Каури-банк

Москва,
доктор философских наук, профессор, ведущий научный сотрудник Института Африки РАН

Каури-банк

"Детская хижина"

Первое, что бросается в глаза при посещении африканских деревень - удивительная самостоятельность детей. Как бдительные часовые, они раньше всех фиксируют появление "чужих", становятся добровольными гонцами, оповещающими об этом событии взрослых, интересуются целями вашего визита и возможностью получить достойный их внимания подарок. Шустрые и любопытные, будто стая резвых молодых обезьянок, они вначале с оглядкой на меня, а потом уже без всякой опаски гладили руку моей дочери, словно удивляясь тому, как это у здоровых, нормальных с виду людей может быть столь огорчительно бесцветная кожа.

Откуда берется такая самостоятельность? Оказывается, уже в возрасте шести-семи лет африканские дети (по крайней мере, деревенские), как правило, избавляются от опеки матери и переселяются в особые хижины, переходя под неусыпный, но тактичный и неназойливый патронаж своих дедушек (мальчики) и бабушек (девочки). Если отсутствуют крупные когорты ровесников, объединяют погодков, либо передают детей на воспитание в другую семью, желательно к дяде по матери.

Генеральная "стратегия" традиционного воспитания и обучения - имитация занятий взрослых соответствующего пола, знакомство с основными приемами ведения хозяйства, славными деяниями предков и собственной родословной, а также прочное усвоение правил общения и общежития. Поражает взаправдашнее, а вовсе не игрушечное самоуправление малышей. Лидеров избирают непосредственно ребятишки с предварительным выдвижением и обсуждением альтернативных кандидатур, а затем голосованием в лучших традициях демократии, о существовании которой, скажем, в далекой Великобритании, они, естественно, и понятия не имеют. Правда, есть одно отличие: представительницы прекрасного пола, привычно дискриминируемые в парламентских и иных "демократиях" практически всего взрослого мира, здесь, следуя незыблемым канонам классического равноправия полов, сами избирают себе руководительницу; причем, мальчики не участвуют в этом процессе, ибо протекает он в тайном месте, для них заведомо недоступном. Первичное равноправие полов состоит в их определенном дистанцировании и принципиальном невмешательстве в дела друг друга. Свободно избираемые лидеры столь же свободно лишаются своих общественных постов, если их стиль руководства не удовлетворяет "массы".

Когда речь заходит о самостоятельной жизни подростков, хотя бы формально не зависящей от взрослых, невольно вспоминается повесть-притча английского писателя Уильяма Голдинга "Повелитель мух". Сюжет повести строится на том, что несколько десятков английских школьников младших и средних классов, решивших провести очередные каникулы в экзотических тропиках, оказываются жертвами авиационной катастрофы и попадают на необитаемый остров. Взрослые - и учителя, и пилоты - погибли во время вынужденной посадки. Оставшись одни, подростки в результате упорного соперничества за власть и непомерных личных амбиций тех, кто особенно рьяно претендовал на непререкаемое лидерство, по сути дела, докатились до уничтожения друг друга. "Вдолбленные" в их головы (но не души) абстрактные представления о подобающем мироустройстве и джентльменских правилах взаимного уважения и поддержки, согласно канонам вестерн-цивилизации, оказались явно недостаточно подкрепленными соответствующим морально-чувственным эквивалентом и какой-либо конкретной социальной деятельностью в общих интересах, а потому в экстремальных условиях стали стремительно "испаряться".

В "детской хижине" африканцев идет веками отшлифованный, целенаправленный процесс "впитывания" цивилизационных норм. Другой вопрос: каких? В общем случае тех, которые завещаны предками, неизбежно адаптированы к среде, которые диктуются ситуацией и, как правило, адекватны ей. Как утверждает М. Мид, в классическом традиционном обществе дед, беря на руки новорожденного внука, мог с высокой степенью вероятности предсказать его жизненный путь по аналогии со своим.

Здесь особое значение имеет фиксируемый прежде всего правым полушарием, окрашенный положительными эмоциями личный пример и буквально напичканный яркими деталями и конкретными подробностями эмпирический опыт прародителей. Кстати, лет до 13-14 правое полушарие обычно доминирует не только у обитателей африканских "детских хижин", занятых трудной и ответственной подготовкой к вступлению в мир взрослых, но и у подавляющего большинства представителей современного "компьютерного" поколения.

Словом, если в романе Голдинга описаны полная дезорганизация группы и распад еще не сформировавшейся толком личности, то в "детской хижине" происходит прямо противоположное - организованная адаптация сверстников к коллективной жизни и совместной деятельности, своеобразная "подгонка" традиционных стереотипов поведения к психологической и физиологической специфике детей.

Ребячье "казначейство"

Второй по значимости фигурой каждой "детской хижины" является также избираемый всеми казначей. Своего рода "детский" министр финансов, он же - заместитель лидера, вождя. В круг его прямых обязанностей входят распоряжение в общих интересах "кассой", организация "заработков" и получение прочих "доходов". Кроме того, он санкционирует расходы, обеспечивает "финансовую" сторону проводимых мероприятий, в том числе наиболее ответственных, связанных с приглашением дружественных коллективов "со стороны" и своих старших родственников.

Откуда же у детей, да еще в глухой деревне настоящие деньги? Их и у взрослых подчас днем с огнем не сыщешь. Роль денег здесь обычно выполняют древние "вещественные" эквиваленты, до сих пор не вышедшие из употребления. Как-то африканские друзья подарили мне небольшие витые стержни из черного железа древнейшей местной плавки. Это были самые настоящие знаменитые "лесные деньги" киси с гвинейского плато Фута-Джалон, выкорчевать которые из меж- и внутридеревенского оборота французским колонизаторам так до конца и не удалось.

Я не знаю, в ходу ли в Гвинее сейчас древние киси. Но в других странах Западной и Экваториальной Африки и сегодня в цене (которая зависит в основном от удаленности от побережья океана) традиционные раковины мелких моллюсков - каури. Громадное бронзовое изображение такой раковины украшает фронтон здания Национального банка Ганы. Изящная никелевая монета достоинством 20 седи седи (денежная единица этой страны) также несет на себе эмблему каури.

В хозяйственных операциях детей каури играют роль "взрослых" денег. Например, для проведения праздника казначей объявляет сбор средств: по 80 каури с малышей, по 160 - с подростков. Раковинами платят также штрафы за проступки. Каури хранятся в хижине как общий "денежный" фонд. Если дети продают на рынке что-то из самостоятельно произведенной ими продукции, то плату берут или "конвертируют" в каури и складывают выручку в "общий котел". Отсюда же берут раковины, когда надо что-то купить, например, для праздника с приглашением старших. Каури не становятся индивидуальной собственностью, они играют не разъединяющую (как во взрослом, особенно западном мире), а напротив, интегрирующую роль.

Вне этой сферы каури - один из самых распространенных элементов традиционных украшений. Из них делают колье, бусы, браслеты, часто в сочетании с кожей. Наряду с осколками зеркал, колокольчиками, рыболовными крючками, вбитыми гвоздями океанские раковины украшают также фигурки фетишей, иногда очень зловещих (по крайней мере, на вид).

"Игрушечная" жена

Третий ключевой момент феномена "детских хижин" - четкое обособление детей по признаку пола. Живут они в разных помещениях, и контуры "взрослых" связей и отношений между ними уже намечены. Каждому мальчику предписывается самостоятельно выбрать себе понравившуюся ему "жену" - девочку, которую он опекает, помогает ей, оказывает знаки внимания, заботится, выступая в роли "мужа". В дальнейшем их пути, обычно, расходятся. Как считает Ж. Оканза, много лет в качестве посла представлявший в Москве свою страну - Народную Республику Конго, отношения между "супругами" в ходе совместных игр и частого общения складываются чересчур демократичными, доверительными, что в корне противоречит другим, эволюционно более "молодым" (сложившимся вместе с вытеснением институтов матриархата патриархальным счетом родства и наследования) традициям, согласно которым муж в семье неизменно командует, а жена должна его бояться и безропотно ему прислуживать.

Зачем же тогда затевается игра "в супругов"? Чтобы уверенно и психологически комфортно войти в предстоящую взрослую жизнь. Именно в "представлениях о половых различиях, - по мнению американского исследователя К.У. Гейли, - символизируется социальная преемственность: родство, социализация младшего поколения, культуротворчество, совершение ритуалов, знаменующих наступление взрослости, зрелости и т.д.". Параллельно выделяются основные психологические и деятельностные (этологические) параметры маскулинности и фемининности. В первом случае это смелость, твердость характера, умение убеждать, самообладание, готовность к самопожертвованию. Во втором - обаяние, домовитость, работоспособность, сдержанность, выносливость, терпеливость, способность к рождению и надлежащему воспитанию детей, покорность мужу.

Другой вариант "испытания женитьбой", касающийся ребятишек более старшего возраста, зафиксирован у племен шона в Зимбабве. Мальчики и девочки 10-11 лет разбиваются на пары, строят небольшие хижины, ведут совместное домашнее "хозяйство", демонстрируя друг другу свое искусство в трудовых и бытовых навыках. Они устраивают совместные игры, по вечерам танцуют под тамтам в кругу сверстников, словом, имитируют и репетируют (опять же в демократическом варианте бескорыстного равноправия) свою будущую взрослую семейную жизнь.

Традиционная педагогика: что впереди?

Как известно, правое полушарие головного мозга, обеспечивая целостное, образное, пространственно-двигательное мышление, дает вместе с тем пищу и простор для развития функций левого полушария, отвечающего за абстрактно-логический, жестово-речевой интеллект и моделирование поведения - как собственного, так и других людей. Вкупе они составляют эволюцию того, что в этнологии обозначают понятия менталитет, ментальность, мыслительные процессы.

У типичных представителей традиционных цивилизаций, как правило, доминирует правое полушарие, в ходе эволюции сконцентрировавшее в себе генетический потенциал этологии всего класса млекопитающих. Такая же закономерность наблюдается и в индивидуальном развитии. С этих позиций задача педагогики - не дать правому полушарию "забить", оттеснить, подчинить себе левое, которое, с точки зрения конкретных задач непосредственного индивидуального жизнеобеспечения, воспринимается сознанием традиционных цивилизаций явно второстепенным, зависимым от физического совершенства и ловкости, практической сметки и быстроты реакции.

Примечательно, что операция счета предметов либо фиксации времени в традиционно-архаических социумах вызывает известную осторожность и даже некоторое опасение. Чего и почему? Лишения считаемых предметов каких-то внутренних свойств? Возложения на себя функций некоего высшего существа, способного выходить за рамки реального мира и созерцать его как бы со стороны, подобно демону Максвелла? Или это - один из эволюционных вариантов специфической "диверсии" правого полушария, направленной на обуздание излишней активности левого, молодого, сформировавшегося непосредственно в процессе антропосоциогенеза?

Не этим ли объясняется традиция у древних племен Мезоамерики (например, киче и майя) сразу после рождения специально сжимать череп именно с левой стороны, что вело к ослаблению потенциально доминирующей роли левого полушария, "мешающего" полной реализации специфической деятельности правого?

Не напоминает ли этот древний обычай фабрикацию безмолвных, искусственно лишенных памяти и воли, бездумно послушных приказам своего хозяина манкуртов из романа Чингиза Айтматова "И дольше века длится день"? Не здесь ли лежит ключ к адекватному пониманию глубинных пластов мифологического мышления? Что есть первобытная магия: "удвоение" реальных предметов и процессов, либо их "раздвоение на абстрактные и чувственно воспринимаемые? Или в ее основе "запрятано" направленное эволюцией ограничение (до поры - до времени) поля деятельности левого полушария, его подавление и оттеснение на периферию, оставляющее ему сферу мифа, эпоса, музыки, жестов и речи, включая "язык" тамтамов, на котором виртуозные умельцы до сих пор "рассказывают" забавные истории и даже анекдоты, а не только передают сухие сообщения, благодаря чему эти барабаны получили название "телеграфа джунглей"?

Одной из наиболее характерных черт традиционной народной африканской педагогики является безусловный и безоговорочный авторитет наставников и устной информации, транслируемой из далекого исторического прошлого. Знания мифологического, космогонического, эзотерического толка весьма слабо связаны с практическими навыками овладения новыми современными профессиями и техническими средствами, а также с основами предпринимательства и бизнеса, хотя "вирус" и того, и другого уже затронул многие традиционные институты солидаризма и совместного выполнения общих дел, что подчас ловко используется "новыми африканцами" в эгоистических корыстных интересах.

В национальных системах образования многих африканских стран в несколько трансформированном виде подспудно проявляются элементы и "детской хижины", и подростковой "школы саванн и джунглей". Это акцент прежде всего на практический профиль познания окружающего мира, психологическую отработку надлежащего поведения в трудных и опасных ситуациях, бесспорное предпочтение коллективных задач и интересов социума индивидуальным, уважение к старшим и забота о младших, оригинальные, выработанные тысячелетиями варианты целенаправленного (нередко с помощью специализированных ритуалов) создания необходимого и смены нежелательного эмоционального настроя, широкое и умелое использование информационного и чувственного потенциала традиционных песен и танцев, сказок и музыки, эпоса и шуток, загадок, пословиц и поговорок.

Танец и песня как средство воспитания

В традиционном обществе "язык" танца и песни как музыкального единства ритмики звуков, движений, поз, жестов, прихлопываний, пристукиваний, присвистываний, мимики, слов, междометий, помимо информационно-ритуальной символики, весьма важен в качестве привычной формы совместного переживания значимых социальных состояний, снятия усталости, преодоления меланхолии, создания атмосферы единения, осознания общих целей, готовности к совместным действиям и иных форм традиционной коллективной психотерапии.

Ядром обрядности и разыгрываемых ритуальных психодрам испокон веков был, остается и, насколько можно предвидеть, останется танец как коллективное одновременно физическое (спортивное) и психологическое действо, сближающее танцующих в общей волне ритмики и звуков. Вопрос: "все ли африканцы умеют и любят танцевать?" звучит столь же нелепо, как акцентированный интерес к тому, умеют ли они ходить, говорить, дышать, любят ли они есть и пить. Органичный синтез музыки и танца воспроизводит движения человеческого тела, которые созвучны биению сердца и дыханию, ритму марша любовного соития, мини-циклам важнейших природных стихий и даже всей Вселенной.

По меткому, ставшему афоризмом, выражению поэта и философа Леопольда Сенгора, обычно африканцы просто-напросто "танцуют свою жизнь". Сопоставляя вестерн-цивилизацию с самобытной африканской, Сенгор не уставал повторять, что в первом случае речь идет о достаточно жестком конгломерате автономных и суверенных граждан-индивидов, а во втором - о динамичном "диалоге", взаимодействии, общении трепетных душ.

Основы "скульптурного" внешнего облика, осанки, выносливости, а также коллективистски-родственного мировосприятия и образа жизни закладываются в "детских хижинах" и союзах, затем закрепляются в подростковых "лагерях подготовки к инициациям". Вместе с тем, за бесхитростной,казалось бы, нарочитой простотой художественных форм естественной жизни традиционного африканского социума скрывается весьма важная и одновременно деликатная социальная функция. Ведь в общностях детей и подростков с их еще не устоявшейся, лабильной психикой настроение обычно динамично пульсирует от всплесков до спадов, очень легко, как огонь в засушливой саванне, перебрасывается от одного к другим, чаще охватывая всех энтузиазмом либо унынием, реже - успокаивая одних и возбуждая остальных. Психологи давно отметили, что общий, объединяющий, оптимистический ритм настроения детского коллектива - явление нормальное, напротив, аритмия - сигнал тревоги и необходимости срочно взять ситуацию под контроль старших.

Сама мотивация традиционного поведения, по сути дела, лишена креативности, ибо идет "из прошлого", накрепко связана с ним. Поэтому жизнь подчас и представляется движущейся "вспять", навевая ностальгию по тем временам, когда мерилом авторитета, щедрости и оценки адекватности дарообменных отношений служили те отполированные водами и водорослями теплых южных морей раковины каури, которые сегодня выступают в роли "игральных денег", как бы переместивших далекое прошлое предков в "детские хижины" их потомков.

Старинная русская поговорка гласит: "новое время - новые песни". В африканском варианте ее резонно переиначить: "новые песни (дела, ритмика жизни) - новое время" (вернее, его восприятие). Иными словами, перед традиционными парадигмами мировосприятия различными слоями и институтами африканского общества все острее встает психологическая проблема своеобразного "футурошока", "столкновения" с такой незримой ипостасью времени, как будущее, без чего невозможна сколь-нибудь адекватная ориентация в динамично меняющихся условиях современного мира.

И хотя еще совсем недавно некоторые из африканских президентов бравировали, отвергая ношение часов как признак низкопоклонства перед Западом, все чаще на рынках и лотках коробейников в самых далеких уголках Африки, а главное - на тоненьких детских ручках можно увидеть дешевые пластмассовые часики. Вначале для многих это просто модное украшение, но позднее оно становится привычным, удобным и, наконец, необходимым регулятором деятельности.

Так в жизнь Африки входит глубинный психологический феномен - осознание времени как "единого", равного для всех землян, как невещественного (но информационного!) инструмента консолидации целей, задач и деятельности людей.

В этом заключена возможность ее планирования, творческого и конструктивного отношения к окружающему миру и к самим себе, сознательного, целенаправленного преобразования условий, характера и перспектив социальной действительности, жизни собственной и последующих поколений рода человеческого.

Это - одна из главных психологических задач и одно из ключевых, принципиальных отличий современной национальной африканской школы от традиционной "детской хижины" и подростковых "лагерей подготовки к инициациям". Однако главные возрастные "зарубки" традиционной "шкалы" времени не стираются в социальной памяти нового поколения, а приобретают иной облик. Свой приход в школу юные африканцы воспринимают в духе обычая - как переселение в "детскую хижину", вступление в детский союз. Характерен в этом смысле фрагмент песни первоклассников, которую мне довелось услышать в городе Анцирабе на Мадагаскаре:

"Сейчас я вырос и стал другим
По сравнению с прошлым
сезоном дождей,
Когда я только играл.
Сейчас я учусь и тружусь,
Потому что я уже вырос.
Я больше не плачу,
Я чаще смеюсь,
Потому что я уже вырос".

Впрочем, вырос - еще не значит, что каури навсегда ушли из твоей жизни. Ведь в Африке они - не только "детские" деньги, молодежные украшения, но и вполне взрослая азартная игра, построенная по принципу теории вероятности и напоминающая чем-то усложненный вариант бросания металлической монеты на предмет выпадения "орла" или "решки". Игра эта в ряде африканских стран настолько популярная и захватывающая, что некоторые игроки заканчивают ее, лишь оставшись без одежды. А суть ее в том, что играющие садятся на земле в круг и поочередно бросают на кон по четыре раковины каури. Если две из них легли отверстием вверх или все четыре набок, но так, что отверстия все же видны, бросавший выиграл то, что поставлено на кон. Если расклад иной, он проиграл. Теперь настает очередь бросать свои раковины другим партнерам. И так далее. Вроде ничего особенного. Но если в жизни нет ни чтения, ни кино, ни театра, ни цирка, ни телевизора, то и "дзеке" (так называется эта игра) способна пощекотать нервы и на время отвлечь от назойливых, будто сумеречные комары или полуденные мухи, достаточно однообразных и, как правило, скучных сиюминутных забот и хлопот.