Андрей Русаков. Эпоха великих открытий в школе 90-х годов.

Винницкий «Аист»

Дорога от свободы к культуре

Десятилетие самой знаменитой семейной школы

Семья превращается в род

— Менялось ли с годами понимание того, что такое «семейная школа» и для чего она предназначена?

— Первоначально школа создавалась людьми, у которых были хорошо налаженные отношения вне школы. Родственники, друзья, родственники друзей... Кроме кровных связей, существовали и иные: я изумлялся вначале, что буквально каждый ребёнок имел в школе или крёстную мать, или крёстного отца. С годами принцип формирования школы изменялся. Когда мы теперь набираем классы, то люди зачастую совсем не знают друг друга. Процесс слияния в семью идёт в ходе формирования класса.

— Но всё равно получается так, что когда приходит одна семья (пусть даже нам раньше неизвестная) — она тянет за собой друзей, знакомых, соседей и так дальше. Этот фактор постепенно становится определяющим; среди новых людей в школе «друзья друзей» опять становятся всё более весомой частью.

— Вначале школа действительно ощущала себя одной семьей; теперь она уже слишком большая, чтобы быть такой тесной. Но, наверное, атмосфера какая-то сохранилась. А уровень отношений, характерный для «Аиста» первых лет, переходит на класс. В масштабе класса семейный уклад отогревается и сберегается. Особенно это видно классу к седьмому-восьмому. Тут уже сами дети почти по-родственному близки между собой. А школа теперь — это словно ряд семей. Как большой род получается.

— Заметим, сколько у нас тут сегодня выпускников, и всегда их бывает много на школьных событиях — что-то тянет их прийти и снова быть вместе. А для нас ведь вопрос будущего: приведёте ли вы, выпускники, своих детей в нашу школу?

Если это будет действительно так, то школа преодолеет свой критический возраст, перейдёт на второй круг. Когда ваши трёхлетки придут в наш садик, то семейные связи снова сомкнутся.

— Я попала в «Аист» через год после его создания, когда в школе было сорок человек. И вдруг я поняла, что я не контролируема преподавателями. Я могла ничего не делать в течение целой квинты (на которые здесь делится учебный год), а на зачетной неделе могла ответить весь объём того, что мы проходили. Я распределяла работу, как хотела.

До этого я училась в нескольких школах. А здесь я столкнулась в свои 12 лет с понятием свободы. И ощутила отношение к себе не как к ребёнку, а как приближенное ко взрослому, как к коллеге; это было ни с чем не сравнимое ощущение. Я знаю, что «Аист» — единственная школа, которой я бы могла доверить своего ребёнка. Знаю, что здесь его научат тому, чему бы я хотела, чтобы его научили. Что его примут не как дискретную единицу некоего потока, а как особого человека.

А понятие семейственности всё-таки не изменилось, а скорее модифицировалось. И по-прежнему перед приёмом в школу первоначально происходит общение с ребёнком и его семьей вместе.

— Ведь мы принимаем в школу, не ребёнка, а семью. И не просто папу и маму. А принимаем дедушек, бабушек, племянников; и мы знаем, что на наши праздники будут приходить их дяди и тёти, соседи, близкие и дальние друзья.

Человек в переливах традиций

— Что позволяло удерживать в постоянно меняющейся школе нечто главное для вас?

— Культура ~ это же передача традиций. Когда возникала школа, сразу шла отладка традиций. Та же традиция семейственности. Традиция умения работать в команде, а не быть учителями-солистами. Традиция абсолютного уважения друг к другу. У нас в коллективе нет соперничества; у нас каждый заинтересован в росте другого. Сложилось такое удивительное содружество и разделение ответственности. Традиция духовного воспитания. Традиция духовного пения по утрам. Когда-то (отчасти оттого, что много -детей «Аиста» учились ещё и в художественной школе, в музыкальной) возникла традиция колядования на Рождество. Ватага ребят была организована очень профессионально. Они брали музыкальные инструменты, надевали костюмы и ходили по домам. Мой сын — из первого выпуска «Аиста» — уже пять лет живёт в другой стране. Вот он звонит и поет по телефону колядку, а потом несколько раз перебивает и спрашивает: «Аист» колядовал в этом году?» А я проболела и не знала. Он снова и снова спрашивает: «Но «Аист» колядовал в этом году?». Видимо, такая была у них своя большая радость, когда они ходили и приносили радость в другие дома. Ему там не достает этого. Да это и как проверка: если «Аист» колядовал, то всё в порядке.

Про ещё одну из традиций ребёнок написал в сочинении в шестом классе: «Эта школа доброжелательная и миролюбивая. Сюда приходят с миром и уходят с миром». Ещё традиция — открытость, сюда можно прийти со знакомыми, незнакомыми, школа открыта разным добрым влияниям, и она сама несёт эти добрые влияния. Собственно, для нас школа — это открытая культурная система, недаром она получила статус «школы ЮНЕСКО». Есть разные традиционные, еженедельные формы общения — Английский клуб, Музыкальная гостиная, разные кулинарные традиции; школа всегда остается хлебосольной, несмотря на все кризисы. Очень важно, что здесь любой человек чувствует себя очень естественно. Вчера было видно, как гости, даже не зная языка, начинают петь с нами, включаются в наши формы общения...

— А так год на год не похож. В школе с каждым годом меняется очень многое. Стабилен разве что экономический кризис. Но учителя растут очень активно и сильно. Экономически все крайне тяжело, а интеллектуальный, эмоциональный, духовный рост людей очень значителен.

— Про психологический же климат я не думаю, что он в школе зависит от психологов. Бывают, наверное, особо тяжёлые ситуации, в которых нужен профессиональный психотерапевт. А всё остальное — это дело учителей, да и родители сами оказываются психотерапевтами для других родителей.

— Я много думаю о Татьяне Павловне, о том, что она сделала для школы, для каждой семьи отдельно. Много лет она как бы и выполняла роль психолога, или, во всяком случае, посредника между семьями и школой. Я это наблюдала сотни раз. К ней можно было прийти со своим каким-то непониманием школы — и час, два, три часа она сидит и разговаривает с папой, с мамой, или поочередно с ребёнком и с семьей, или со всеми сразу. И помогает разобраться, что же такое происходит. Сейчас уже не так просто ответить всем, но словно и силы удесятерились за десять лет.

— Когда мы были маленькие, было принято время от времени всем попечительским советом встречаться с каждой семьёй, дать людям выговориться, какие-то вещи важные для взаимопонимания обозначить. Это тоже было страшно изнурительно. Сейчас мы в полной мере этого себе не можем позволить... Но принцип в общем-то сохранился.

— У нас не возникало потребности в особых школьных психологах, но когда ряд родителей объединяет одна проблема (не важно, имеет ли она прямое отношение к детям или нет), мы собираем родительский семинар, приглашаем профессионального психолога. Это может быть и теоретический семинар, и тренинговый, и со взрослыми отдельно, и вместе с детьми.

Школа для взрослых

— Семейная школа поневоле становится ещё и центром образования взрослых? Это с самого начала было понятно?

— Да, у нас в уставе записано, что цель школы — создание условий для самореализации каждого ребёнка, учителя и родителя. Это предполагает, разумеется, особую работу со взрослыми.

— Как только у родителей возникает отчуждённое, ироничное отношение к школе, так школа начинает терять ребёнка. И помочь всё труднее.

— Есть и другая сторона. Если ребёнок развивается и учитель тоже, а родители — нет, то возникает критическое, отчуждённое отношение ребёнка уже к своим домашним.

— Мы стараемся помочь родителям собираться по самым разным поводам и в разных сочетаниях. Есть родительские семинары — это как бы разговорный жанр. Иногда ты участвуешь в нем, иногда ты только слушатель, впитываешь то, что говорят рядышком, а при этом сглаживаешь в себе очень много. И вот получается: родительские собрания классные, родительские семинары, семинары после поездок, собрания образовательные (далеко не только психологические). Очень часто, когда в совместных делах несколько классов соединяются, завязываются родители разных классов между собой. Они видят и обсуждают: «А, вот какие проблемы будут у меня в будущем году», — или «Ой, а я это уже пережил!» Ведь большая семья — роскошный случай. Когда все в разном возрасте, то нет чувства перепрыгивания с одной заранее неизвестной плоскости на другую. Есть вертикаль, перспективность. И ты можешь путешествовать по этой вертикали. Маленький коллектив, взаимосвязанность многих людей и событий, постоянно заставляет путешествовать вверх-вниз. Это очень интересное образование, само по себе в чем-то осуществляющее реабилитацию взрослых и детей.

— Родители сами становятся заинтересованы в профессиональном росте учителя. Был и совсем особый случай: учитель выпускал третий класс, а родители знали, насколько учитель хочет поехать на семинар в Финляндию, и они спонсировали его поездку. Хотя вроде бы уже расставаясь с ним как с учителем своих детей.

— Школа выполняет роль призмы. Вот появляется новый ребёнок — он простого, белого цвета, мы его не чувствуем. Но вот он показывает себя в этом деле, в этом, в этом — и он расцвечивается. В походе он такой, за обедом абсолютно другой, за ученической партой — третий. И у родителей есть шанс увидеть ребёнка во всём спектре, в любой ситуации. Родитель в квартире привык к определённому облику ребёнка. И он возмущается, когда ему говорят: «Знаешь, он ещё и немножко другой»...

— Много случаев, когда родители видели много худших сторон своих детей, и не видят их лучших сторон. И когда школа показывала лучшие черты и таланты их сына, то меняла отношение родителей к нему. Ведь домашняя концентрация на негативе разрушает ребёнка.

— Откуда берётся эта концентрация на негативе? Мир настолько жестоко проехался по взрослым, что они приходят часто израненными, они хотят отыграться на своих детях. А у нас есть возможность, чтобы они успокоились, и тогда они меньше срываются на своих детях.

Разные комплексы родителей проявляются в ребёнке. Я не очень состоялся в жизни — зато я очень хочу, чтобы мой ребёнок состоялся. Но оказывается, что эту агрессию возможно потихонечку снимать.

— Почему у нас это получается? Наверное, оттого, что родители привыкают приходить к нам радоваться. Чаще всего. можно сказать, что нам особенно помогает экономический кризис. В этом мире, где радости и удовольствий мало, везде всё серо и тяжело, здесь человек отдыхает, ему говорят не о том, какой ребёнок у него кошмарный, а ему показывают, что ребёнок у него может и это, и это, и это, и какая-то радостная жизнь вокруг него происходит...

— Хотя у нас не все семьи приживаются. Кто-то выдерживает од, а потом приходится расставаться. То ли ребенок не выдерживает свободы, то ли у родителей всё-таки непреодолимый синдром отличника-медалиста, который помнит, как его учили, а тут видит, что учат не так. Что ни пытаешься делать, отношения разрушаются.

— А кто-то хочет педагогического обслуживания. Я вам сдал ребёночка, а вы из него сделайте то, то и то. Это тоже не наши родители. Нам важен тот, кто участвует в жизни школы.

— А зачастую и просто страхи съедают родителей, ведь нет сиюминутного результата. А программу в соседней школе проходят вроде бы быстрее. Что если отстанем!

Синдромы страха и синдром успеха

— А когда появилась уверенность, что подобные родительские страхи безосновательны? Был ли момент, когда стало понятно, что ожидания оправдываются?

— Внутри коллектива вера в то, что все получится, была постоянно. Ведь то, что делалось, делалось очень бескорыстно, с любовью. Ну, ошибаемся. Ну, исправимся. Но мы ощущали, что основания нашего дела здоровые и не могут дать дурных плодов.

— У меня стопроцентная уверенность появилась с нашим третьим выпуском. Ведь отдельной проблемой все эти годы было то, что очень часто вливались семьи по ходу, в седьмом, девятом, десятом. А это обычно были дети и взрослые, привыкшие к иному стилю отношений. И сперва начинается «разладка» привычных представлений, норм поведения. И каждый раз вопрос: а успеет ли все это в оставшиеся сроки наладиться по-новому? А когда таких ребят и семей случается большинство в классе? И вот с третьим выпуском мне стало видно, что всё равно получается.

Сейчас ситуация стабилизируется в том плане, что нет нужды набирать средние классы из чужих людей. Все «этажи» наши заполнены — от трёх лет и до выпускного класса. Если же приходит один-два-три ребёнка в уже сформировавшуюся среду — то и они приспосабливаются к ней, и среда приспосабливается, подстраивайся под индивидуальность каждого.

— Ещё нам помогают еженедельные коллегии. С чего начинали на каждой из них? Какие есть проблемы — у тебя лично, в классе, в школе? Проблемы отслеживались, выделялись наиболее острые, гак мы держали ситуацию «под учётом и контролем». Такая благодушная, благополучная тональность нашего нынешнего разговора на самом деле и стала возможной потому, что именно проблемы, болевые точки всегда были в центре внимания.

— С другой стороны, наши коллегии всегда позволяли учителям увидеть успех ребёнка и придумать новые возможности для него, смотреть на него как на успешного независимо от конкретного успеха на твоём предмете. Если будет услышан ребёнок на уроке труда, то я переживу, как он мне диктант «пишет, если он будет успешен в театре, в музыке, в танцах — то я понимаю, что он развивается. И диктант он со временем тоже «пишет, как надо.

А если говорить о нашей уверенности, то ведь дело в том, что ситуация успеха, которую мы создаем практически каждому ребёнку — создаёт успех нам самим. Вот и всё.

— Мы хотим предоставить ребёнку ситуацию успеха, чтобы он почувствовал крылья, которые растут у него за спиной. Именно поэтому в будущем он будет приспособлен к реальной жизни; ведь он уже был успешен и верит в себя как в успешного.

— Почему я, живя в этой школе лет восемь, смотрю с огромным оптимизмом в будущее? Есть известная фраза: «Не верь тому человеку, который внушает тебе, что ты ничто. Имей дело с тем человеком, который внушает тебе, что ты гений, который уверен в том, что ты велик». Когда каждый учитель каждый день намекает каждому ребёнку, что в нем скрыты великие возможности, то дети как-то и становятся «довольно великими».

Подростки в школе-подростке

— Ещё ведь существует отдельный страх учителя начальной школы перед средним звеном...

— В начальной школе все дети причёсанные, аккуратные, вежливые, на духовное пение с радостью ходят... Вдруг они вступают в среднюю школу. И о ужас! Они не здороваются, все делают наоборот, дверь открывают исключительно ногами, не учатся, а какое уж там духовное пение... И мы очень долго огорчались, считая, что учителя в пятом классе буквально портят детей!

Успокоили нас два факта. Во-первых, мы притянули своих учителей из начальной школы повести пятый класс. И вот они оттуда заходят к нам в гости, мы спрашиваем: «Ну что?» Они отвечают: «Ого!» Так и прошла обида на среднюю школу.

А второе — это выпускники нашей школы. И то, как в целом меняются дети в старших классах. Я же из начальных классов забегаю сюда время от времени, вижу взрослых детей периодически — и мне очень заметны перемены (менее очевидные для тех, кто со старшеклассниками каждый день).

И я успокоилась. Просто им нужно перебродить. Пережить это брожение. И если мы все это вытерпим, не будем их ломать, из них вырастают просто красивые люди. Во всех отношениях.

— Олег Игоревич с первого дня говорил нам: «Терпите, ребята, и вы будете вознаграждены». А насколько то и дело хотелось стукнуть кулаком по столу (из желания сохранить в школе хотя бы мебель!): «Ещё терплю!»

— А я хочу сказать, что всё время опаздывающая на собрания школа «Аист», на этот раз собралась как раз вовремя. Потому что начинается Музыкальная гостиная. И уже есть публика, и она, к счастью, не обязана собираться.

Но от себя к сказанному добавлю. Когда-то на доисторической заре нашей школы, ученики приходили заниматься ко мне домой. Я считал, сколько раз стукнула дверь в подъезде — столько, значит, публики уже на подходе. Они садились по трое-четверо на диване, и начинались занятия. Временами они совсем невозможно себя вели. Однажды я к ним тихо подошел и сказал: «Когда я был такой маленький, как вы, я всегда понимал, когда я делаю плохо». Они мне радостно ответили: «И мы тоже понимаем!»

Когда дана такая свобода, чтобы от неё пройти необходимый путь до культуры — через всю ту атмосферу, в которой живём, рядом со всеми близкими нам людьми — важно постигнуть то чувство, о котором говорил апостол Павел: «Мне всё позволительно, но не всё полезно».

Их дело прочувствовать это — а нам просто надо подождать.

ноябрь 2000 г.