https://altruism.ru/sengine.cgi/5/28/26/3
Владимир Круглов. Застывшее время. Документальная повестьПервая смена. ОткрытиеВсем объявляю благодарность, прежде всего, восхищаюсь собой, умелой режиссурой. Б. П. Жидков Напуганные такими странными слухами, доносившимися до нас по телефону и не только, мы решили съездить в гости. Тем более, что и повод вроде как был — открытие первой смены, которое должно было состояться на третий день. Мы — это я, ваш покорный слуга, Роза Назифовна — еще один руководитель программы и наш главный начальник Людмила Ивановна. Стоял ясный июньский день, было в меру прохладно и в меру жарко, мы все погрузились в машину Людмилы Ивановны и отправились в путь. По предварительной информации открытие лагеря планировалось примерно на четыре часа и мы не торопились. Неспешно миновав Солнечногороск, мы приобрели в придорожной корчме два торта и шоколадки, чтобы порадовать вожатых, и наконец-то уперлись в черные железные ворота с надписью «Добро пожаловать». Бдительные охранники опять же тщательно переписали наши паспортные данные, и мы оказались в лагере. Солнышко на асфальте все так же подмигивало из-под кудрявых бровей, дети мельтешили повсюду, мы слегка обалдели от всей этой суеты, но тут выяснилось, что программа открытия такова: сначала торжественная линейка, потом концерт, а потом веселые старты. Мы успели обнять Светлану Анатольевну, и тут раздался горн, возвещающий о начале линейки. Кстати о горнах. Я уже рассказывал вам, что в лагере есть радио. Так вот, рядом с радио есть специальный компьютер, который точно по графику запускал звучание горнов, самых что ни на есть пионерских — помните «бери ложку, бери хлеб...» ну и так далее. Я, верный своей пионерской сущности порадовался, но немного удивился, а вот дети похоже привыкли и не заморачивались на сей счет. Так вот прозвучал горн и на площадке перед входом (на местом языке, как впоследствии выяснилось, это называлось — на солнышке) стали собираться отряды. Причем они строились как-то довольно странно, и лишь спустя некоторое время я понял скрытый смысл их действий — они собирались выходить на линейку строем. На крыльце, меж тем, появилась странная группа в лице полноватой, густо напомаженной тетеньки с огромным барабаном, который она положила на табуретку и трех мальчиков кавказской внешности с духовыми инструментами. Повинуясь сигналу директора, из висящего над крыльцом репродуктора донесся какой-то марш, а дети стали подыгрывать ему. Правда в силу ветхости репродуктора слышно его почти не было, слышно было только детей, да тетеньку, которая в редкие моменты отбивала им ритм на лежащем перед ней на табуретке барабане. Под этот замечательный аккомпанемент отряды нестройными колоннами вползли на линейку и застыли позади своих вожатых в желтых футболках нашего института. Директор громко скомандовал: «Равняйсь...Смирно!» и линейка застыла в ожидании. Скажу вам честно, я за то, чтобы дети занимались строевой подготовкой. Опыт кадетских корпусов, да и многих других заведений, где строевая подготовка — неотъемлемая часть убеждает в том, что строевая подготовка учит четкости, красоте движений, выправке, осанке — всему тому, что современным подросткам явно не хватает. Но как могут выйти строем на линейку дети, которые до этого никогда в жизни строем не ходили — можете себе представить. Разве что в школе на физкультуре, но не мне вам рассказывать как учат на физкультуре ходить строем. Я лично, прежде чем горячо любимый мной детский коллектив начал занимать первые места по строевой подготовке в общемосковском конкурсе «Гайдаровская поверка» тратил не меньше полутора месяцев, чтобы на ребят хотя бы было приятно смотреть со стороны. Дальше стало еще хуже. Стали сдавать рапорта. У меня сложилось впечатление что дети во-первых учили текст за несколько минут до линейки, а во-вторых — и самое главное — что они совершенно не понимают зачем они это делают. И что самое забавное — у каждого из так называемых командиров отрядов (ни разу не видел чем или кем они там командовали) видимо было свое представление о том как надо сдавать рапорт. Только этим можно было объяснить то, что кто-то из них подойдя к старшей вожатой о чем-то с ней интимно перешептывался около минуты и можно было только догадываться о чем они разговаривают. Кто-то печатая шаг с гордо поднятой головой останавливался за пять метров до старшей вожатой и лихорадочно выпаливал в воздух все что он успел запомнить, видимо боясь забыть. Ну и так далее. После рапортов стали выносить флаг лагеря. Тут мое избалованное победами в смотрах строя сознание не выдержало. Четыре ребенка одетые кто во что горазд (джинсы, рваные футболки...) медленно плелись вдоль строя и гроб в их руках смотрелся бы точно уместнее чем флаг. Потом начали произносить названия и девизы отрядов. Скажу честно — услышал я лишь один девиз — самого младшего отряда — они были еще без комплексов и кричали во всю силу своих юных легких. Остальные были трудноразбираемы и непонятны, все, кроме, пожалуй, еще названия и девиза первого отряда. «Утром не разбудишь, ночью не найдешь — вот так отдыхает наша молодежь». Впоследствии будущее показало, что своему девизу они соответствовали на все сто процентов. Как вы лодку назовете... После линейки (все ушли длинным строем — этаким червяком — под неизменный хрипящий репродуктор и трубачей) состоялся концерт. В уже знакомом нам актовом зале сцена была залита огнями софитов и когда почтенная публика уселась, на сцене появилась уже знакомая нам густо напомаженная тетушка и громко объявила: «Наш концерт открывает кружок юный барабанщик!» Я поудобнее завозился в кресле, предвкушая интересное зрелище и подозрения меня не обманули. На сцене появились уже знакомые нам трубачи, правда на этот раз их было два. Кроме них поднялись и прошествовали на сцену десяток ребят помладше в белых рубашечках и красных бумажных киверах. Они сели на табуреточки, положили перед собой на банкетку красные пионерские барабаны и взяли в руки палочки. Поскольку довольно большую часть своей пионерской молодости я посвятил подготовке групп барабанщиков мне стало очень интересно, потому что я в силу наивности своей полагал что на пионерском барабане можно играть исключительно стоя. Будущее показало, как я ошибался. Возникла небольшая заминка — оказалось третий трубач потерял кивер и бегал за ним куда-то а зал терпеливо ждал, но вот наконец знакомая нам уже тетушка взяла в руки те же неизменные барабанные палочки, взмахнула ими... Скажу честно, ребята-трубачи играли замечательно. У меня глядя на них даже появились кое-какие мысли по поводу своих ребят, но речь не об этом. Мне было интересно, что будут делать барабанщики. А они — внимание! — взяли в руки палочки и стали ими отбивать ритм мелодии, опуская их синхронно на барабаны, две палочки сразу вместе. Я понял, насколько разнообразен мир и сколько интересного я в своей жизни еще не видел. Потому что такого способа игры на пионерском барабане я еще не знал. Оттрубив и отбарабанив ребята уступили место следующим номерам. Это было уже не так интересно, поэтому пройдусь пунктиром — девочка радостным голосом читает по бумажке стихи как ей хорошо в лагере «Солнышко»... Трое девочек танцуют «Шахматный танец» — из них троих легко понять какая девочка знает танец, а какие пытаются повторять за ней движения и все равно у них не получается... Мальчик в белой рубашечке и в очках играет на фортепиано что-то очень серьёзное... Ну и так далее. Завершал этот милый паноптикум неизменный кружок «Юный барабанщик». На этот раз к ним подключился пианист и вместе они сыграли несколько известных мелодий — что-то вроде «Выходила на берег Катюша». Зал подпевал. После концерта планировались веселые старты, и я уже начал бояться после всего что уже было. Тем более, что на веселых стартах нас попросили быть жюри, хотя оценивать там особо было нечего — какая команда из трех побеждала объявлял в мегафон физрук а мы, услышав его объявление, гордо поднимали цифры «1», «2» или «3» чтобы создать видимость того, что мы тоже что-то делаем. В веселых стартах участвовало три команды. Команда вожатых — десять человек. Команда сотрудников лагеря — десять человек. Команда детей — десять человек. На мой наивный вопрос: «А чем займутся остальные сто девяносто детей?» мне было отвечено, что они будут болеть. Я внимательно наблюдал и понял, что те двадцать-тридцать ребят (в основном младшего возраста) которые остались рядом с площадкой были озадачены скорей не столько стремлением поболеть за кого-то сколько желанием посмеяться, потому что свое название «веселые старты» в данной ситуации оправдывали в полной мере. Не из-за конкурсов, нет. Скорее из-за участников. Дело в том, что команда сотрудников лагеря, возглавляемая директором, была отнюдь не молодежной. Скорее наоборот — средний возраст спортсменов вышедших на поле был где-то за пятьдесят. Скажу честно, я замирал, когда эти женщины пытались совершать кувырок на матах или пролезать в «мышиную норку» — цилиндр из поролона. Почему-то возникло чувство жалости к ним и заглушить его я не смог как ни пытался. Великовозрастные детки (а в детской команде был в основном первый отряд — пятнадцать лет, рост метр восемьдесят и косая сажень в плечах), как водится, выиграли и очень этому обрадовались, пожилые воспитательницы переводили дух и поздравляли их, украдкой вытирая пот со лба, и натянуто улыбались. Большая часть детишек к этому времени разбрелась по территории и занималась кто во что горазд — кто-то играл в футбол, кто-то в бадминтон, старшие ребята вереницей потянулись курить, малыши бегали и визжали... Мы, было, засобирались домой, но директор перехватил нас и пригласил в свой кабинет «откушать чем бог послал». Бог послал его в этот день вареной картошечкой с красной рыбкой, бутербродами с красной икрой, различными колбасками и сырами, а также армянским коньяком, водкой и шампанским. Мы отказываться не стали — все-таки большое дело человек сделал, открыл летний оздоровительный сезон. Коньяк был разлит в рюмки, были произнесены подобающие случаю тосты, кроме нас и директора приглашена к столу была Татьяна Александровна — тот самый заместитель директора по воспитательной работе. Мы немного посидели, потом подарили директору вазу, которая полгода пылилась в кладовке у нас в институте, и поехали домой. Впечатление было неоднозначное.
|