Рождественские байки от Чгука

Эстафета добра

Рождественский сочельник! Веселая неделя после Рождества! Позади – великий пост, череда праздников – светских и церковных, и вот она, неделя были-небыли. Народ потихоньку отходит от угара, возвращается к реальности. Недаром народная молва говорит, что рожденные в Сочельник обречены быть счастливыми, что гадания в Сочельник всегда сбываются, и даже помереть на этой волшебной неделе – путевка в рай.

В эту неделю с людьми, которые верят в сказки, обычно, случаются чудеса! Случаются-то они со всеми, да не все их могут разглядеть.

Это чудо началось по-питерски пасмурно. К нам пришли соседи с жалобой! В округе приют уже хорошо знали. Добрые люди помогали, а кому было нечем – здоровались с улыбкой, а злые … всяко доставалось, и детям, и нам в первую голову. На этот раз пришли улыбчивые) У них в коммунальной квартире творилось недоброе, и виновата во всем была «…эта пигалица, Анька!» Аньке было 12. Маленькая худющая, но круглолицая и курносая, с огромными вечно испуганными глазами, в смешной шапке петушком и комбинезоне на вырост, она никогда не попадалась на глаза в одиночестве – ее повсюду сопровождала стая собак. Анька была очень деловита, вечно куда-то спешила, таскала необъятные сумки или искала очередного шурика. И следом, не путаясь в ногах, так же деловито бежала собачья стая. Разномастная, пестрая, но очень организованная компания. Анька у них была за вожака – она отлично ориентировалась в округе, знала, где добыть мослов, на какой ресторанной помойке – приличная еда, как вылечить перебитую лапу и обожженный бок, и как достать нужные медикаменты. Она смело кидалась на защиту животин от уродов, пытавшихся на них сорвать зло, и по воскресеньям была завсегдатаем птичьего рынка, пытаясь пристроить своих питомцев в добрые руки.

Жила вся эта компания в Аниной комнате в большой коммуналке. Вела себя компания очень прилично, добрососедски: с кухни ничего не тырила, тапки не таскала, лужи не прудила, не пугала соседей, в целом проявлялась на удивление тихо и мирно. Но непорядок же! И запах! Соседи протестовали и по мере сил боролись с собачьей матерью Терезой. Как по мне, природный запах коммуналки перебивал все собачьи ароматы с лихвой…

И главное: девочка жила одна. Совсем. Давно.

У девочки был папа, штабной майор каких-то инженерных войск, на первый взгляд - вполне приличный такой майор, вменяемый, в очках. Только вот дочь оставил одну… Нет, он каждую неделю привозил ей продукты, подкидывал деньжат, и выручал, когда припрет. Например, когда соседи в очередной раз докапывали участкового или органы опеки, он появлялся, делал удивленные глаза, и сообщал, что буквально вчера вернулся из короткой командировки, а дочка за это время успела натаскать пару-тройку животин, что в доме уже наведен порядок, и Анька посещает школу.
Мать бросила их пару лет назад, а майор оказался совершенно не приспособлен ни к ведению быта, ни, тем более, к одинокому отцовству. Дядька он был видный, и вскоре нашлась утешительница, которая прибрала его под свое крыло. И правда: что добру пропадать!

Вот с дочкой утешительница как-то сразу не поладила, а потому майор решил дочку оставить дома. А отцовский долг – выполнять дистанционно и периодически. И зажил майор при новом счастье, ухоженный, оглаженный, накормленный, во всем чистом. А дочка что?! А он же ей продукты привозит, деньжат подкидывает! Да и непослушная она! Сколько он ей говорил: веди, мол, себя прилично, учись, а то будешь как мать… А она все по своему норовит! Переходный возраст, одно слово. А он – не педагог ни разу! Он – офицер!

До сих пор в ушах стоит… Бр-р-р-р!!!!

Вот ПОЭТОМУ у Аньки были такие глаза: она, дважды брошенная, решила, что дело - в ней, это она ТАКАЯ непутевая, что даже мама с папой от нее отказались. Каждый визит майора она воспринимала как великую милость, каждую подачку почитала за счастье… И очень боялась, что однажды папа забудет про нее, соседи выкинут на улицу, и она, такая виноватая во всех бедах, не сможет защитит свою стаю, и загнется где-нибудь под забором.

А папа забывал. Бывало, не приходил пару недель. Ворчливые соседи подкармливали Аньку, кто чем мог, но приглядеть и уберечь, естественно, не могли.

Вот и пришли ворчуны к нам жаловаться на Анку и ее собак, которые в последнее время вздумали выть под дверью комнаты круглыми сутками. А Анька, паршивка, уже неделю носа не кажет!
Так в Питере часто выглядело желание помочь…

Аньку мы и без жалобщиков знали, и наши дети были с ней хорошо знакомы, даже уважали ее: девочка была с твердым характером, отважно заступалась за собак, и себя в обиду не давала, что на питерских улицах бывало непросто… Мы предлагали ей прийти в приют. Но, к сожалению, принять ее со всей собачьей стаей не могли. Анька наотрез отказывалась бросить своих собак, и компромиссы в этом вопросе (мы честно пытались их найти) считала невозможными.

Сообщение нас насторожило, и мы, не откладывая, отправились навестить девочку. Набрали рождественских даров в надежде задобрить и уговорить прийти в приют.
Наш визит оказался исключительно своевременным. Аня лежала в своей комнатухе, в окружении своры голодных собак, и была серьезно больна. Ее избили, она провалялась без сознания в мерзлой луже где-то на задворках, только на утро добралась до дома, и там слегла с тяжелейшей простудой, осложненной сотрясением мозга.

Мы забрали ее в приют, выходили, вылечили.

Как только девочка пришла в себя, первым вопросом было: где мои собаки?! Собаки были на месте: дежурили на лестнице в ожидании хозяйки. Мы их все это время подкармливали. Надо сказать, собаки вели себя на удивление прилично и тихо: не гадили, не шумели, никого не пугали – жались по стенам и под лестницы при появлении людей. Кроме нас в подъезде жили только сквоттеры, так что особых претензий появление удивительной Аниной стаи не вызывало.

Когда Аня встала на ноги, первым делом отправилась проведать своих подопечных. Встреча была радостной, бурной! Облизанная с головы до ног, Анька выглядела счастливой и… обеспокоенной. «А где Шурик и Зиночка?» - вопрошала она? Мы разводили руками… Анька потребовала организовать поисковую экспедицию немедленно, пыталась прорваться на улицу прямо в халате и тапочках. Мы не пустили, обещав поискать пропавших членов команды. Анька давала собакам исключительно человеческие имена. И разговаривала с ними часами. Те слушали внимательно, и, казалось порой, отвечали.

Это явление нам было знакомо: дети, чуть освоившись в приюте, принимались спасать все живое, до которого могли дотянуться: таких же бездомных детей, кошек, собак, крыс, изобиловавших в старой застройке Питера, ворон с подбитым крылом, ежиков, ужиков и прочая… Вот к бомжам, бичам и прочей взрослой уличной братии ребята относились настороженно – натерпелись на своем беспризорном веку… Но и тут были исключения.

Мы назвали это явление «Эстафета добра». В нашем понимании, ребятам очень был нужен кто-то, с кем они могли поступить отлично от того, как с ними распорядилась судьба, проявить добро и любовь, в которых сами так нуждались. Им казалось: если сделать что-нибудь доброе, добро приумножится, и мир станет светлее. Таких ребят среди наших было много. Шурка – молчун, ходячий зоопарк. Экзотический Шурка считал себя панком: обладал роскошным ирокезом, и рожицей походил на артистов группы Kiss… В его карманах, за пазухой постоянно кто-то жил: здоровенный пасюк мог серьезно напугать желающих поискать добра в Шуркиных карманах, в одном рукаве ютился уж, в другом – какой-нибудь чиж)

Но вернемся к Ане. С ее стаей происходили интересные явления: после радостной встречи с вожачкой стая начала понемногу редеть. Мы обеспокоились, мол, не так кормим, дети достают, но, на мой взгляд, правда была написана на обороте: собаки поняли, что Ане больше не грозит опасность, и в их защите она больше не нуждается. Думаю, и раньше баланс был не таким, каким представлялся девочке и ее окружению. Это СОБАКИ берегли Аньку, опекали ее, и были значительно добрее чем люди.

Через некоторое время приют посетил папа-майор… Он возжелал забрать своего ребенка из вертепа, а когда кавалерийский наскок не удался, майор растерялся, и пошел на общение. Надо сказать, при более подробном рассмотрении под майорским мундиром обнаруживался слабый мужик, не способный распорядиться не то что судьбой дочери, но и собственной жизнью. Жизнь пугала и трещала по швам при каждой угрозе.

Общение его не порадовало с самого начала: мы зачитали ему выдержки из личного дела воспитанницы, делавшие очевидной оценку качеству его отцовства. Мы обещали, что в процессе суда по лишению его родительских прав эта оценка обязательно будет донесена до его руководства. При этом мы заявили, что более всего заинтересованы в нормализации семейных отношений, и благополучном семейном устройстве девочки. Мы рассказали ему, что девочка, как ни странно, любит отца, верит и ждет, что у того хватит сил и мужества наладить жизнь. Что ради сохранения этой детской надежды мы не хотим сообщать о вопиющих нарушениях отцовских обязанностей в органы опеки, и готовы обсуждать конструктивные действия папы по выправлению Аниной судьбы.

Папу пробило… Он ушел, обещав в скором времени вернуться и продолжить разговор, Ему надо крепко подумать и подготовиться.

Следующий визит был в расширенном составе: вместе с майором приехала его новая подруга.

Ознакомившись с приютом, услышав нашу историю, рассказы о жизни детей, и конкретно Ани, на улице, она расплакалась. Ей искренне стало стыдно. Она поведала нам, что живет в загородном доме, где найдется место и для Ани, и для пары собак…

Не сразу, но Аня перебралась в новое жилье. Не сразу, но новая семья сложилась.

Аня потом частенько навещала нас, приходила в компании двух юных лабрадоров, подаренных на день рождения, навещала свою стаю.

Так эстафета добра победила в очередном сражении.
Андрей Артемчук