Андрей Русаков. Эпоха великих открытий в школе 90-х годов. Прологи из начальной школы. Возвращение грамотности. Евгений Шулешко. Клубок в разрезе.

Образовательная система

Мастерская экспертов и привычки гостевых похождений

Как сформировать слой людей, говорящих на педагогическом языке — давняя и важнейшая забота Шулешко; как сменить навык документировать все и вся ради рождения привычки выступать экспертом, встречаясь с коллегами? А чтобы создать новый язык экспертных оценок, нужно общими усилиями обнаружить отличие педагогического общения и от житейского, и от научно-административного; уметь оторваться и от стандартов казенных обсуждений, и от привычных разговоров о своем хозяйстве (хоть последнее становится все труднее).

Рассказ же о своем особенном опыте может сложиться только в доверительных беседах людей, воспринявших гостевой, а не показательный характер профессиональных встреч. Этот вид самообразования и был назван гостевым обменом опытом педагогов. Каковы люди, участвующие в разговоре, таков и ГООП.

Чтобы раскрывать новые возможности в жизни детей, нужно научиться фиксировать накопленный ими опыт жизни и уметь на него опереться. А для этого нужно привыкнуть совместно разбираться в целом ряде вещей:

— Какова бывает специфика языкового осознания жизни детьми?

— Как преодолеть свое желание поучать, наставлять?

— Как помочь детям владеть своими эмоциями?

— Какова взаимная отдача разных видов деятельности?

— Как получить культурного рассказчика, внимательного слушателя?

— Каковы возможные формы самоорганизации жизни ребят за двух- или трёхлетний период?..

И на фоне таких разговоров удаётся открыто обсуждать проживаемые ситуации, не захваливать и не критиковать друг друга — а говорить о жизни детей, находя для этого самые отличительные приметы.

Нормальный масштаб гостевого обмена опытом — это не один круг людей (коллектив детского сада или одной начальной школы) — а объединение нескольких таких сообществ. В этом профессиональном круге понимание дела не передается от опытного к неопытному, здесь нет деления на тех, кто знает, как надо — и тех, кто робко пытается воспроизвести их поведение. Здесь люди совместно разбираются сначала в новом, а потом в привычном для них деле — понимая, что каждый будет работать по-своему, но каждый нуждается и во взгляде на работу другого, и в чужом доброжелательном взгляде на свою практику.

Конечно, гостевой обмен опытом — не изобретение Евгения Евгеньевича, а вещь, рождающаяся из жизни и знакомая многим педагогическим сообществам. (Нечто подобное встречается среди учителей-занковцев — это, пожалуй, одна из самых сильных и привлекательных сторон занковской практики). Но только Шулешко провозгласил гостевой обмен опытом важнейшим условием нормальной педагогической работы, при несоблюдении которого выживают только наиболее героические учителя — и те не лучшим образом.

Для нормального же существования ГООПа нужно и нормальное его признание системой образования: один день в неделю должен быть предоставлен учителям и воспитателям для посещения занятий своих коллег; а время встреч педагогов и других заинтересованных лиц нужно считать рабочим временем и соответственно его оформлять.

Ротация и интуиция

Главная трудность первого года работы по-новому состоит в том, что многие педагоги не могут преодолеть себя и решиться на публичное обсуждение своей практики. Они уходят. Однако, на второй год в работу включается обычно в полтора-два раза больше взрослых, чем в прошедшем. На третий год приходят те, кто общался с работавшими; число педагогов удваивается ещё раз. Возврат в первый класс или возврат к младшим (средним) дошкольникам — резко меняет отношение к профессиональным навыкам.

Моменту возвращения — ротации — Шулешко придает важнейшее значение. Именно в этот период человек утверждается в новом качестве как профессионал. Он убеждается в неповторимости детей, в невозможности повторить прошлую жизнь, в необходимости решать проблемы новых детей по-новому, не так как с теми. И он обнаруживает в себе способности эти новые решения успешно находить! Происходит переход из экспериментальной ситуации (рискованной, героической) в нормальную, уверенную — и как раз старые («позапрошлые») подходы начинают казаться безответственными экспериментами над собой и детьми.

Шулешко так рассуждает об этом: «В экспериментальном режиме деятельности её участники усредняются, обезличиваются. После него надо свое лицо (частное и общественное) реанимировать. При этом наступает период адаптации уже нового лица в своём ближайшем окружении. Педагог становится перед выбором: имитировать свою причастность к инновации — или испытать себя второй раз по-новому, сознательнее, чем в первой попытке. Это и есть путь осознанного профессионального самообразования педагогов без отрыва от детей. Образуется треугольник доверительного общения: те, кто учится жить (дети), те, кто узнал, что жить можно (и выбрал повтор, самообразование), и те, кто узнает впервые, что можно жить по-другому, жить, работая без перегрузок».

За счёт налаживания этих многосторонних отношений исчезает боязнь риска и усиливается потребность в гостевых встречах на рабочих местах (в группе, в классе). Всё больше желания увидеть и себя в деле чужими глазами, и своих детей в общении с новым педагогом. Возникают описания жизненных ситуаций, проживаемых детьми. Происходит собственный выбор методических средств и их сознательное использование. Наряду с сознательным выбором обостряется и интуиция, способствующая верному распределению усилий детей и взрослых. И если образование (как порой любят рассуждать) — основа национальной безопасности, то залог её — регулярное хождение в гости.

У берегов новых традиций

«Нет, не учитель должен перемениться, должна перемениться педагогическая вера. С той силой, с какой верим мы сегодня в строгую дисциплину, отметки, принуждение, должны мы поверить, что ребёнка можно учить по-другому — без принуждения. Будет время, когда педагогом-профессионалом будут считать именно того, кто умеет учить детей в отношениях сотрудничества. Все обучение будущих педагогов, вся их профессиональная тренировка будет направлено именно на это», — писал в одной из последних своих статей Соловейчик. Эта мечта составляет едва ли не главную нынешнюю заботу Шулешко.

Шулешко в строй создателей инновационных систем становится не очень-то хочет. Ему страшно важен следующий шаг: чтобы практика его последователей не замкнулась в себе — а влияла на ситуацию вокруг, всерьёз изменяла во-вне себя оценки возможностей детской и учительской жизни. При такой постановке задач Шулешко впору прослыть авангардистом среди инноваторов. Хоть он и самый большой традиционалист среди них.

Евгений Евгеньевич тщательно нащупывал золотое сечение между абсолютной повторяемостью, воспроизводимостью результатов (без чего странно говорить о новой практике) — и высокой степенью гибкости и изменяемости методов, их открытости к многообразию реальных ситуаций. Чтобы не передовые образовательные идеологии, а реальные изменения, с очевидностью для всех идущие на пользу и детям, и педагогам, становились залогом укоренения новых общепринятых традиций, новых культурных норм педагогической практики в том или ином городе.

...Методика захвата городов: последний, недостроенный этаж шулешкинской системы; вот над этим здесь бьются — и результаты пока противоречивы. Правда, большинство даже самых сильных исследователей бьётся на два этажа ниже.

Последние лет пятнадцать вместо того, чтобы демонстрировать на публику успехи и срывать лавры, Шулешко месяцами сидит в шахтёрских поселках, бегает по каждому поводу на поклон к местному начальству, добывает перышки для письма, набивает шишки, ругается, ублажает — и в конце концов неминуемо вываливается и из этого города, решив свои задачи то на четверть, то на три четверти — но никак не до конца. И обычно Евгений Евгеньевич напоминает вовсе не победителя, решившего все проблемы — а человека, ведущего тяжёлую борьбу с переменным успехом.