Андрей Русаков. Эпоха великих открытий в школе 90-х годов.
Анатолий Шапиро
Харьков
Твоя первая научная лаборатория
Анатолий Шапиро, герой второй части нашей книги, много лет параллельно своей основной работе в физматшколе, вел уроки в начальных классах и занятия с дошкольниками и первоклассниками. Год за годом он всё больше придумывал для них разных поводов для исследовательских приключений. И писал книжки, где россыпью несложных, но загадочных опытов и фокусов, заданий и вопросов, легенд и рисунков, серьёзных и шутливых историй стремился дать в руки ребёнку первые путеводители в мир самостоятельных открытий.
«Ребёнок, почувствовавший себя исследователем, овладевший искусством эксперимента, побеждает нерешительность и неуверенность в себе. У него просыпаются инициатива, способность бодро преодолевать трудности, переживать неудачи и достигать успеха, умение оценивать и восхищаться достижением товарища — и готовность прийти ему на помощь. Вообще опыт собственных открытий — одна из лучших школ характера».
Таков был эпиграф, который он предпосылал своему курсу введения в естественные науки.
Большая часть книжных замыслов Анатолия Шапиро так и осталась невоплощенной, но всё-таки многое было сделано. Такими стали книжки из серии «Твоя первая научная лаборатория» (правда, обогатившие пока в основном украинских читателей — на русском языке, кроме одной, они появлялись лишь в газетных вариантах).
Эти книги придумывались как попытка дать в руки ребёнку первые путеводители в мир самостоятельных исследований; такие путеводители, работать с которыми можно было бы и на занятиях, и дома. Книжки представляют различных «героев»: трубу, колесо пузырёк воздуха, лужу, яйцо, нитку, свечку, зеркало, воздушный шар, листок бумаги... Автору хотелось показать, как из какого-нибудь гвоздя или пузырька воздуха возникают темы практически любой возможной учебной темы — но, главное, поразить воображение маленького человека таинственной глубиной мира, которая открывается за простейшим предметом, и его собственной способностью экспериментально проникать в эту глубину.
В них нет параграфов, выводов, деления на главное и второстепенное. Приводя описания несложных экспериментов, задания и вопросы, рисунки и схемы, хотелось порассуждать с маленьким человеком таким образом, чтобы ему захотелось что-то сделать Самому и прийти к какому-то выводу.
А взрослых автор убеждал: «Выполнение всех заданий не требует особых условий. Конечно, особое внимание нужно обратить на безопасность работы детей. Но не следует ругать их за небрежность, испорченные материалы, неудачно проведённый опыт. Даже настоящие ученые не всегда получают искомый результат. Важно, чтобы возникла атмосфера домашней лаборатории. Великие идеи рождались не только в зданиях с колоннами, но и в лачугах. Пусть не сразу все станет абсолютно понятным. Перед нами нет задачи дать чёткие определения и выводить формулы. Лишь бы возникли первые радостные впечатления на островках памяти, появилось желание самостоятельных исследований».
Такого рода «научные забавы», на которых растут мудрые, умелые и весёлые люди, отражали его общий подход к курсу' начального экспериментального природоведения. О том, каким такой курс должен быть — Анатолий Шапиро размышлял большую часть своей жизни. Приведём здесь некоторые из его итоговых размышлений.
Приглашения к открытиям: « секреты знакомых предметов
...Обращённость к созерцанию — первая особенность любого нормального Курса природоведения. О природе стоит говорить только на фоне самой природы. Никакая схема не заменит живого впечатления. Никакой макет птицы не передаст ее шумного, неожиданного вылета из-под куста. Никакая картинка с ежом не стоит недовольного ворчания потревоженного существа, обнаруженного детской компанией.
...Увы, самое грустное в начальном природоведении — и в школьном, и в дошкольном — это обязанность общего увлечения по теме. Сегодня мы любим реку, завтра распугиваем бабочек, послезавтра вырываем и засушиваем все цветы в округе, попутно испортив три десятка книг. А столетиями не меняющиеся темы: за что мы любим осень, как я провел лето... А в результате занятия вместо ожидаемой детьми радости вызывают сперва терпимость, потом насмешку — а со временем и полную потерю интереса.
Мне кажется, что педагогам надо в первую очередь не столько учиться рассказывать, сколько учиться слушать и видеть. В природоведении менее всего ценны правильные ответы сами по себе. Важно как раз терпеливое выслушивание объяснений ребёнка, доверие к нему, поддержка его мысли, еще не окрепшей и робеющей в окружении многих людей.
Ребёнок живет, и его образное, эмоциональное мышление развивается независимо от внимания или невнимания родителей. Школа, конечно, может многое здесь подавить, но до конца разрушить даже ей не удается. А вот способность к интеллектуальным усилиям, исследовательские умения, логика и смекалка сами по себе не окрепнут. Тут могут помочь или родители, или педагоги. Из года в год три четверти подростков зачисляются в разряд «не имеющих склонностей к естественным наукам». А причина их неспособности только в том, что родители их специально не готовили, а воспитатели и учителя предпочитают заниматься только с теми, кто и без школы всему научится.
Знания привыкли передавать ребёнку в основном через глаза и уши. Мне бы хотелось, чтобы они приходили и через руки, через деятельность. Я всегда восхищался той ролью, которую играет фотоохота у настоящих любителей природы. Опыт фотографирования берет на себя сразу две задачи — и эстетическую, и интеллектуальную. Возникает и умение видеть мир природы, и понимание хитрых законов, по которым устроен мир техники.
Но мне представляется важным подарить ребёнку не только радостное удивление натуралиста, но и пытливый анализ, и окрыляющий успех естествоиспытателя. Науки ведь потому и называются естественными, что в их основе лежит опыт, эксперимент.
Только нельзя превращать эксперимент в подобие хорового пения. «Возьмите в правую руку то, в левую то, соедините, потрясите...» Это вызовет лишь тоску. Лучше сказать: «Вам нужно получить смесь из этих материалов — как ее получить, решайте сами». Пусть ребёнок ошибется, но он сможет сам поискать свои варианты. Не «делай с нами, делай, как мы» — а делай не спеша.
И нельзя упрекать за неудачи. Нужно выяснить причину, почему у одних опыт получается, а у других — нет, и суметь с интересом для всех в ней разобраться. Вообще стоит приучать и себя, и детей к мысли, что каждый серьезный успех приходит после долгой череды поражений.
Стоит ли отводить на это целые занятия? Мне кажется, что не только в детском саду, но и в первом-втором классе не следует разделять уроки по предметам. Нужно живое общение, основой которого выступают знания из области литературы, природы, труда, языка, истории... Малыши очень устают от однообразия деятельности или предмета обсуждения — но готовь! сколь угодно долго заниматься, если удается увлекательно для всел то и дело переключаться с одного на другое. Можно придумать десятки ходов, разворачивающих ход урока в любые важные для учёбы стороны.
Конечно, наступает этап, когда предметы лучше разграничить, когда уже требуется некая последовательность, выстраивающая знания в систему. Но для начальной школы — это точно не главное. Ведь на этом этапе звания — не цель, а средство для формирования определенных вкусов, представлений, отношений.
Научные забавы: шаг за шагом
Для курса «Научных забав» вряд ли нужна программа, перечисляющая учебный материал, который необходимо пройти. Скорее пригодится склад опытов, сведений, задач, загадок, откуда педагог мог бы подбирать что-то подходящее к той или иной ситуации.
На одном эксперименте можно топтаться две недели, а потом за два дня провести десяток опытов. Дети разные по характеру, типу мышления, работоспособности, подвижности. Но я уверен, что у каждого из моих учеников происходили определенные эволюционные изменения по отношению к естествознанию.
Ступенька первая. Наблюдение. Сперва — по просьбе. Потом — наблюдение как потребность. Воспитание любознательности у одних детей проходит большой инкубационный период, а потом остаётся на всю жизнь. А есть ребята, у которых интерес к рассматриванию явлений природы приходит быстро.
Ступенька вторая. Размышление об увиденном, осмысление его, обсуждение; выдвигаются гипотезы, но детьми они оцениваются скорее с точки зрения оригинальности и интересности, а не в расчете на опытную проверку.
Ступенька третья. Измерение, замер. Непременные замеры. Всякая естественная наука становится наукой, если использует математику. Очень труден этап лабораторных записей. Мы не любим записывать, стараемся умалчивать о том, что язык науки должен быть документальным. Здесь нужен маленький шаг к воспитанию научности познания — шаг от бытового уровня рассуждений к профессиональному.
Ступенька четвертая. Выдвижение таких гипотез, которые проверяются на прочность. Идейный штурм: что бы это могло быть? Порой учитель может кинуть какие-то свои гипотезы на затравку: так, так или так? А на самом деле не так, не так и не так — а что-то другое.
Ступенька пятая. В мире гипотез будут уже свои этапы совершенствования. Школьник может увидеть и пересказать то, что увидел. Он может увидеть и объяснить. Наконец, он может предсказать, что мы должны увидеть, и объяснить, почему это должно случиться. Наиболее высокая степень освоения — это предсказание и объяснение Нарушений предсказания, вероятность.
И конечно, одни взбираются по ступенькам быстро, другие вдумчиво и обстоятельно задерживаются на каждой. Странно требовать, чтобы все занимали одинаковую позицию. Нужно только суметь организовать занятие так, чтобы дети были важны и интересны друг другу именно в силу различия их точек зрения. Тогда каждый будет двигаться вперёд незаметно для самого себя.
1998