 |
 Подобно кругам по воде, тепло, доброта и живые идеи расходятся по людям, попадающим в орбиту встреч Татьяны Викторовны Бабушкиной - своеобразной "педагогической системы", вот уже несколько десятилетий воспитывающей вокруг себя людей всех возрастов. А у друзей, коллег и единомышленников Татьяны Викторовны есть свои круги общения. Взаимно пересекаясь, они создают на поверхности нашей жизни филигранную сеть взаимоотношений, в которых и образовываются попадающие туда ученики Татьяны Викторовны, дети ее учеников и друзей, друзья детей |
Венец встреч
Когда я еще училась на втором курсе и безвылазно сидела в своем родном городе, слушала университетские лекции и ничего не знала о существовании околопедагогических сообществ, мне было странно наблюдать Татьяну Викторовну Бабушкину. Очень уж причудливо она жила, внезапно куда-то пропадала, потом неожиданно появлялась и фонтанировала массой впечатлений, каких-то подарков, редких книг, картин, писем, сыпала незнакомыми именами из которых потом очень известными оказались имена Ю.П.Азарова, Л.А.Никитиной, А.Берштейна, А.В.Апраушева, Л.Г.Киселевой. "Неужели вы их не знаете, никогда не слышали?!.." - недоумевала Татьяна Викторовна, и я краснела, будто вдруг забыла отчество Лермонтова или дату Ледового побоища. Мои однокурсники тоже не знали этих имен, тоже редко куда выбирались, и тоже постепенно втягивались в пространство встреч Татьяны Викторовны.
Это было вовсе не обыденно. Студенческие тусовки моих сверстников ничем не отличались от квартирных сборищ с запахом подвалов и приютов, которые всегда открыты для неприкаянной молодежи любых поколений. Я, не знаю почему, вдруг стала приходить в старую, похожую на беспорядочный музей разных экспозиций и нестандартных вкусов квартиру. От количества людей, выпитого чая, разговоров, порой было очень тесно и неуютно. Но интересно. Мне всегда и долгие годы хотелось оказаться в этой комнате одной. Атмосфера нажитости, какой-то близкой и непонятной культуры общения звала и отпугивала одновременно. Хотелось разобраться и понять: есть ли в ней мое место? Что нужно сделать, чтобы этот хаотичный кинематографический фильм, показанный мельком, впустил в свою святая святых - в мастерскую, где все это по-настоящему живет, изменяется, прекращается и становится историей, картинкой, на которую потом ходят глазеть любопытные студенты и случайные заезжие? С чего начинается это путешествие?
Однажды для незнающих Татьяна Викторовна нарисовала Невидимую карту педагогики. Давно было пора, ведь ниточки дорог уже два десятка лет как проторены, проезжены, они соединяют близких по духу далеких людей. Всегда приятно ощутить, что ты не один бьешься о стену педагогического знания, которое, наверное, и не есть наука. Карта звездного неба, педагогики или города не дает ничего кроме иллюзии, что пунктиром или точкой обозначены действительно реальные места, в которые так важно попасть. И этого довольно. Точка села Прелестное маленькая, будто затерянная во множестве дорожек, к ней придется добираться через речушки по ветхим, шатающимся под ногами мостикам, через лесополосы и рощи. Скорее всего ты попадешь туда к вечеру, и повезет, если встретится случайный провожатый. Потому что страшно. Боровские места суровые, но роскошные и величественные. К мощным монастырским стенам, к чудотворному источнику тянутся вереницы паломников, приезжают автобусы туристов, здесь два года назад Людмила Георгиевна Киселева с помощью Татьяны Викторовны и ее студентов организовала летний лагерь для детей-инвалидов. Танаис - это вообще место встреч, пересечений, очень разных и многих педагогических дорог. Люди встречаются, чтобы знать друг друга, не терять, не теряться.
В самом деле, если ты волею судьбы окружен детьми, как и чему их учить? Учить проверенными методами, как в школе - школа сама научит. Учить наоборот (что охотно приветствуют подростки) по большому счету непедагогично и, на молодежный вкус попсово, словно дешевая перепевка известной песенки. Да и само это слово автоматически вызывает синдром первоклашки - объекта, над которым довлеет субъект, поскольку учит все-таки он.
Клубная педагогика ничему не учит. Подростки, выпадавшие из школьной системы пионерских времен, когда-то приходили к Татьяне Викторовне за глотком свежего воздуха, за искренним словом. И дело не в том, что в клубе ЭТО (эстетика, творчество, общение) что-то делалось уникальное. И в школе и около нее "в общем" образовывали ребенка, "в общем" его и развивали. Было место и театральным сюжетам, и творческим вечерам, и трудовым бригадам, стихи и гитара в сумерках: все это было вокруг. Но, видимо, не совсем те стихи, не та гитара, и в колхозы этовцы ездили как-то по-другому. Ездили в подмосковный Загорский дом слепоглухонемых детей, в село Прелестное к художнику А.И.Шевченко, собирающему музей детских рисунков, музей народного труда и быта. Всем своим видом, творчеством, "передвижничеством" в места далекие и зовущие, этовцы показывали, что свободны.
Теперь, видимо, даже слишком ее много, свободы. Не надо ничего отвоевывать. И в подвал можно, и не учиться можно, и Хлебникова читать - это теперь не значит быть невоспитанным. Сегодня от большинства отличается тот, кто не пользуется этой дозволенной свободой, так как все. И мне когда-то интересной оказалась именно та похороненная рамочная, закрытая от лишних глаз свобода творчества, которая, как известно, рождается из противоречия самоограничения, из чего-то совсем не напоминающего эталоны массовой культуры. Это очень далеко от телепрограмм, от культа насилия и порнографии. Но вот интересно, по всем правилам подросткового протеста нынешняя молодежь должна бы быть целомудренней и аскетичней своих родителей, но это не так. Почему? Просто не видят альтернативы? А может, не показываем? Сидеть в пресловутом безденежье, как сидели когда-то в местах своей неволи крепостные, к сожалению, привычно. Но что, если это станет нормой?..
Первый "выход в люди" Татьяна Викторовна устроила нам, студентам 3-го курса, в Москве. Безумно ритмичный, всячески амбициозный и титулованный со всех сторон город встретил нас прохладно, но снисходительно. Очень было приятно познакомиться с музейными педагогами, рассказать о нашем родном музее-заповеднике "Танаис", да и вообще нам льстила собственная наша молодость. Мы оказались самыми юными участниками конференции. Никто, кроме Татьяны Викторовны, наверное, не имел возможности привезти с собой детей, которым, кстати, западает в душу только то, что проживается вместе с хранителями традиции, будь она частью истории или новшеством. Мы же все вместе ездили потом в гости к большой семье Никитиных, к художнице Людмиле Георгиевне Киселевой, встречались в день его рождения с А.В.Апраушевым. Непонятно, отчего и по каким причинам сложилась жизнь этих людей, но это был прецедент. Уже подростками, многие из нас начинают понимать, что протест против всего мира не так просто продержать хотя бы до окончания института, флаг нигилизма со временем меняется на скромный и вполне житейский. На пару с первыми же жизненными трудностями приходит философия обывателя, оправдывающая жизнь такой, какая она есть, разрешающая опуститься на уровень удобства и компромисса с совестью. Но эти удивительные люди, их образ мысли и существования настолько поразили студенческое воображение, что на годы вперед оказался определенным круг наших интересов и дел.
Что именно и в какое из чаепитий или беглых встреч запомнилось и впечаталось в память - неизвестно, и мне самой непонятно. Но совершенно ясно, что человек путешествующий становится обладателем особых черт, раскрытие которых влечет за собой изменение стиля жизни да и вообще взгляда на мир.
Насколько я помню, в Танаис постоянно приезжали разные люди, привозили с собой детей, подростков, младенцев, родителей. Из Ростова, Таганрога, Москвы, Петербурга, Красноярска, Десногорска... Казалось, что как-то сам собой, легко, находится повод, желание, возможности, наконец, встретиться. Груз проблем и ответственности, который лежал и лежит на людях, организующих подобного рода путешествия, всегда остается за кадром. Дети беспечно входят в этот круг и, когда им вздумается, выходят. Принимают и не принимают. Каждому вроде бы досталось драгоценное семечко, а прорастет оно или не прорастет, кто же знает? Нет ни одного шаблона, одинаково подходящего хотя бы к двум шалопаям, ни одного способа образования, который наверняка приемлет даже прилежный ученик. Но есть поле выбора, предоставив который, можно дать ребенку шанс выбрать то, что только ему в жизни пригодится.
Недавно я была в сельской школе, которая в 93-м году возила своих учеников в Париж. На неделю. Мне было просто не по себе, когда запросто и с улыбкой учительница перебирала фотографии хуторских ребят, гордо и дурашливо позирующих у Лувра. Я, учась в приличной городской школе, понятия не имела о том, что хранится в недалеких областных музеях, а они в Париже были. Не удержалась, и на минуту от души позавидовала...
Дети пищат от восторга, когда их везут в места далекие и опасные. Безумно привлекательные, будто бы тайные, не всем доступные, дороги доступны, если рядом не слишком нудные взрослые. Последний экзотический рейд (с восемьюдесятью детьми) из Ростова был совершен в горы, в поселок Мезмай. У организаторов убавилось нервов, но к этому уже не привыкать. Так, прошлой весной с тревогой и бессилием повлиять на здравый смысл человека себя берегущего, мы провожали Татьяну Викторовну на Кавказ, к детям, которым, наверное, больше, чем остальным, требуются впечатления нормальной, творческой жизни.
До сих пор загадка, как из всех возможных встреч Татьяной Викторовной выбирается та, что станет точкой отсчета всем последующим путешествиям. Но безошибочно и как всегда абсолютно непрактично, этот педагог-кочевник с десятком детей, теряя и находя билеты, забывая и отыскивая багаж, пускается в следующую задуманную поездку.
Отправляя меня то к одному, то к другому замечательному человеку, Татьяна Викторовна советует не строить никаких маршрутов, никаких планов. Люди связаны между собой очень неожиданным образом, и не угадаешь, как сложится знакомство, когда и с кем (по очередному совету) тебе захочется непременно встретиться. Эта цепочка путешествий, по словам Татьяны Викторовны, и есть Венец Встреч. Он замыкает собой невидимое пространство между близкими по духу людьми, он может сужаться и расширяться, менять свои географические очертания, но никогда не исчезнет - до тех пор пока хотя бы два человека за тысячи верст слышат и ждут друг друга.