В одном из уютных двориков северогерманского города Любека стоит почти симпатичный молодой человек. Молодой, так как от роду ему чуть больше года, а симпатичный "почти", потому что глаза его раньше работали консервными банками, а другие части организма - деталями самых различных устройств. Это тот случай, когда человек сделан в некотором роде и палкой, и пальцем, то есть человечьими руками при помощи кувалды и электросварки. Руки принадлежали пятнадцатилетним любекским школьникам, в том числе Кате Ифроимовой, чей отец и привел меня в этот дворик неподалеку от городской стены - знакомить.
Мысли, двигавшие руками Кати и ее друзей, носили, как я догадываюсь, философско-экологический характер, и, глядя на своего нового знакомого, я представил себе нашу планету, где зайцы радостно носятся по лесам с волками наперегонки, реки кристально прозрачны и демонстрируют полный комплект рыбных деликатесов, а в воздухе первой свежести парит вымерший вроде бы археоптерикс. И только людей что-то не видно, если не считать упомянутого парнишку у развалин городской стены Любека, да одесского, работы Э.Неизвестного, Киндерсюрприза (знаете, выбирается на свет Божий, ломая скорлупу Земли, - лучше бы уж сидел себе тихо!).
Мысли эти начали меня "доставать" не тогда, а годом раньше, когда я объехал все Штаты и часть Канады, затем весь Израиль, и вот теперь - Францию, Голландию и Германию. С интересом дикаря наблюдая "правильный", цивилизованный мир, радуясь улыбкам людей, привыкших нести свое достоинство (а кому тяжело - государство поможет), людей, готовых в любую минуту прийти на помощь - объяснить, как пройти на Дерибасовскую (или Брайтон-бич это там называется, что ли), догнать вас и вручить упавший кошелек, - я не мог понять, откуда у меня в сознании ощущение подвоха. Бродя по сказочным улочкам Марбурга и Трира (братья Гримм лично руководили промышленным и гражданским строительством), я с трудом сдерживал "станиславское" "Не верю!" - непонятно, почему.
Проявилось все, как на фотоснимке, сразу, - в Восточном Берлине: сложилась критическая масса. Вот мужчина, садящийся в вагон поезда (при этом женщины, старики и дети разлетаются в стороны). А вот готический собор (лет тыща ему, если не больше), густо размалеванный "графити", а поверх - до боль знакомые (числом, а не значеньем) три буквы. Вагоны метро (неописуемой красоты и комфорта) - пластиковые стекла исцарапаны с неандертальским остервенением...
И странная выходит картина: в большинстве своем эти люди милы, добры и улыбчивы, пока сами "в порядке". Но стоит запахнуть "экстремалкой", даже простым дефицитом - и несколько последних тысячелетий культурного развития как рукой снимает: зверье зверьем. Один немец из "наших" сказал, мол, здесь такая прорва всяческой полиции и прочей юриспруденции, потому что, не будь их, беспредел был бы почище нашего. Ну уж и почище! - подумал я. Но нечто подобное повторил другой, а потом третий...
И я снова подумал о воспитании.
В свое время для пущей простоты вооружился я двумя самопальными терминами - "экология человека" и "экология человечества". Понятно, что так употреблять слово "экология" нехорошо, ну да я и не показывал их никому, разве что друзьям в разговоре, опять же, для краткости. Что я под ними подразумевал, надеюсь, интуитивно понятно и так. Поднапрягши ум, все же попробую расшифровать: видимо, речь идет о таких ценностях, типах мышления, моделях поведения и т.п., которые, по крайней мере, не ведут к гибели человека как индивида и человечества как вида. Многие культуры выработали инструкции, которые называются по-разному, а назначение имеют одинаковое. Часть из них у нас на слуху с детства: "не убий", "не укради", "не стой под стрелой"... Народы и конфессии, не вооружившиеся подобными директивами вовремя, скорее всего, вымерли. Поубивали друг друга под стрелой.
И вот в Германии спрашиваю у всех подряд - как, мол, тут у вас, ребята, с воспитанием?
О, говорят, с воспитанием у нас все о'кей! Навалом его везде, воспитания. С детского сада начиная, каждому детенышу твердят, что все люди - братья, что надо помогать, уступать, любить и уж тем более уважать, через дорогу переводить, последним противогазом делиться... И все детские книжки - об этом, все мультики и телепередачи, все проповеди в церкви, а с церковью там, как известно, тоже все о'кей.
Почему же, когда доходит до последнего противогаза, все летит вверх тормашками?
Так ведь инстинкты-то куда девать?
А что ж это тогда за воспитание, которое до первой очереди за спичками?
И я понял, что это вовсе не воспитание, а воспитание - вовсе не это. А это - обучение. Пойди туда. Возьми то. Нажми тут. Молодец, вот тебе кусочек сахара.
И обучение у них отшлифовано до мыслимого совершенства: более понятных картинок, как заправить принтер чернилами, снять презерватив и выиграть в суде дело о наследстве, я нигде не видел. А у нас таких картинок, как правило, и вовсе нет.
Что же до тех, кто знает, как надо, а делает наоборот, - тут откуда ни возьмись зоркий глаз юриспруденции - и штраф, или решетка, или дубинкой по почкам (последнее - в неофициальной обстановке, "без галстуков")... Это уже не обучение и тем более не воспитание, но дрессировка.
А что же воспитание? Что это такое?
Обученный действует правильно, потому что ему объяснили и он понял.
Дрессированный - потому что помнит о наказании. Боится. Его учитель - страх.
Воспитанный иначе действовать не может. Первые два могут, если ситуация прижмет и наказание не грозит, а этот - просто не в состоянии.
Один мальчик, воспитанник мего знакомого инструктора по детскому туризму, говорил, что он не потому подбирает в лесу бумажки и пивные банки, что понимает, что в лесу это не растет и валяться не должно, а потому, что душа протестует. То есть подсознание. И делает он это машинально. Раньше сознательно, а теперь машинально.
Вот, собственно, в чем и проявляется отличие воспитания от всего остального: воспитанный демонстрирует парадоксальное поведение: в экстремальной ситуации даже при "наличии отсутствия" угрозы наказания он совершает действия, казалось бы, противоестественные, противоинстинктивные, но... "экологичные" - спасаясь с тонущего "Титаника", сначала посадит в шлюпку женщин и детей, стариков и больных, а сам - уж как-нибудь. Собственно, эти действия и есть наиболее естественные, если вспомнить, какие человеческие сообщества оказались более живучими перед лицом напастей. Естественные, но неочевидно.
Как же укореняются в сознании "экологичные" модели поведения (а именно их укоренение и служит гарантией того, что модель сработает, когда раздумывать будет некогда)? Каковы механизмы воспитания?
Пора, видимо, попытаться дать формулировку этому слову в том его смысле, в каком оно употребляется в данном тексте.
Под воспитанием (нравственным, естественно) понимается такое формирование сознания, когда индивид осмысленно, на уровне доказательства и глубокого внутреннего приятия вооружается теми или иными принципами, правилами, которыми руководствуется, совершая (или не совершая) поступки. Спасти другого, жертвуя собой. Не разбросать публику, претендующую на место в последнем трамвае.
Не все, вероятно, надо в человеке воспитывать. Например, грамотность. Пусть она останется предметом обучения или, если так уж хочется учителям, дрессировки. Знание языка - не поступок, а незнание само по себе - не преступление. Что же до "экологий" - тут самое поле деятельности для воспитания.
Не надо покидать Европу, чтобы убедиться, что в стране древнейшей цивилизации и неописуемой гармонии естественного и рукотворного, с детства слыша слова об уважении и любви, вырастают отморозки не "хуже" наших. Не служит Кельнский собор панацеей от фашизма. Не возникает в сознании гуманной идеи по причине одного лишь мягкого климата.
Нужно, видимо, пережить некий стресс, получить сильное ощущение, задать себе вопрос (вариант: получить готовый из хороших рук), придумать ответ (получить готовый из надежного источника), хорошенечко помучиться размышлениями обо всем этом - вот тогда в сознании возникнет, вырастет кристаллик воспитания.
Каковы же общественные институты воспитания; какие явления или учреждения этим занимаются, используют вышеописанный механизм? Есть ли они в Европе или Америке? У нас?
Легче начать с того, что есть у нас. Это крепостное право, а затем Советская власть и все ее производные вплоть до сегодняшней пародии на демократию. Это очереди, карточки, коммуналки - постоянный дефицит то жилья и продуктов, то денег. Это тотальное стукачество. Это паранойя вождей, лицемерие и ложь государства.
Даже одного из этих феноменов достаточно для гибели нации, но мы - народ "сдержек и противовесов". Людоедство очередей и коммуналок разбивается о сердобольность и участие, на которое, правда, не каждый-всякий горазд, но которое вполне в наших обычаях. Любопытство в традициях соборности дает такой парадоксальный результат. Стукачество пробуксовывает на укрывательстве. Цинизм чиновника отскакивает от субтильного диссидента. Всегда на краю пропасти мы останавливаемся, а если нет, - значит, еще не край. И пока мы будем жить под угрозой гибели (глада, мора, ввода ограниченных контингентов, несвоевременных развлечений Госдумы), наш шанс выжить благодаря "экологиям Ч & Ч" достаточно велик. Грустно все это: а что, без чумы - никак?
Нет, почему же: есть у нас и еще одно явление, способствующее воспитанию, вполне мирное и цивилизованное. Это "коммунарские" детские и подростковые клубы и работающие по аналогичным методикам лагеря. В них кипит всамделишная жизнь, со всеми ее треволнениями, и тут же - рефлексия, инициируемая педагогами, - те самые вопросы и ответы. Кто знает, сколько людей обязаны своим воспитанием одному лишь лагерю "Орленок"?
Увы, в педагогике другого воспитания практически нет. (Кстати, отдельная тема для разговора - о педагогике, которая сама не своя, потому что педагогики-то в ней и нет. Нигде в мире, что интересно.)
А что же у наших собратьев по разуму там, на Западе?
Они уже давно забыли о карточках и коммуналках, собес взрывает холодильники изнутри, а скука и неприкаянность гонят людей в волонтеры армий спасения, потому так страшно за них, когда видишь, как из-под корки благополучия, миролюбия и доброжелательства нет-нет да и прорвется наружу стихийный, сорвавшийся с цепи каннибализм. Любопытство домовладельцев и ответственных квартиросъемщиков давно уже стало вещью в себе. Их доносительство ограничено традициями правового государства, а само оно обуздано избирательной системой.
Правда, бывает, что во время наводнения, землетрясения или торнадо государство временно не работает.
И коммунарских клубов у них нет.
И пока торнадо гуляет по Бирмингаму, остальные веси могут и отстегнуть. А ну как, не приведи Господь, тряхнет всю страну - Апокалипсис? А пока...
Пожалуй, наиболее узнаваемы нами Израиль, живущий в постоянной готовности к войне, да Западный Берлин с его блокадными традициями.
А детей ни там, ни там не воспитывают, лишь талдычат о добре, и вырастают они - кому как повезет. Помню речь Джона Мэйджора, где он говорил: "Мы не можем превращать государство в богадельню; нам нужна сильная полиция". Дрессировать легче, проще.
Пока гром не грянет.
Нечто вроде постскриптума.
Недавно беседовал в Ставрополе с одной дамой, кандидатом наук, переполняемой сознанием собственного завкафедрничества. Она сказала: извините, но во многом не могу с вами согласиться. По моему мнению, самое главное воспитание - семейное... (и далее - немеряное количество абсолютно "правильных" слов - как партия учила).Я долго не мог понять, почему не могу с этим согласиться, даже отрешившись от имиджа моей ученой оппонентки. А потом понял: как просто!
Ну какое же воспитание в семье, где ребенка "едят" и "ночуют" на халяву! Что-то объясняют? Требуют? Это обучение. Наказывают? Дрессировка. И что бывает, когда он обучаться не хочет и дрессировке не поддается? Есть не дают? Избавляются от него? Не смешите меня.
Плохо работают семейное обучение и семейная дрессировка... А где воспитание? Где его, недоросля, ответственность за жизненно важный продукт деятельности? Где его "взрослые" прерживания - страхи, радости, мучения? На чем пережитом должны базироваться понятия о добре и зле? Кто и на какой нравственной основе поможет ему усвоить эти понятия?
Да, умные миллионеры на гниющем Западе выпихивают своих юных потомков на каникулы в посудомойки баров и рабочие ферм, без гроша, на полный страх и риск - чтоб знали, на каких бананах булки растут. Да, в наших бедных семьях без доли труда, приходящейся на детей, можно не только банана к столу не снискать, но и булки.
Но нет у нас таких гниющих традиций и, слава Богу, не слишком много нищих семей. Да и в них - на какой ценностной основе стрясется та рефлексия? Что за родитель преподаст урок и какой?
Не боюсь впасть в пафос, заявляя, что реально мир могут спасти педагогические системы, в которых воспроизводится реальная жизнь и происходит периодическое осмысление ее на базе "правильных" с точки зрения "экологии Ч & Ч" установок. Понятно, что от государств на данном периоде перестройки национальных педагогик не дождешься: одни благополучны и беспечны, другие бедны и слепы. Остается надеяться на имеющихся и потенциальных лидеров неформальных сообществ и мечтать, что подобные клубы расплодятся, как во времена "оттепели".