Андрей ДОМБРОВСКИЙ
С.-Петербург
Свобода как содержание образования
Когда только создавалась законодательная основа для частных школ в 1990-91 годах, было ожидание, что частные школы станут своего рода локомотивом для всей системы образования. Увы, оборачиваясь назад, я вижу, как идеалистичны были ожидания. Поезд пошел не туда. Точнее, он просто стоит в том тупике, в котором и стоял.
Нет, конечно, все очень сильно изменилось, вывески, форма... Но я стою под дверью актового зала обычной школы и с тоской слушаю, как директор, завхоз, завучи по очереди «лечат» две сотни подростков, загнанных в этот актовый зал. «Лечат», в смысле навязчиво втолковывают, что «школа — это их дом родной, а они не делают того, не делают этого ...».
В туалете для мальчиков тот же застоявшийся запах мочи и свежевыкуренных папирос.
У учителей головная боль — заполнить журналы и сдать отчеты по успеваемости...
Эта школа не изменилась. Она не изменилась не за пятнадцать лет. Она осталась неколебимой с тех пор, как я сам учился в школе. Прошло больше четверти века.
То, что действительно было заимствовано — это экономика. Сколько денег собирается в государственных школах? Я подозреваю, что на порядок больше, чем в частных.
А если взять десятку самых дорогих школ: каких в ней больше окажется — частных или государственных? Но при этом частная школа хоть как-то обязана отчитываться перед государством за собранные с родителей деньги, а государственная?
Тут возникают вопросы и сомнения в том, что на самом деле «государственнее» и есть ли у нас вообще государственная, в хорошем смысле, школа — школа, которая сказала бы:
«Да, мы государственная школа, мы отстаиваем государственные ценности и идеалы!» Но с ценностями у нас проблемы. Это проблемы не школы. Не только школы.
На один из вариантов ответа на вопрос, почему так случилось, почему «поезд пошел не туда» меня натолкнул вопрос, заданный в анкете участникам «круглого стола» по альтернативному образованию:
«Каким детям, на Ваш взгляд, необходимо альтернативное образование?
- Одаренным детям.
- Ученикам, имеющим серьезные проблемы с учебой.
- Детям со сформировавшимися специальными интересами (напр., музыкальными, спортивными, научными и т.п.)
- Детям с ограниченными физическими возможностями.
- Детям с проблемами социальной адаптации.
- Детям, которые хотели бы больше свободы и уважения в отношениях, больше самостоятельности и активности в учебе.
- Другое (поясните, что)».
Как следует из вопроса, проблемы (с учебой, с социальной адаптацией, со здоровьем) и потребности в большей свободе, уважении — это вещи рядом положенные. Получается, что потребность в свободе — это один из недугов, которые должно «лечить» альтернативное образование.
Мы выросли в резерватном обществе. В обществе, разделенном на множество изолированных ячеек. Не должно быть убогих -резерват. Не должно быть калек — резерват. Нет алкоголикам ... Милиционеры дружат с милиционерами, учителя гуляют с учителями, бухгалтеры ... И, несмотря на все годы, прожитые с момента Перестройки, наши резерваты не перестали существовать, их не стало меньше, и альтернативное образование превращается в один из резерватов — изгнание/приют для тех, кто отличается от «нормальных» членов общества тем, что «хотел бы больше свободы и уважения». Конечно, какой же это может быть локомотив, если, по определению, это отстойник.
Да, конечно, альтернативным школам надо было выжить. Пригнуть голову, прижаться к земле, устоять под напором экономических вихрей и бюрократических заморочек. Но не стало ли выживание самоцелью, убаюканное мыслями о том, что «да, сейчас мы сеем семена, но вот когда они взойдут...». Да не взойдут, потому что, как и прежде, поле порастет плевелами.
Наше альтернативное образование началось со школы и детского сада, и началось оно не с того конца. Не дети определяют ценности и цели образования. Они лишь бунтуют, когда им пытаются навязать лживые ценности. Но они не способны выстроить их сами. У них в этом, собственно, и нет необходимости, поскольку свобода — это то, что у них есть, пусть нерефлексивная, пусть ущемляемая с каждым днем, проведенным в школе, но ее всяк больше, чем у их взрослых наставников, которые «осведомлены о тяготах жизни», и знают, что всякое ослушание «общественного» дорого стоит ослушнику. И получается, что взрослые люди, для которых свобода — это ценность абстрактная, и потому относительная, тогда как кусок хлеба (и масла на нем, и, желательно, с икрой) — ценность абсолютная, эти взрослые люди определяют цели и ценности образования.
Эти ценности отталкиваются детьми (что естественно, поскольку это все-таки ложь, что кусок хлеба зарабатывается ценой свободы), но потом дети «перебесятся», встроятся в свои отсеки общественной жизни, попытаются побунтовать, вырваться из положенного им места, смирятся и начнут вести себя так же, как их родители.
И так вот мы плывем по- волнам жизни — в подводной лодке, где все отсеки задраены, и лишь из командной рубки доносятся свежие новости, команды, бравурные песни. А нам и хорошо в наших отсеках. Лица всё знакомые, привычные, можно сказать, до тошноты, но это куда как лучше, чем неизвестность, поджидающая за пределами своего отсека (а уж, что есть за бортом подводной лодки — так это и помыслить страшно).
Недавно рассказали такую историю. Молодая мама гуляла с ребенком рядом с психоневрологическим интернатом. По пути им встретились дети из интерната, которых тоже водили на прогулку.
Мама была настолько шокирована, что, вернувшись домой, написала письмо «куда следует» о том, что у нее от такой встречи пропало молоко и «тем» детям надо запретить гулять на улице. И что вы думаете? Запретили. Пусть обитают в своем «отсеке». Мало ли чего там, в жизни бывает. Нам этого знать не надо. Не надо.
Если задать вопрос в этой ситуации, с кого должно начаться альтернативное образование — с мамы или с ребенка, ответ будет достаточно очевиден — с мамы. И не менее очевидно, что. учить ее надо не математике или географии, а тому, что за пределами подводной лодки жизнь возможна. Не просто возможна, а именно там жизнь и начинается.