Андрей Русаков. Эпоха великих открытий в школе 90-х годов. Анклавы прошлого и анклавы грядущего

Школа-уже-почти-не-школа?

«Эта книга о том, что происходит с людьми, когда на них обрушиваются перемены. Она о том, как мы адаптируемся — или не адаптируемся — к будущему» — так начинается вступление к книге «Шок будущего», бестселлеру, поразившему западный мир ещё в семидесятые годы. Его автор — американский философ и социолог Элвин Тоффлер — известен прежде всего своей концепцией «третьей волны» развития цивилизации. «Первая волна» была связана с переходом человечества от кочевого к оседлому способу жизни, с появлением сельского хозяйства. «Вторая волна» — с возникновением индустриальной цивилизации; она зародилась в XVII веке и вскоре накрыла собою весь мир. Однако энергия этой волны ослабевает, а на смену ей идёт «третья волна» — цивилизация услуг и информационных технологий. Противодействие сил второй и третьей волн и задаёт согласно Тоффлеру динамику современной цивилизации, помогает объяснить наиболее важные тенденции развития современного общества.

В России последнего десятилетия принято рассуждать о постиндустриальном обществе едва ли не как о новом светлом будущем. Но книга Тоффлера показывает страшную цену того ускорения перемен, которое выталкивает технологические общества в сверхиндустриальный мир.

В поединке с шоком будущего

Развитие, ведущее к отчаянию

Представления Элвина Тоффлера о взаимосвязи технологии и социально-экономических изменений формировались ещё в 1960-е, когда компания 1ВМ заказала ему исследование о долгосрочных социальных и организационных последствиях внедрения компьютеров. Тоффлер одним из первых тогда внимательно вглядывался в черты побеждающих постиндустриальных общественных отношений. Многие из них вызывали у него нескрываемую симпатию. Ослабление иерархической системы и отступление бюрократии ключевая роль временных рабочих коллективов, формируемых под меняющиеся конкретные задачи; возрождение малых динамичных групп в самой сердцевине крупных корпораций; преданность своей профессии, вытесняющая былую преданность фирме и должности; падение ценности безропотного исполнения и резкий рост заинтересованности «в тех, кто способен к критическому суждению, кто может сориентироваться в новых условиях, кто быстро определяет новые связи в стремительно меняющейся действительности».

Но здесь нас ожидают и новые беды. Главная из них — тот стресс и дезориентация, которые вызывают у людей слишком большие перемены за слишком короткое время. Все прочие негативные тенденции (от техногенных катастроф до намечающихся тоталитарных режимов нового типа) для Тоффлера оказываются всего лишь следствиями этой фундаментальной угрозы.

Тоффлер определил «шок будущего» как страдание, возникающее от перегрузок, которые физически испытывают адаптивные системы человеческого организма, а психологически — системы, отвечающие за принятие решений. Последствия шока — ошеломляющая утрата чувства реальности и почти наркотическое бегство во власть «снисходительного к себе отчаяния».

В советском обществе ещё и в восьмидесятые годы мало кому приходило в голову, что способность общества и отдельных людей справляться с переменами имеет не меньшее значение, чем содержание этих перемен.

Зато в девяностые миллионы жителей постсоветских стран ощутили на себе тот самый шок от безудержного ускорения перемен. Они были выброшены на предел приспособляемости к мельканию альтернатив, на грань здравой реакции на непрерывное нервное раздражение, на границы своей способности делать ответственный и осмысленный выбор в хаосе тысяч предложений и соблазнов. Люди всё время чувствуют себя затравленными и безнадёжно хотят уменьшить количество проблем, которые нужно решать. Книга «Шок будущего» оказалась написанной словно не об Америке семидесятых, а о нас нынешних.

Но её автор всё же остаётся оптимистом. Он настаивает на возможности сопротивления хаосу. Он убеждён, что шок будущего можно предотвратить. Правда, это потребует не только личных усилий, но решительных социальных и -политических действий, в том числе и в области образования.

Стратегии сдерживания и стратегии образования

Тоффлер подробно описывает шокирующие черты непрерывного ускорения современной жизни и делает вывод, что потребуется не слепое принятие или слепое сопротивление, а множество творческих стратегий. Что единственный способ сохранить какое-то подобие равновесия — отвечать изобретением на изобретение: создавать новые личные и социальные механизмы, регулирующие изменения.

«...Мы должны ожидать не одну волну перемен, а ряд сильных ударов и потрясений. Части нового общества не будут аккуратно подгоняться друг к другу, наоборот, нас ожидают разрыв связей и слепящие противоречия. Нам придётся адаптироваться не к какой-то одной новой культурной реальности, а к головокружительному хороводу сменяющих друг друга культур. Ни одно из предшествующих поколений не сталкивалось с таким испытанием. Только теперь в технологических обществах выкристаллизовалась возможность массового шока будущего.

Но источником большинства осаждающих нас проблем являются не неумолимые силы природы, а созданные человеком процессы, которые потенциально подвластны нашему контролю. И если в прошлом культура возникала и развивалась естественно, то сегодня впервые мы можем и должны сделать этот процесс регулируемым силой сознания.

Следует ли тратить миллионы долларов на сверхзвуковые самолёты или эти средства следует вложить в разработку искусственного сердца? Кто должен отвечать на такие вопросы? По каким критериям должны приниматься те или иные решения?

Между обществом, которое избирательно подавляет технологическое продвижение, и обществом, которое слепо хватается за первую же подвернувшуюся технологическую возможность, быстро возникнут серьёзные различия. Ещё более резкие различия 'разовьются между обществом, в котором технологическое развитие осознанно смиряют и направляют, чтобы смягчить потрясение от будущего, и обществом, в котором массу простых людей лишают возможности принимать осознанные решения. Только в первом типе общества осуществимы политическая демократия и широкомасштабное участие людей в выработке общественных стратегий; во втором случае общество становится заложником правления крошечной технологической и управленческой элиты».

В этой цитате отразился один из планов размышлений Тоффлера — общественные стратегии. Другой план — стратегии личные, позволяющие каждому регулировать нагрузку перемен относительно самого себя. Но третья — и едва ли не важнейшая сторона — это стратегии образовательные.

Общество, учащееся выдерживать лавину потрясений — это общество, пронизанное образовательными структурами. Структурами, которые создаются и заполняются не столько профессионалами, сколько помогающими друг другу людьми.

Например, для людей, которые проходят в одно и то же время через схожие жизненные изменения, можно создавать временные «ситуативные группы». Можно поддерживать добровольных консультантов, вооружённых собственным недавним опытом и работающих как волонтеры или за минимальную плату. Можно создавать «дома на полпути» — некие буферные зоны, где человек мог бы начать осваивать новый образ жизни, не порывая резко с предыдущим.

Так могли бы складываться простейшие элементы «антишоковой» системы образования, растворённой в обществе и ориентированной на взрослых не меньше, чем на детей, на складывающиеся группы — в той же степени, как на одиночек, на семьи — равно как и на предприятия.

Относительно более сложных уровней проблем потребуются и более сложные и комбинированные модели решений.

В меру развития соответствующей самоорганизации общества прежние образовательные структуры неизбежно начнут утрачивать незыблемость своих границ и начнут складываться из разных заменяемых организационных «блоков», приобретая особую конфигурацию едва ли не в каждом конкретном случае.

Пока такие рассуждения звучат абстрактно, они выглядят далёкой и утопической картинкой, довольно чуждой реалиям нашего социального пространства.

Но если мы присмотримся к тем обстоятельствам, которые помогают сегодня людям выдерживать давление перемен — то не заметим ли мы вокруг себя как раз подобных стихийно складывающихся форм «околообразовательных» отношений?

Анклавы прошлого

Одно из ключевых решений Тоффлер видит в «анклавах прошлого» и «анклавах будущего», чья система взаимодействия могла бы стать сферой гибкой адаптации людей к темпам реальной жизни. И мы видим, как подобные «анклавы» действительно стихийно складываются и развиваются сегодня рядом с нами.

«Ни одно общество, мчащееся навстречу грядущим бурным десятилетиям, не сможет обойтись без специализированных центров, в которых темп перемен искусственно сдерживается. Это такие анклавы, особые территории или заповедники прошлого, в которых реорганизация, новизна и выбор намеренно ограничиваются.

Такие возникающие сообщества не следует высмеивать; их нужно субсидировать как форму психического и социального страхования. Во времена чрезвычайно быстрых перемен более широкое общество, весьма вероятно, может совершить непоправимую, катастрофическую ошибку. Распространяя анклавы прошлого, мы увеличиваем шансы, что будет тот, кто в случае массового бедствия соберёт осколки.

Такие сообщества могли бы служить в том числе и экспериментальными обучающими механизмами. Так, дети из внешнего мира могли бы провести несколько месяцев в смоделированной феодальной деревне, живя и действительно работая так, как люди несколько столетий назад. Можно было бы сделать так, чтобы подростки в течение некоторого времени жили в типичном раннеиндустриальном сообществе и действительно работали там на мельнице или фабрике. Чем динамичнее общество, тем нужнее субобщества, перед которыми ставится специальная задача оставаться в стороне от новаций».

С этой точки зрения мы можем по-новому посмотреть и на школу. Вечно ругаемые инерция и «ретроградство» системы образования могут быть в чём-то повёрнуты таким образом, что сделаются её преимуществом. Любая самая обычная школа может послужить в какой-то мере «анклавом торможения перемен», берущим ребят под свою защиту от торжествующего «шока будущего». Шока, которым поражены сегодня большинство социальных структур и огромная часть взрослых жителей страны.

Правда, для этого учительским коллективам важно не выступать невротизированными «ретрансляторами» общественного напряжения — а осознанно занять ту или иную, но взвешенную и подходящую для себя, профессиональную позицию.

Здесь возникает и повод для нового взгляда на возможности школьных предметов. Скажем, атмосфера хорошего преподавания истории — разжигающая любопытство, стремление узнать, «что случилось потом» — это сам по себе замечательный «анклав», инструмент постепенного адаптирования детей к темпам и обстоятельствам сегодняшнего и завтрашнего дня.

Размышления и домыслы о прошлом — лучшая школа размышлений и домыслов о завтрашнем дне. Именно здесь можно учиться делать вероятностные, все более долгосрочные прогнозы, учиться воображать, анализировать и оценивать будущие возможности и вероятности. Привыкать оценивать открывающиеся альтернативные направления деятельности, заранее принимать пробные решения прежде, чем возникнет необходимость принимать решение окончательное.

Так «анклавы прошлого» оказываются в единой системе сообщающихся сосудов с «анклавами будущего».

Впрочем, на этой границе потребуются уже не столько инерционные, охранительные образовательные сценарии, сколько «авангардистские».