Андрей Русаков. Эпоха великих открытий в школе 90-х годов. Фестиваль реки снов. Киевский педагогический клуб.

Педагогический фестиваль

Река Снов. Засыпая и просыпаясь... Унывая и ободряясь... «Бессонниц, лёгких вдохновений, утекших и увядших лет, ума холодных наблюдений и сердца горестных замет», — писал о чём-то Пушкин — и нам то и дело бормочется подобная чехарда, но в ней куда реже мелькнет искра гения. «...Я воды Леты пью; мне доктором запрещена унылость». Мы сильно поумнели за последние годы — количество приобретённого ума строго соразмерно числу утраченных надежд. Большинство даже самых деятельных людей сегодня где-то в глубине души заражено смертельной усталостью; все очень устали и особенно устали надеяться. А надеждами держится человеческое сознание; без них оно мгновенно дряхлеет и просится на покой в глухой угол под лоскутное одеяло обрывочных мыслей. Лихорадочно включаясь в какие-то дела и вновь падая без сил от тоски, погружаемся мы то в аморфную, утомительную дремоту, то в безысходный ломаный ритм — пока размытость наших ощущений не прервётся всплеском, взрывом, фейерверком.

Словно шоковая терапия против запущенных недугов образования, были выведены в восьмидесятые годы рецепты педагогических фестивалей. До газеты Владимира Матвеева и начала деятельности клубов «Эврики» вряд ли кто предполагал, что случайный посетитель семинара по обсуждению больных профессиональных проблем может уйти с убеждением, что на свете нет ничего интересней, ярче и многообразнее педагогики. Не главная ли заслуга «Эврики» и состояла в появлении этих саморазвивающихся спектаклей: с заданным, но непредсказуемо меняющимся сюжетом; с блеском развлекательного шоу — вдруг задевающим то интимные струны, то загрубелые насущные беды; с внезапными вспышками нового понимания вещей — разрешающими одни сомнения и зароняющими другие; со сценическим пространством то собирающимся в одну круговерть, то разбегающимся на автономные сферы; с труппой и залом — где главные актёры и самые случайные зрители вдруг вступают в состязание по поводу настоящей главности — и меняются ролями; с поединком организаторов, пытающихся удержать ситуацию и её смысл — и самой подшучивающей над ними ситуацией и внезапными преображениями смыслов...

Основатели Киевского клуба сами принимали активное участие в рождении того фестивального стиля. Свидетели вспоминают, например, о таком происшествии: «Учительский семинар в Монино успешно заходил в глухой угол: нудные беседы, насупленность, костюмы и галстуки. И когда ситуация казалась абсолютно безнадежною. Люба Новохатская вместе со своей подругой Верой Зоц схватили одного из организаторов семинара за-руки-за-ноги, раскачали — и кинули в бассейн. Утратив официальный вид, он мгновенно стал проще и утратил неприличную солидность. И на семинар вновь вернулась атмосфера праздника идей».

Родившийся жанр педагогического фестиваля как бы и не создал ничего нового, но сумел соединить заведомых антиподов так, словно это само собой разумелось: богемную атмосферу кинофестиваля с научной конференцией; коммунарский сбор с игротехникой методологов; серию обучающих семинаров с КВН; политический митинг с присущей ему демагогией — и педантичный анализ проекта новой школы; заседание педсовета — и магию театрального зрелища...

Фестиваль — это в определённом смысле и есть концентрированное сообщество, предельно сжатое в пространстве и времени. Фестиваль всегда умнее своих организаторов. Его результаты нельзя спроектировать заранее — но почти всегда они оказываются интересней замысла. Чем насыщенней его пространство непредсказуемыми встречами, впечатлениями, дискуссиями, симпатиями и антипатиями, чем интенсивней закручена в нём жизнь — тем заведомо интересней будут порожденные здесь импульсы. Хотя ему и не стоит чересчур доверять — патетическое и комическое здесь слишком легко меняются местами.

Конечно, не фестивали решают главные проблемы; одними всплесками и фейерверками жизнь не устроишь. Лучший способ постоянного самообучения известен — просто ходить друг к другу на уроки. Но на обычные уроки, а не на «открытые» образцово-показательные; присутствовать при парадном представлении красиво — но абсолютно бесполезно. Но так ли легко учителю пригласить на свой обычный урок и напроситься на чужой? Для этого нужно привыкнуть видеть в посетителях не оценивающие и проверяющие инстанции, а своих коллег, возможных помощников и советчиков. Культивируемые на фестивалях модельные уроки и учительские семинары служат наиболее удобными формами перехода от официальных отношений к доверительным.

Но не пир ли во время чумы — эти образовательные шоу в эпоху тотальной учительской нищеты? Трудно сказать. Фестиваль — это ведь не обязательно дорогостоящая акция в лучшем дворце областного центра с нанятыми варягами-организаторами. Сам фестивальный стиль живого, насыщенного и продуктивного общения вполне мог бы стать уже и общепринятым, и финансово скромным. Как он стал необходимым и привычным для наших киевлян и черниговчан, по крохам собирающим средства на любые затеи.

♦

Все педагогические мероприятия можно смело разделить на две категории: те, где царит дух начальства, и те, где пахнет детством. События на реке Снов, собственно, и начинались с детей — с трёхнедельной летней школы, где ребята работали со своими и чужими учителями физики, математики или украинского в обстановке, максимально удалённой от классно-урочной. А на этом фоне, чем дальше, тем больше вырисовывались подобия коммунарских сборов, потом августовские педсоветы, потом педагогические мастерские и обучающие семинары, дискуссии и микроконференции.

Первый из главных организаторов фестиваля на реке Снов — Черниговский Педагогический лицей и его неутомимый директор и лучший друг наших киевлян Ганна Васильевна Коломиец.

Проблема подготовки сельских учителей, которую взялся решать лицей, долго была больной для всей Черниговщины. Понятно, что ребятам из областного центра поступать в институт куда легче — но почти никто из них не согласится потом отправиться надолго работать в сельскую глубинку. В связи с этим и возникло это вряд ли имеющее аналоги учебное заведение. Набирают в него склонных поступить в Пединститут старшеклассников со всей области за исключением самого Чернигова. Постепенно на его орбите оказались и сами сельские школы, и студенты, и молодые учителя, и директора, и взрослые деятели культуры. Год за годом лицей всё больше походит на центр общественно-культурной жизни Чернигова, да и всей области; для множества людей он уже превратился в едва ли не главный живой символ Черниговщины.

Впрочем, вряд ли удалась бы идея Лицея, если бы Ганна Васильевна не смогла бы привлечь своих институтских студентов; а их институтская компания обязана в свою очередь целому выводку ребят из 59 школы. Студенты, лицеисты и учителя 59 школы и составляют триединое ядро черниговского педагогического клуба, столь же неофициального, сколь и киевский.

Третий коллективный организатор уже из Киева — одна из самых интересных киевских школ, 182-я, директора Юрия Георгиевича Соколова. Вера Николаевна Зоц — ее научный руководитель. Соколов сделал за несколько лет свою школу одной из самых интересных в Киеве за счёт, пожалуй, двух вещей: притягивания к школе на разных основания всех лучших учителей, до которых удавалось дотянуться — и остроумной организационной модели.

«Нельзя найти идею, которая объединяла бы всех», — часто говорит Вера Николаевна. Действительно, если пытаться перестроить школу на полторы тысячи учеников в одно, и притом творческое, русло — то встаёт суровая задача по превращению нескольких десятков учителей в единомышленников. А нельзя ли устроить свою огромную школу как сконструированную из нескольких маленьких? Из нескольких взаимосвязанных, но автономных блоков? Так выделился внутри школы сначала Русановский лицей для старшеклассников. Потом определился круг людей, работающих с подростками по эксперименту, в котором предметные дисциплины сменились бы на интегративные курсы. Потом — круг участников околокоммунарских дел. Сейчас кто-то думает над вальдорфским детским садом и классом в начальной школе. И так далее.

Кроме старых знакомых на фестивале оказались несколько гостей, занесённых случайными, но судьбоносными ветрами. Таким незапланированным событием, заметно изменившим ход обсуждений, стало появление Миколы Ивановича Ступака, учителя истории, языка и литературы и директора сельской школы под Нежином. После ряда интересных диспутов его попросили преподать учителям свой урок, на что он охотно согласился.