Олег Ласуков
Воронеж
Демократическая поэма
Рассказ Владимира Архипова о суде над политруками оживил и в моей памяти аналогичное воспоминание. Городской сбор актива педагогического движения «Эврика», середина 90-х, Ещё бурлила пресса, кляня правительство и прикалываясь над Ельциным, и митинги по стране шли, и верилось ещё, что как только на Руси привьются западные ценности, так сразу станет много счастья… Ещё мизерны были цены на нефть, резвилась инфляция. Но деньги на фестивали, военно-спортивные лагеря и сборы актива давали легко. В нашем Совете комиссаров городского сбора «Эврика» слово «демократия» понималось буквально так же, как и задумывалось в Древней Греции, т.е. «власть большинства». Все вопросы решались голосованием простым большинством.
У нас второй раз на «Эврику» приезжать разрешалось, и «старики» аналогично ходили и гундели: «А вот в прошлом году...» К их хору присоединялись ещё десяток активистов неделю как вернувшиеся с областного сбора «Искра». Естественно, их репертуар начинался со слов: «А вот у нас на «Искре»...
Как и положено на сборах, где есть «демократия» и слишком много комиссаров (мне до сих пор никто не доказал, что на отряде должно стоять больше одного) среди последних произошёл раскол. Элементарная борьба за власть подавалась как борьба за демократию и посему к внутренним разборкам Совета комиссаров одна из «партий» решила подключить детей.
На одном из утренних разводов один из «комиссаров-демократов» внезапно схватил микрофон и быстро довёл до сведения детей, что в Совете есть плохие комиссары, «комиссары-диктаторы», которые на детей давят и не дают разгореться живой инициативе. Я лично принадлежал к «диктаторам», и с моей колокольни «демократы» были просто звездуны и бездельники, сбор тянули мы… Словом, все на суд над комиссарами!
Мы аналогично не сели на приготовленные стулья на сцене, а стояли в сторонке. На этом шабаше истерично усердствовали «старики» и не было той глупости, которой бы они не предложили. Вплоть до низвержения комиссаров до роли безголосых наблюдателей, а мы, мол, с чистого листа «…сами план напишем, сами организуем и всем-всем заруководим…»
Ввиду внезапности удара, не скрою, некоторая растерянность в нашем стане поначалу была. Но потом, по лицам большинства детей мы увидели, что девять из десяти активистов не хотят никаких судов, демократий и чистых листов… Они хотят «Эврики», хотят ежечасно участвовать в неординарных событиях, которые подготовили для них любимые комиссары, которых они никак не хотели делить на чистых и нечистых…
Словом, в момент наибольшей истерики, я подошёл сбоку к собранию и тихо скомандовал: «Пятый отряд, все — ко мне». Отряд радостно вскочил и пошёл со мною прочь, то же самое проделали и остальные «диктаторы». Всё заглохло мгновенно.
Далее мы настояли на том, чтобы было задушено последнее проявления демократии — Совет отрядных командиров , который каждый вечер принимал, не принимал или принимал с дурацкими поправками план следующего дня, который им смиренно докладывали дежурные комиссары. Кроме того выгнали со сбора трёх «демократов», а также устроили собрание «стариков» и «искрят», на котором также торжественно дали пинка двоим, а остальных предупредили: «Вы только что увидели, что будет с каждым, если он хоть раз осмелится пискнуть: «А вот у нас…»
Вторая половина «Эврики» прошла на одном дыхании, без единого эксцесса.
* * *
Это была моя пятая «Эврика». Мой путь в ней был таков: Очарованный комиссар — Беспредельный звездун — Скромный методист (тут запахло Лутошкиным). На последней стадии меня начало грызть чувство несправедливости. Будучи практически автором «Эврики» (девять из десяти Дел были мои разработки), я мог влиять мало на что. Например, на состав Совета комиссаров — каждый норовил притащить свою куму, а комиссарки пихали себе в напарники тупеньких, но очень симпатичных мальчиков. Опять же число комиссаров превышало все мыслимые пределы: по два-три на каждом отряде. И уникомы: радио-комиссар, пресс-комиссар, худ-комиссар, танц-, песен-, метод-, полит-… не сосчитать — орава халявщиков. Главная цель — всю ночь старшеклассниц искушать, а потом полдня дрыхнуть.
Распределение по отрядам, режим дня, визиты Начальства, под которые начиналось главное КТД «Пыль в глаза» — со всем этим я воевал, но «демократия» блокировала все мои структурные предложения и половину творческих. Иной раз минут десять горячо ораторствую на Совете, все слушают — а потом большинством голосуют против. Сбор, где случилась борьба за «демократию» — был счастливой случайностью, где у моей «партии диктатуры» было мизерное большинство голосов. Но потом началась стремительная деградация всего и вся…
Перед моей последней «Эврикой», уже когда мы заехали в лагерь ожидать детей, разгорелся спор по кандидатуре одного отрядного комиссара взамен заболевшей девушки. Я предлагал свою девчонку — большую, на мой взгляд, умницу, другие — другую, чьи личные и комиссарские качества меня никак не устраивали. Большинством голосов я вновь был побеждён. И это стало последней ложкой дёгтя. Что было делать? Я подхватил рюкзак и уехал с ещё не начавшегося сбора. И потом принципиально ни у кого не спрашивал: как там, мол, без меня?
Через пару лет удалось провести свой собственный сбор, где я всем с самого начала дал понять, что «Зелёный гусь» — это диктатура. Моя. Вот тогда и реализовал все свои мечты. Комиссаров — по одному на отряде, уникомов всего два, все комиссары — только парни. Дисциплина — жестокая, упаси боже хоть какому-нибудь ребёнку или комиссару не быть в своей постели после отбоя. Дети имеют право что угодно говорить на «Огоньках», вплоть до самых нелицеприятных вещей, но только говорить. Подъём — в 10.00, отбой — 01.30. Никаких тебе законов «Ноль-ноль» (просто комиссар, у которого отряд опоздает, комиссарит последний раз) и «Поднятой руки» (некогда говорить, на это «Огоньки» даны). «Традиция доброго отношения к людям» — суррогат, жвачка, растереть… Ещё это: «Не согласен — возражай, возражаешь — предлагай…» — богомерзкая ересь, за которую — аутодафе. Не согласен — уезжай! Всё. Хоть минуточка свободного времени у ребёнка, чтобы выдохнуть и переодеться — упущение в работе. Ну, а слово «дискотека» лучше не произносить, последствия будут непредсказуемы, но однозначно ужасными.
Результат первого же «Зелёного гуся» глубоко потряс меня, детей и комиссаров, и вот уж 11 лет продолжает потрясать. Первый день всегда труден безмерно и конфликтен отчаянно. Но в конце его грядёт «Представление отрядов» и первые «Огоньки». И всё чудесным образом преображается. Утром второго дня все — в радостнейшей эйфории. Отрядные комиссары подводят ко мне нескольких оппозиционеров, которые вчера всем подряд возмущались и что-то требовали. Я им ласково предлагаю уехать. Они валяются в ногах и едят землю. Потом — великая радость творчества и ни единого облачка на сердцах детей и комиссаров.
Собственно «диктатура» тут, конечно, неправильное слово. Есть авторитарное руководство, а есть авторитетное. Т.е. детям и комиссарам предлагается «пространство соблазнов» (читайте «Технологию группы»). Но пребывание в нём строжайше обусловлено. Не хочешь — не ходи, но коли пришёл — не смей диктовать условия. Я к этим мыслям постепенно приходил на неподконтрольной мне «Эврике» и рад, что смог проверить их на своём собственном «Зелёном гусе».
Обсудить на форуме | Обсудить в ЖЖ
