришел в восторг и очень просил меня не забыть передать привет и свои восторги Устинову... Кстати, оба они — Устинов и Апраушев — в восьмидесятые годы были участниками одного педагогического движения, ссылки на которое встречаются и в тексте проекта «Доктор лес», — движения так называемой «педагогики сотрудничества».
Я восхищал Ильенкова, когда студентом был, тем, что совершенно непроизвольно, многого не читая по причинам чисто физическим (не было этих книг в доступном мне варианте, да многих и сейчас нет, а и есть, так уже времени нет их читать), — сокращенно повторял в своем интеллектуальном развитии всю историю философии. Так сказать, конспектировал ее, решая — пытаясь решить, осмысливая — собственные проблемы. Точно так же и Устинов сокращенно повторяет и подтверждает в своей практике историю теоретической мысли в области психологии и педагогики, несколько спрямляя зигзаги пройденного теоретической мыслью маршрута.
Вывод: эту работу надо всячески пропагандировать и продолжать, если человечество намерено выжить, если не хочет окончательно обесчеловечиться — обезуметь в погоне за ложными ценностями. «Доктор Лес», как и все другие программы «Тропы — Солнечной стороны», должны финансироваться постоянно, а не от случая к случаю. Педагоги устиновской школы — а такие есть, ведь упоминается же в рецензируемом проекте всесоюзное педагогическое объединение «Тропа», — должны «ансамблево самоорганизоваться» ради спасения детей, человечества и планеты в целом. Надо бить в набат, объяснять критическую ситуацию всем, кто способен соображать. Надо аккумулировать все ресурсы, какие только возможно, для создания Детской Деревни «Солнечная сторона», и не только в Туапсе — повсеместно!
Что касается чисто образовательной программы, о которой упоминается в последней приведенной цитате (где про биологию, археологию и так далее), — на Тропе она реализуется полностью. Когда нет гипноза обычного школьного «образовательного процесса» с его «прохождением материала» и «успеваемостью», у ребят вспыхивает неутолимое любопытство к окружающему миру. На Тропе стало традицией каждый вечер задавать мне по три вопроса, и о чем только ребята не спрашивали, — откуда взялся человек, откуда взялись планеты, откуда взялась Вселенная, живая ли Земля, что такое совесть... Давно я не испытывал столь полного удовлетворения от общения с ребятами.
«А правда существуют сверхвулканы?» — с этим вопросом впервые подошел ко мне один из ребят на Тропе. Я огорчился, что его интересуют сверхвулканы. Вот бы спросил: а правда существует — правда, и что такое правда? Ну, подрастет — еще спросит, наверное, и об этом. Ужо пофилософствуем! Ну а что такое человек — их уже интересует. Всех поголовно.
Автор — действительный член Международной академии информатизации при ООН (с 11 октября 1999), почетный международный доктор гуманитарных наук в Саскуаханском университете в США (с 19 мая 1991), доктор психологических наук (с 21 мая 1996), профессор Университета Российской академии образования (с 1 октября 1999), кавалер почетной золотой медали имени Льва Толстого (с 1 июня 1997), лауреат Всероссийского конкурса «Добрая дюжина» (с 7 января 1995), научный руководитель Детского ордена милосердия, Рыцарь Свердловского областного Детского ордена милосердия (с 31 мая 1993). А самое главное — «Детская вешалка» (так прозвали его сами дети).
А.В.Суворов
2002, 5—12 сентября