Владимир Круглов. Застывшее время. Документальная повесть
Самое начало. Инструктив
Нам здесь помягче наложат, а вам — отбросы...
Б. П. Жидков
Незадолго до нашего выезда в лагерь было принято решение вывезти студентов, согласившихся на эту авантюру собственно на поле боя, т.е. в лагерь. Правда «вероятного противника», т.е. детей там пока не было. Это было сделано с несколькими целями. Во-первых чтобы попытаться рассказать студентам что им все-таки предстоит, во-вторых чтобы своими глазами увидеть где нам предстоит воплощать в жизнь свое разыгравшееся воображение и в-третьих посмотреть на администрацию этого места про которую к этому времени мы уже были достаточно наслышаны.
Итак, наступил день (долгожданный обычно пишут в таких словосочетаниях, но тут не знаю — вряд ли все-таки долгожданный), мы сели в автобус около метро Войковская и поехали. Немного задержались, ибо один из студентов, некто Вова в последний момент потерялся. Спустя некоторое время он счастливо нашелся и мы поехали. Не обошлось без пробок, но спустя каких-то полтора часа мы были на месте. Автобус остановился у решетчатых ворот, мы вышли. Охрана дотошно проверила какие-то документы у водителя и нас подвезли к корпусу, в котором нам предстояло жить.
Довольно ухоженная территория представляла из себя примерно два квадратных километра на которых разместились небольшой прудик размером где-то десять на десять метров огороженный заборчиком (позже я с удивлением узнал что в этом прудике ловят рыбу — функционирует кружок «Юный рыболов». Ни одной пойманной рыбы к сожалению не видел), футбольное поле заросшее бурьяном (о нем чуть позже), огороженные проволочной сеткой волейбольная площадка и поле для мини-футбола. На территории там и сям торчали разные лазалки, качели и прочие малые формы, но мне больше всего понравилось несколько костровых мест, устроенных из распилов старых лип. Правда, к сожалению ни одного детского костра на этих костровых местах при мне не прошло.
Центральная аллея, начинающая от ворот с КПП и охранниками, дотошно проверяющими документы у всех входящих упиралась собственно в здание лагеря, которое представляло из себя обычную трехэтажную школу, «самолетик», каких в Москве сотни. Правда слева и справа у здания были пристройки где, как выяснилось впоследствии, разместились медицинский блок и отрядные комнаты.
Вся территория была огорожена бетонным забором, а со стороны футбольного поля к забору была приставлена небольшая лесенка. К лесенке вела хорошо утоптанная тропинка. Как позже стало известно, по этой лесенке лазит директор, дачный участок которого располагался аккурат по ту сторону забора. В дальнейшем во время нашего пребывания на участке ежедневно звенели циркулярки, тюкал молоток и рос двухэтажный коттедж из темного бруса. Надо полагать, на нажитые непосильным трудом доходы.
К слову говоря, мне в ходе моей трудовой деятельности довелось побывать директором государственного учреждения, но на мою заработную плату я себе коттедж позволить не мог. Мне с трудом хватило на новую мебель и стиральную машинку.
Но это, впрочем, вопрос личной ловкости рук.
На заасфальтированной площади перед центральным входом рабочие торопливо докрашивали огромное желтое солнце на асфальте игриво глядящее из-под кудрявых бровей. Довершал ансамбль лагеря десяток разбросанных по территории детсадовских веранд на которых были крупно выведены буквы: «4 класс А», «7 класс Б» и другие.
Для начала нас отвели в актовый зал, который располагался как и положено в таких зданиях — по переходу и на второй этаж — и началась собственно программа инструктива.
Пару часов мы внимали инспектору по охране труда, который зачем-то объяснял вожатым как начисляется их пенсионный стаж и прочие вопросы, которые вожатых пока что не очень волновали. Но наши вожатые оказались людьми стойкими и воспитанными и виду не подавали. Я тем временем воспользовался возможностью и осмотрел зал.
По меркам учреждений образования зал впечатлял. Чувствовалось что на его оборудование потрачено довольно много денег. Много — понятие растяжимое, поэтому для неосведомленных с ситуацией внутри школ людей поясняю. Если у школы есть парочка-троечка мультимедиа проекторов — это нормальная школа. Если в зале есть звуковая аппаратура — усилитель, микшер, колонки — это хорошая школа. (В нормальных есть только музыкальный центр). Если есть еще и световая аппаратура — цветомузыка, стробоскоп — это отличная школа. Здесь было все. В углу зала была фанерная радиорубка где блестела кнопками и верньерами вполне продвинутая звуковая аппаратура. В зале были световые софиты, прожектора, световая пушка, проектор, подвешенный на потолке (поясняю — в обычных школах проектора есть, но поскольку их мало, то их обычно носят из класса в класс и в актовый зал приносят в случае необходимости).
Меж тем доносились отрывочные сведения о трудовых спорах и это меня вернуло к действительности и немного напрягло — поскольку постепенно к нам на лекцию подтянулись местные сотрудники — видимо вышеупомянутые воспитатели — которые жадно внимали словам лектора.
В одну из пауз, когда лектор переводил дыхание директор (мы тогда еще не знали, что это был он) поинтересовался у сотрудников, сидящих на задних рядах, что это они вдруг решили послушать лекции.
— Ну да, мы хотели бы послушать...», — испуганно откликнулся кто-то с задних рядов из-за спины.
— Хорошо послушайте, тогда домой на это время уйдете позже, — парировал директор и я напрягся еще больше.
Тем временем специалиста по охране труда сменил суровый работник из службы техники безопасности, и стало еще страшнее.
Ну, во-первых, мы узнали, что на футбольном поле, которое находится на территории лагеря ни в коем случае нельзя играть в футбол. Почва неподготовлена, и дети могут упасть и сломать себе ногу (руку, шею...).
Мы выслушали множество душераздирающих историй о страшных катастрофах, которые последовали из-за злостного нарушения норм техники безопасности и грубого пренебрежения различного рода инструкциями. Чуть позже я убедился, что инструкциям-то в этом лагере, конечно, следовали, и разнообразные нормы соблюдали, но все это разбивалось о суровую лагерную действительность.
Ну например, ежевечерне на каждый этаж с детскими палатами привозили целый пластиковый баллон воды который ставился в кулер — аппарат, который эту воду мог греть а мог выдавать холодной — ну я думаю вы знаете, такие сейчас есть во многих офисах. Применительно к лагерю называется это питьевой режим — детки должны иметь возможность пить воду когда они захотят — до отбоя или ночью если вдруг приспичит. Замечательное дело, вот только однажды мы с моим товарищем набрав из кулера воды в чайник и вскипятив его удивились странному запаху и цвету воды — от нее несло канализацией и цвет был какой-то желтоватый. Пить эту воду мы не рискнули, в отличие от детей, которые в эту ночь, как впрочем и в остальные, выпили весь баллон до дна — как просто так, холодную воду — так и горячую — заваривая чаи, роллтоны и прочее.
Впоследствии выяснилось, что провидение нас спасло ибо странный цвет и запах вскипяченной воды объяснялся очень простой причиной — в почти полный баллон стоящий на кулере кто-то из старших ребят вылил кружку мочи заботливо принесенную из туалета. Вот такой вот питьевой режим получился. К слову о нормах и инструкциях, которые предусматривали исключительно личные стаканы у каждого ребенка и недопустимость пользоваться общими стаканами, стоящими у кулера.
Но вернемся в зал. Там предыдущего оратора уже сменили медики, которые с не меньшим ужасом повествовали о предрасположенности неокрепших детских организмов к простудным заболеваниям и грозили разнообразными карами тем вожатым и воспитателям, которые не уследят за тем, что ребенок будет гулять в мокрой после дождя одежде или обуви. Я, в общем-то, полагал, что пойти переодеться ребенка гуляющего в мокрой одежде или обуви, логичным образом отправит любой взрослый который это обнаружит, а тем более вожатый, который будет гулять очевидно рядом с этим ребенком, но в глазах медиков читалась исключительная избранность и четкое ощущение того, что они — единственные в мире люди призванные стоять на страже сухих ног, а все окружающие их — злые и коварные люди, только и ждущие момента чтобы кинуться на ребенка и ни в коем случае не дать ему переодеть мокрые носки.
После медиков первую половину этого четырехчасового сидения на одном месте завершил директор. Он говорил мало, но уже этим выступлением он заронил в меня понимание того, что демонстративности и завышенной самооценки этому человеку не занимать.
Потом нас повели на обед в столовую, где стандартный набор из горохового супа, картофельного пюре и котлеты разнообразило 15 икринок красной икры на отдельной тарелочке.
После обеда все пошло побыстрее — говорила заместитель директора по воспитательной работе Татьяна Александровна — говорила много, путано и неясно и создала о себе впечатление женщины с благими намерениями, но не владеющей способностями эти благие намерения воплотить. Как показала дальнейшая жизнь, именно так и оказалось.
Потом нам было дано некоторое время на внутривожатскую работу и мы их потратили с толком — провели тренинг на командную работу и хоть немного времени провели на улице. Вечер тоже прошел хорошо — сделали вечер пародий, посмеялись, потом провели свечку (для несведущих — общегрупповая рефлексия, подведение итогов, когда группа садится в круг вокруг свечи и обменивается впечатлениями о прожитом дне или проведенном деле. У такого разговора есть свои правила).
На втором и третьем этаже, где у школ обычно классы располагались спальни. Коридор был застелен красивой ковровой дорожкой, вдоль стен были расставлены кожаные диваны. Широкие двери открывали проходы в спальни, около которых на стенах коридора были развешены таблички: «4 класс мальчики», «7 класс девочки» и другие. В спальнях царил идеальный порядок — ровненько застеленные кровати, торчащие уголком подушки, прикроватные коврики, шкафы и тумбочки. Над всем этим витал запах накрахмаленного белья и быта.
Возникла какая-то неясная путаница с бельем, которое мы до этого получали в мрачной, полной суровых агрегатов прачечной, но она быстро разрешилась. Мы легли спать.
Наутро нас покормили завтраком (рисовая каша, кукуруза и кусочек красной рыбы на тарелочке) и вожатые-студенты уехали в СЭС сдавать анализы. Вся эта процедура происходила по той причине что ни в коем случае нельзя допустить, чтобы к детям прокрался человек, способный их заразить различными жуткими заболеваниями, например желудочно-кишечными. Все было очень серьезно, но как всегда гладко было б на бумаге. Пример с кулером уже приводил, повторяться не буду. Поверьте, различных ситуаций такого плана было более чем достаточно.
Да, до отъезда в СЭС вожатых попросили срочно заполнить анкеты для «определения расстановки на отряды». В переводе на русский язык это означало, что предполагается из этих анкет выяснить, кому из вожатых предпочтительно с каким возрастом детей работать. Вожатые заполнили анкеты, и эти анкеты куда-то увезли. Исходя из этого мы предполагали, что в дальнейшем нам расскажут, кто же из вожатых будет на каком отряде работать. Каково же было наше удивление, когда непосредственно перед заездом первой смены нас попросили прислать список вожатых с указанием того, КТО НА КАКОМ ОТРЯДЕ СТОИТ. Мы удивились, пожали плечами и послали. Судьба анкет осталась покрыта мраком неизвестности.
После приезда из СЭС мы еще немного поговорили, а потом собрались и уехали домой. Из этого выезда лично мной были вынесены следующие выводы.
Кроме директора в лагере есть куча людей озадаченных программой, которую вроде как было договорено отдать на откуп нам. Присутствовала заместитель директора по воспитательной работе Татьяна Александровна (зачем — если программа наша?), женщина непонятной должности по имени Элла Леонидовна, которая сообщила, что в прошлом году была старшей вожатой (ей было в районе пятидесяти лет), а этим летом она планирует руководить пресс-центром (что за пресс-центр? Что он будет делать?), а также куча кружководов и прочих физруков.
Отступать, собственно, было некуда, хотя я уже большое количество раз пожалел что ввязался в эту загадочную авантюру, которая, по всем признакам, ничего хорошего не сулила. Однако карты были розданы и теперь оставалось только сделать все возможное чтобы в данных граничных условиях тем не менее решить поставленную задачу. А задача, кстати, перед нами была поставлена довольно масштабная — вышеупомянутый Департамент образования попросил нас помочь «поднять» этот лагерь из которого каждое лето бегут вожатые-студенты, которых присылают разнообразные институты и колледжи.
Нам было поручено разобраться в обстановке методом «разведка боем» и попытаться нормализовать ситуацию. Мы приняли данное руководство к действию и вот, собственно, что из этого вышло.
