Александр Карнишин. Будни директора школы
История
— Скажите, вы сами уверены в том, что рассказывали сегодня детям? — директор школы в своем кабинете беседовал с молодой учительницей истории. Он просидел у нее три урока, а теперь, посматривая искоса в свои записи, проводил «разбор полетов».
— В каком смысле? — встрепенулась та. — Я веду урок по плану-конспекту!
Директор с удивлением поднял на нее глаза. Конечно, откуда молодой, симпатичной, энергичной... Откуда ей могло быть известно, что он не просто так к ней пришел на урок, а потому что его попросили? И откуда ей бы знать, что попросили не родители, не завучи, а сами ученики ее седьмого класса, того самого, в котором она была классным руководителем? Но — как уверена в себе, как уверена!
— Хорошо, давайте по уроку... Вот вы в начале проводите опрос. Сколько времени обычно вы уделяете опросу?
— Ну, я не засекала точно...
— А я засекал. Опрос занял у вас двадцать минут. Пять минут после начала урока вы успокаивали класс. Двадцать минут опрашивали. Новый материал давали всего пятнадцать минут. И еще пять минут диктовали домашнее задание и ждали звонка на перемену. И это было не на одном уроке. Я же у вас сегодня полдня провел.
— И? — вопросительно приподняла бровь учительница.
— Что — и?
— Ну, вы минуты подсчитали, а дальше?
— То есть, вы не поняли меня? Хорошо. Смотрим еще раз: урок длится всего 45 минут. Из них 10 минут вы занимались оргвопросами. Я, как директор, считаю это недопустимым. Это слишком много.
— Буду исправляться, — кивнула та, записывая себе что-то в тетрадь.
— То есть, вы даже и не спорите?
— А что спорить? Вы отметили, я зафиксировала, буду стараться сокращать...
— Да? Ладно. Теперь смотрите: опрос и новый материал у вас как будто поменялись местами. Главное, выходит, опрос?
— Так вы же сами, и завучи тоже, будете спрашивать с меня за оценки! Надо же всем оценки поставить!
— А вам не кажется, что слишком мало времени на новый материал? Даже если отвлечься от того, что это история — 15 минут для любого предмета очень мало. Нет?
Учительница молчала, смотря на него круглыми карими глазами. Кивала на каждую пауза в словах. И молчала. Слушала.
— Хм-м-м... То есть, вы понимаете, да?
Она снова кивнула.
— Ну, ладно. Об этом вам еще и завучи напомнят, если будут ходить к вам на уроки, — сказал директор, делая зарубку в памяти: обязательно послать кого-то из завучей-методистов.
— А теперь давайте по предмету...
— Давайте, — кивнула снова историчка.
— Э-э-э... Вот меня заинтересовал один вопрос. Вы сегодня рассказывали, как началось классовое расслоение и откуда появились бедные и богатые, вожди и подчиненные...
— Да, эту тему я хорошо знаю. Вот нам ее так на семинаре давали, когда я на повышение квалификации ездила...
— Это вы с семинара принесли, что, — директор посмотрел в записи, — наследственная власть появилась, потому что некоторые нечистоплотные и жадные вожди стали передавать ее по наследству?
— Да, — уверенно выпрямилась учительница. — Нам так давали на курсах повышения...
— А что вам давали в институте?
— А?
— Ну, что вам давали в институте, в котором вы учились пять лет? Тоже так? Или о классах что-то по-другому было?
— Но нам же новое на курсах...
— Погодите. Вы что, все, что новое вам дали — час какой-то кто-то поговорил — сразу на веру принимаете и детям потом пересказываете? Это же не пятый класс уже, вы понимаете? И потом... Вы пятнадцать минут это говорите, потом ученики дома читают учебник... А в учебнике — не так!
— Но нам же...
— Вы не поняли? Ваш рассказ не совпадает с учебником. Как вы потом опрашиваете детей? За что ставите оценку? На каком основании? Он, выходит, страницу учебника вам наизусть рассказывает, а вы ему — троечку? Потому что не так, как вы объясняете?
— Но нам же...
— Вам на курсах повышения, да, кто-то делился опытом. Ну и что? Вы своей головой работать можете? Думать же надо! — уже вскипел директор.
На глазах учительницы навернулись слезы. Она дрожащими руками вытащила платочек из сумки, прижала его под веками:
— Я думала, вы мне поможете, а вы кричите...
— Я? Извините, сорвался... Но я не кричу. Когда я кричу — у меня дети писаются, милиционеры по стойке смирно становятся, а учителя — в обморок падают!
Он помолчал, ожидая ее ответной улыбки на явную шутку. Не дождался.
— Хорошо. Идите. Но имейте в виду. Я к вам еще не раз зайду. Потому что недоволен. И завучи к вам с завтрашнего дня будут ходить. Ходить и наблюдать. И помогать. Чтобы уроки истории не были для учеников седьмого класса самыми унылиыми и скучными, чтобы история была — любимой, а учительница — самой уважаемой. Вот чего я хочу. И вот чего мы с вами будем добиваться. Вам ясно?
Она кивнула.
— Вы поняли, в чем мое недовольство?
— Да. Вот тут пять минут, а тут...
— Да не в минутах, не в минутах только дело... Ну, как вам объяснить, что история — это один из самых интересных предметов в школе. Он — гуманитарный, понимаете, человеческий... Эх-х-х... Ладно. Идите. Завтра у вас на третьем уроке кто-то будет из нас. Готовьтесь.
— Хорошо, — дрожащими губами вымолвила она и вывалилась за дверь.
А директор, дождавшись ее ухода, потянул к себе тетрадь с планированием и обвел ее фамилию жирно. «Надо будет завучей натравить», — подумал он. — «Пусть сначала методикой проведения урока с ней займутся. А потом я опять по фактам, по фактам. По предмету... Надо же учить молодую...»
