"Дорога", продолженье дороги

...И продолженье дороги - всего лишь виток дороги,
Но новый виток дороги еще не ее итог.
(Юрий Левитанский)

- В нынешней системе "Дорога" среди активистов нет осознания того, что они наследники коммунаров. Тем не менее, ты по каким-то признакам, скорее как ученый, определяешь это?

- Да. Я сейчас и расскажу, что для меня коммунарство, и почему я считаю, что то, что делает сейчас "Дорога" - это продолжение коммунарской традиции.

На мой взгляд, суть коммунарства состоит в том, что создавались детские клубы, основой создания, основой деятельности, основой, вокруг которой эти группы собирались и развивались, была социально-значимая деятельность самих детей. Эта деятельность должна быть такой, на которую эти дети высоко мотивированы, соответственно, которая для них значима, и именно эта деятельность формирует группу. Формирует систему ее самоорганизации, благодаря которой группа превращается в воспитательный коллектив. Если деятельность действительно важна, то мы начинаем предъявлять друг к другу некие требования, формируется определенная атмосфера. Но коммунарство было сильно, тем, что это было спрятано в достаточно яркую знаковую систему - традиции, ритуалы, какие-то особые формы, которые отличали коммунарство как движение от всего, что происходит вокруг, то что его выделяло. Движение распространялось именно освоением и тиражированием этих знаков. Девочка-одиннадцатиклассница из Карелии приезжает в лагерь "Орленок", видит коммунарскую смену, после этого возвращается в свою школу и начинает тиражировать коммунарство в своем классе, дальше на уровне всей школы, и от этого, собственно говоря, начинается история коммунарства в Карелии. То есть человек мог не быть педагогом, человек мог не понимать педагогический смысл того, что делает коммунарство. Но, взяв, переняв те же самые знаки, то есть, собственно говоря, внешнюю оболочку движения, ту форму, в которой оно существовало, человек мог делать то же самое где-то на своей площадке. В этом была сила движения, и в этом же была его слабость.

Когда эти знаки в начале девяностых перестали работать, стали ассоциироваться с прошлой эпохой и просто-напросто уже появилась конкуренция, можно было делать то же самое в различных сферах, коммунарство перестало быть одной из немногих активных форм. Момента осознания того, почему так произошло, как дальше продолжать коммунарскую традицию, по ряду причин не случилось. Почему - наверное, можно рассуждать долго, и мы через этот кризис тоже прошли. В Петрозаводске, естественно, это был период крена от коллективизма к индивидуализму. Когда мы вдруг...

Ну, вот один из ярких примеров, который я видел в Москве, как одна из коммунарских групп проходила такой кризис. Идет трудовой лагерь, в котором не планируется ничего. Люди, которые 15-20 лет были коммунарами, вдруг проводят лагерь, в котором они в совхозе живут в бочках, трудовой лагерь, в котором можно не работать. В котором мы, тем не менее, все должны зарабатывать на то, чтобы прокормиться в этом лагере, потому, что он не дотационный. Но в лагере можно делать все, что хочешь. Вот, такая идея, что человек должен сам все выбрать, идея свободы выбора начала 90-х годов была очень популярной и вот этот вот пример был довольно комичен. Ничего не происходит. Когда мы приехали в этот лагерь погостить на несколько дней с группой ребят из коммуны "Костер", то увидели, что в лагере действительно ничего не происходит, народ сидит по бочкам, а руководитель ждет, когда же у них проснется желание что-то выбрать, и это довольно забавно, потому что, скажем, вот одна из картинок: у крыльца этой бочки большая лужа. И ребята, заходя в бочку, каждый раз ее так перепрыгивают, огибают и туда проходят. Но с этой лужей ничего не происходит, то есть никто ее не трогает, не убирает, вот, все нормально. Мы по наивности влезли в эту ситуацию тогда и провели там... Да, нам, наверное, не стоило в это вклиниваться, конечно... Приехали, посмотрели, решили, что, давайте, ребята, завтра попробуем провести день по своей программе. Ну и мы, как типичная коммунарская группа, тогда - самое начало 90-х годов, попробовали провести такой день, и, естественно, оказались в проигрыше. Потому что лагерь, который сидел на этом месте, просто воспринял это как некий выпендреж, то-есть, вы чего-то приехали нас учить как лагеря проводить, ну, вот, давайте, вы попробуйте, а мы посмотрим.

- А что такое бочки?

- Это такие домики типа круглых железных бочек. На четыре кровати. Диогены такие живут, вот стоит ряд бочек и все хорошо. Вот такие были попытки выхода из этого кризиса. Что же делать дальше с коммунарством? Ряд педагогов ушли в социалку, то-есть давайте наше продолжение коммунарства произойдет в том, что мы будет реализовывать свою коммунарскую позицию в том, что мы найдем такую сферу, где мы нужны. Появились, там, ряд социальных проблем - трудные дети, детские дома, еще что- то... Может быть, мы уйдем туда. Кто-то ушел в науку, кто-то как-то, но движение, само по себе, оно не смогло сделать так, чтобы педагоги, или люди, которые были в нем заинтересованы, чтобы они переосмыслили педагогическую суть этого движения и попытались найти для продолжения этих педагогических принципов некие новые знаки, которые сообразны времени. Ну и, собственно, мы это тоже искали, вот с 94- ого года, когда начали делать свою систему, по крайней мере, мы знали к тому времени, от чего мы отказываемся, а все остальное наощупь.

- Еще в начале восьмидесятых появилось такое фундаментальное построение Олега Газмана. Он видит в коммунарстве три составляющих: педагогическая методика, общественное движение и идеология. Знаковую систему, которая, конечно внешне воспринималась детьми в первую очередь, Газман системообразующей не считал. Ее у вас нет и это не важно. А что из этих трех осталось?

- Ты знаешь, в такой постановке, как у Газмана - ничего... Не могу сказать что есть движение - это просто как прошлый этап, который когда-то кто-то проживал, но нет наследования, это не связано с их жизнью сегодня. Их история в организации не связана с 60-ми - просто лидеры и руководители что-то говорят, что было. Что касается идеологии, то у нас ее тоже нет - организация в целом ее не несет. Какой я и что исповедую - это вопрос личного выбора. И система статуса у нас традиционная. Большинство людей в организации у нас в статусе участника. Они должны всего три вещи - быть доброжелательными, участвовать в самообслуживании, соблюдать технику безопасности. Все. У членов организации - следующая ступень и статус. Там критерий - надежность, там тоже нет идеологии, не говорится об альтруизме. Искренность, бескорыстие, ответственность не декларируются. Есть живые детские группы, они растут, у них есть разные этапы развития и во всей этой жизни люди меняются, в их фундаменте, нравственной платформе что-то меняется - и у группы, и у человека. Наконец, что касается методики - с ней ведь большие трудности: внятного описания коммунарской методики по сути нет..

- Есть-то много. Наверное, ни одно вас не устроило?

- Чтобы говорить говорить о коммунарстве как о педагогической технологии нужно, чтобы можно было дать ее в руки и сказать - вот возьми и получи результат. Это было а сейчас нету...

- Итак, свое посткоммунарство ты определяешь интуитивно, не имея никаких внятных доказательств?

- Почему я считаю это посткоммунарством? Потому что я считаю, что основой коммунарства является детская социально значимая деятельность. А это у нас есть, это именно то, что у нас сейчас работает. При этом нет зеленых рубашек и других знаков, нет портрета 60-х.

- И вы называетесь скаутами?

- Нет. Просто мы с ними сотрудничаем. Скаут у нас Сергей Воздвиженский, а Тимин не скаут.

- Социально значимая деятельность есть у многих детских движений и педагогических форм во всем мире. Скауты, тимуровцы, харцеры. Отличительной чертой именно коммунарства это не является. Я так и не пойму, почему же вы именно посткоммунары?

- "Добрые дела" скаутов это для них не системообразующая деятельность, а них это атрибут. Прежде всего скаут - это разведчик. Разведка жизни. Это некая моральная норма - вот хорошо бы чтобы скаут делал добрые дела

- А в чем конкретно заключается социально значимая деятельность детей "Дороге"?

- Я знаю что ты не любишь правозащитников... Вот один из проектов - детский правозащитный пресс-центр, это кстати о том как совместить, состыковать деятельность и принципы коммунарства с получением грантов. Дети делают газету, телесюжеты, радиовыпуски - о том, что происходит в школе с соблюдением прав человека и тем самым пытаются эту ситуацию менять. Благодаря гранту появился принтер, цифровая видеокамера, это позволяет на формате А4 тиражировать и развешивать по школам - когда срывают снова вешать плюс рассылать по всем СМИ. Разовые вложения создали для этого базу. Это основная деятельность одного из отрядов нашей организации. Есть отряд, который занимается исторической тематикой. От обычного кружка они отличаются тем, что проводят просветительскую деятельность для других. Вот сейчас они готовят некую игру для школьников по 300-летию Петрозаводска. Они выступают организаторами, дают некий продукт для других, он менее актуален, не взрывает ситуацию, как детская правозащита - после этого учителя никуда не бегут, никого не прорабатывают, не ловят. А с точки зрения коммунарства какое это имеет значение? Если для детей это значимо то работает все о чем мы говорили.

- Имеет значение осознание деятельности, как значимой для других людей. Дети осознают себя кем-то, несущим кому-то какие-то дары. Вот как тимуровцы осознавали. В правозащите, совершенно понятно, они осознают, что кого-то защищают. Русский вариант правозащиты - это Крапивин. У вас в "Дороге" европейский. А в ролевых играх это не очевидно. Ты наблюдаешь это, они осознают, что они делают игру для других? Или они просто сами играют?

- Ты знаешь как, на самом деле там мы имеем дело с достаточно таким... ну, проблемным - не проблемным, но на грани того контингентом ребят, и я бы сказал, что осознание вообще смысла того, что делается, приходит во время еды. То есть когда они сидели летом на острове Кижи и в отличии от остальных групп там не просто ходили на экскурсии, а снимали фильм о том, как жили крестьяне там- то и сейчас этот фильм монтируют и готовят его на телевизор отдать, ну достаточно так ничего, надо сказать. Вот, у нас один проект, который мы начали годик назад, Это проект создания в школах детских служб примирения. Нас, собственно, туда пригласили москвичи, есть такой в Москве отряд "Дорога", и Антон Коновалов как руководитель, вот Антон одновременно работает в Центре судебно-правовой реформы в Москве.

- Тоже из бывших коммунаров, около СПК "Бриз"?

- Да. Они как бы в системе Кожаринова, но как бы и не так все-таки. Автономные ребята. Этот центр занимается продвижением в России восстановительного правосудия. То есть некая альтернатива ныне процветающей уголовной юстиции, которая доказывает, что человек виноват, наказывает его, но при этом не решает той проблемы, которая возникает в обществе от самого факта правонарушения, не решает как для нарушителя, так и для общества. Восстановительное правосудие - это такая штука, которая во главу угла берет восстановление нарушенных отношений людей к сообществу. И вот они пригласили нас в такой проект, когда эту технику осваивали бы сами дети, и в школах, внутри школ, создавались бы школьные службы примирения, которые предложили бы возможность разрешения всех тех конфликтов, которые решаются карательным путем сейчас в школах, мирного разрешения этих конфликтов путем посредничества службы примирения. Ну и вот, у нас впервые в прошлом году две такие службы появились в школах, сейчас мы продолжаем с этим работать дальше.

- Финансируется грантами?

- Да. Первый проект, он финансировался. Центр "Судебно правовая реформа" как раз получил в Соросе проект по созданию таких служб. Это Москва, Новгород и Петрозаводск.

- Ладно. В общем мы славно побеседовали и многое выяснили. Так и напишем.