Александр Карнишин. Будни директора школы
«Зачет»
— А почему у меня «четверка» за полугодие по истории?
Весь класс, в котором вел историю директор школы, уже вышел, а эта ученица осталась. И теперь стояла перед ним в позе и с выражением лица богини справедливости и правосудия.
В классе эту девочку немного недолюбливали за постоянно недовольное выражение лица. Она смотрела вокруг как-то слегка высокомерно. И говорила со всеми как-то нехотя, «через губу». Когда говорила о школе, учителях, предметах, одноклассниках, так и слышалось, что все время подразумевается «ЭТА школа», «ЭТИ одноклассники», «ЭТИ учителя», теперь вот «ЭТА история»...
— У тебя «четверка», потому что ты не отвечала темы, а тесты сдала на «четверку», — спокойно ответил директор школы. Он всегда старался говорить спокойно. И с учениками, и с учителями.
— А вы меня не спрашивали!
— Как же мне тебя спрашивать, если ты руку не поднимаешь и желанием не горишь? Вон, кто знал — руку поднимали. И кому надо было — тоже руку поднимали. Ты или не знала, или тебе не надо было...
— Я знала! А вы мне — «четверку»!
— ...И что теперь? — он без всякого интереса смотрел на нее. Внизу уже ждали завучи, надо назначать педсовет, надо проверить, что там получается с расписанием на третью четверть, надо позвонить коммунальщикам, чтобы за зимние каникулы не выстудили школу, надо проверить журналы выборочно (есть список, за кем нужен глаз да глаз)... Дел много. А тут вот еще и разговоры с учениками.
— Примите у меня зачет!
— Что, прямо сейчас? Только что был урок. На уроке ты руку не подняла. А после урока, извини, у меня уже намечены дела.
— Но я же готовилась! Примите зачет!
— Не сегодня, извини. Дел много, — он захлопнул журнал, сунул его подмышку и пошел совещаться с завучами.
На другой день она встречала его у порога школы, к открытию.
— А сегодня вы примете зачет?
— Сегодня у меня совещание в гороно, а потом совещание по теплу в исполкоме... Так что — нет.
— А когда? — она стояла и ждала с таким выражением лица, что было ясно: будет ходить и долбить в одну точку столько, сколько понадобится.
— Вот ведь, какая... Настойчивая..., — директор подумал минуту, глядя на нее. — Ну, готовься. В пятницу. У меня в кабинете. В два часа, после уроков.
— Хорошо, — кивнула она. — Я приду.
В пятницу ровно в два часа дня в дверь кабинета директора раздался стук:
— Можно? Я на зачет!
Он поднял голову от бумаг, в которых закопался по уши, посмотрел непомняще.
— А-а-а-а... Да-да. Зачет. Сходи за журналом, скажи, что директору на зачет. Скажи, сейчас отдадим.
Через пять минут журнал лежал на его столе.
— Та-а-ак, — открыл он нужную страницу. — Значит, говоришь, учила? Готовилась, говоришь?
— Да! — подняла она нос кверху. — Я готовилась!
— Ну, что ж..., — он поставил жирную «пятерку», зачеркнув «четверку» и написав сбоку, что исправленному можно верить. А потом закрыл журнал, протянул его ученице, стоящей перед столом.
— Все. Можешь отнести...
— Как это?
— Ну, ты же готовилась? Ты же считаешь, что знаешь на «пятерку»? Что «четверка» тебе — незаслуженно? А я тебе доверяю. И если так, то зачем нам тратить время и нервы?
— ...Я же готовилась! Я ночью читала! — краска бросилась в щеки, заблестели предательской слезой глаза.
— Я верю. Поэтому, смотри, поставил тебе твою «пятерку». Ты же этого от меня хотела? Все. Можешь идти.
— Вы издеваетесь?
— Нисколько. Ты учила. Я тебе верю. Оценка, которую ты из меня выжимаешь, поставлена. Какие еще вопросы?
Она еще с минуту постояла перед его столом, но директор уже опустил голову к бумагам, на которых требовалось вывести подпись и пришлепнуть печать: та еще работа, требующая сосредоточенности. Повернулась, медленно вышла, аккуратно прикрыв дверь. Больше до конца года индивидуальных зачетов она не требовала.
За год по истории у нее красовалась «четверка».
