СИМБИОЗ
ОТ РЕДАКЦИИ
"Социальный лицей - Школа Спасателей" в Самаре - уникальное по применяемым социальным технологиям учреждение помощи беспризорным детям.
В числе его создателей, идеологов, работников был Юрий Устинов. Но вечная беда с этими харизматическими лидерами: заварив какую-то бучу, они то ли в воздухе растворяются, то ли сквозь землю проваливаются. Оставляя за собой жаркие споры о том, что же за ними осталось: видимость сияния или запах серы. А может, и то, и другое. Сейчас наш рассказ о том, как существует Лицей через полтора года после исхода Устинова.
Метод жития в одной оболочке 1) госучреждения, 2) некоммерческой организации и 3) группы альтруистов-фанатиков в общем-то не нов, но практически нигде не описан. На вопросы ТА о внешней структуре, организации и ресурсообеспечении Лицея отвечает его директор Виктор Воронов.
Лицейская сущность работы с самими беспризорными настолько тонка, что не поддается описанию как метод или технология. Передать какое-то ощущение от нее можно, может быть, только так, как пытается Елена Жигарева в своих "зарисовках".
Виктор Воронов
СИМБИОЗ ГОСУДАРСТВЕННОГО УЧРЕЖДЕНИЯ И НЕКОММЕРЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
Статус "Социального лицея" изначально - государственное образовательное учреждение. Областной специальный лицей-интернат. Открылся он благодаря совпадению массы факторов, одним из важнейших была очередная волна борьбы с беспризорностью. Cтрого говоря, работает он не с "беспризорными" (хотя и таковые имеются), а с "детьми группы риска". Сейчас на утверждении новая редакция Устава. Будем именоваться "Государственное образовательное учреждение для детей, нуждающихся в психолого-педагогической и медико-социальной помощи - Центр психолого-педагогической реабилитации и коррекции "Школа Спасателей". Такая длинная бодяга не наша придурь или желание поменять "вывеску", а вынужденная мера в связи с принятием министерством новой типологии учреждений и изменения всяческих пенсионных и прочих законов. Иначе у нас народ остается без выслуги и прочих дуростей. Кроме того, фактически оно так и задумывалось, и делалось то, что сейчас юридически прописывается в новом уставе.
Под это все дело отдали часть здания детского сада завода "Рейд". 730 квадратных метров, два этажа, на втором - три комнаты лицеистов плюс маленький холл и четвертая комната (кубрик) в одном крыле, симметрично - в другом крыле - три жилых отсека с перегородками плюс туалеты-душевые, плюс комната воспитателя и соцпедагога "Доброй слободки" (социальный профилакторий - по Уставу), итого на 24 человека (ночевать можно и больше, жить - больше 20 уже тесно), на лестничной клетке вход в бухгалтерию и директорскую. На первом этаже - столовая, гостиная, медблок, два учебных класса, библиотека-учительская-кабинет завуча, склад, компьютерная и кабинет зама, в пристрое - прачечная-склад белья. Еще на первом этаже есть туалет с душевой и еще один туалет для сотрудников.
Две пристройки к зданию все никак не отдадут. Есть еще холодный сарай на улице, фактически пустующий. Вот такая "недвижимость". В оперативном управлении. Областная собственность.
Финансирование бюджетное: Департамент по науке и образованию (питание детей и зарплата сотрудников; в этом месяце дали деньги на стулья: теперь есть на чем сидеть!!!).
Так что в отличие от НКО нет головняка с текущим финансированием. Но оно - по мизеру. Не потому что нас не любят, а как и у всех.
Параллельно имелась и некоммерческая организация РОО "Защита Ребенка", президентом которого была Жигарева Е.И.
Волонтерами были фактически все. В РОО "Защита Ребенка" - волонтерами. Поскольку зарплата в РОО не платилась. Были выплаты в рамках грантовых программ, и некоторое время платили мизерную зарплату Устинову.
РОО "Защита Ребенка" как "параллельная" структура создавалась не для второй зарплаты, а для гибкости в работе.
В структуре госорганизации - Лицея до отъезда Устинова Жигарева была психологом-совместителем, а Устинов за счет вакансии зама по н.м.р. получал эту ставку по трудовым соглашениям как консультант, поскольку быть в штате не желал по принципиальным соображениям. А в РОО только Устинову платили зарплату (да еще из грантов - по смете), да и ему начислялось что-то смешное и недолго, потом стал платить лицей.
Гранты были - "Оберег", потом команда этого проекта организовала собственное юридическое лицо "РОО творческий союз Оберег" и - фактически распалась как команда, но Серега Пожидаев продолжает биться за свои идеи. :-))) "Арт-проводник" - это Жигарева придумала при активном участии Наташи Гончаровой-Степановой. По окончании гранта мы вышли из РОО "Защита Ребенка" и продолжаем уже без этой юридической шапки. Такая забавная повторенность сюжета. ;-)
Симбиоз и был изначально задуман для всяческих "удобств", в том числе и при общении с грантодавателями, но фактически это была одна команда, которая в зависимости от ситуации выступала то как госучреждение, то как НКО, то одновременно и так, и так. Так что скорее это некая игра в симбиоз, нежели реальный симбиоз. Ситуация "симбиоза" была создана искусственно и сознательно. Что, впрочем, не мешало быть сему симбиозу продуктивным. Программа Оберег была представлена на международной выставке "ШКОЛА 99" в Москве, нас приглашали на всякие конференции-семинары-круглые столы и тому подобное разных уровней, были штук двадцать статей в разных СМИ и примерно столько же теле-радиопередач областного уровня. Это внешняя сторона. Ну и с детьми тоже реально велась работа.
Дети - они разные. От беспризорных, пришедших с улицы, приведенных милицией или просто добрыми людьми, до бегунков из интернатов или законфликтовавших дома или в школе.
Однозначного "алгоритма" прихода детей нет. По-разному приходят, по разному складывается с каждым. Единственное, чего строго придерживаемся: добровольность пребывания у нас ребенка. По крайней
мере, они всегда должны быть уверены, что находятся здесь добровольно.
Кроме того, три года сотрудничаем с Октябрьской спецшколой (для несовершеннолетних правонарушителей). Написали с ними совместно уже
несколько грантовых программ. Из них три гранты получили. Сейчас у нас
постоянно на стационаре три-пять человек из спецшколы. Чем можем,
помогаем Родионову Сергею Викторовичу, директору спецшколы. Это
отдельный блок работы, требующий отдельного разговора. На самом деле
это направление могло бы быть приоритетным и единственным. Как,
впрочем, и любое другое. Скажем, как и работа с пацанами, не
вписывающимися в интернатах и детских домах. Таких у нас тоже
практически постоянно два-три человечка. Как и работа с беспризорными.
Вообще-то - оно и лучше, когда все разные.
Детей на стационаре от 10 до 25, плюс разное количество приходящих (экспедиционных), и есть еще приходящие на разовые или не разовые консультации. Сотрудников до 40 человек (включая совместителей, тех-мед-кух-работников и учителей), что немало, но реально качественно и с пониманием работающих - минимум. Но зато без проблем обеспечивается круглосуточный режим работы.
Если говорить о структурных, организационных и прочих методико-технологических подробностях - это надолго. Мне же кажется, что "зарисовки" Лены Ивановны вполне отражают реальную суть происходящего.
Что еще важно: и до "исхода", и после основное
содержание работы определяется, к сожалению, не штатными сотрудниками,
а таки волонтерами. Все время есть некое количество народа, который
приходит и без зарплаты или за смешные деньги, которые тратятся на
обеспечение своей же работы (краски, кисти, струны и т.п.) занимается
с пацанами самыми разными делами.
Если попробовать в двух-трех-четырех словах определить "методику"
работы, то, наверное, так: главная проблема попадающих к нам детей -
отсутствие опыта контакта и совместной жизнедеятельности
с людьми (взрослыми ли, детьми ли),
занятыми каким-либо ДЕЛОМ, отсутствие возможности выбора стиля жизни,
мировоззрения, мировосприятия. Поскольку у большинства из наших детей за
плечами только один образ жизни и опыт общения -
маргинально-криминальный, а об ином они не имеют даже смутного представления.
Здесь же они имеют возможность такого выбора. И чаще выбор делается позитивный.
Елена Жигарева
ЧИСТАЯ ВОДА
(зарисовки)
"Может ли кто-нибудь сделать мутную воду чистой?
Если вы оставите её в покое, она сама станет чистой".
Лао Цзы
.
Психологи "отказались" от детей без семьи. Семья, говорят они, является необходимым условием для нормального интеллектуального и эмоционального развития ребенка и обуславливает полноценное формирование "новообразований" каждого возрастного периода (это такая очень важная штука, от которой зависит судьба каждого из нас). Если эти самые "новообразования", говорят психологи, сформировались неполноценно (не доиграл, например) или вовсе не сформировались (да не с кем ему было общаться, когда в колыбели казенной лежал и много месяцев пялился в грязный потолок детской больницы или в чистый потолок дома ребенка), то к восемнадцати годам никакой маститый психотерапевт не разгребет завалы мусора и хлама в голове и в душе этого бедолаги (да и не собирается, по большому счету).
Так получилось, что я тоже психолог. Все известные возрастной психологии законы говорят о том, что у наших детей ("наши" - это дети так называемой "группы риска", в том числе и детдомовские) нет шанса. Однако мало ли нам всем известно случаев, когда официальная медицина, опираясь на безусловные, известные ей законы, не дает шанса какому-то ребенку или взрослому, а "обреченные" вопреки всему, за счет своей собственной веры или за счет веры и труда близких, творят чудеса. За счет чего же наши дети группы риска все-таки могут состояться для себя и для будущего? За счет чего может произойти чудо? Если даже все хорошие люди Самарской области захотят помочь каждый хотя бы одному такому ребенку, сказать ему "мой", посмотреть в глаза, то будущее может появиться у сотни - у двух сотен детей. А что делать остальным двум тысячам??? Чья живая внутренняя сила может стать для них точкой опоры для будущих добрых дел?..
Множество образов выплывает, когда думаешь о судьбах наших мальчишек. "Корзина со старыми спутанными нитками" - когда проще купить новый клубок, чем тратить силы на разматывание. Или "непроходимый бурелом, заваленный сломанными деревьями, сучьями, древесным мусором", когда одна мысль о бесконечности этого пути рождает усталость, а еще и неизвестно, куда приведет эта дорога, будь она расчищенной... Мутная вода... - чистая вода...
Эскиз первый. "Алеша".
В октябре привезли троих из детского дома: Димку, Сережку и Алешку. Два дня они держались маленькой резвящейся стайкой, как будто бы им и дела нет до того, куда они попали. А сами все глазенками стреляют во все стороны - "куда мы попали?" Лицейские - и взрослые, и дети - к ним не приставали, давали время оглядеться, а там, может быть, и сами вопросы будут задавать.
Все трое оказались очень разные и по нраву, и по судьбе. Димка с Сережкой хоть немного, да знали, что такое "дом", "семья", "мама". А для Алехи - это все закрытые темы, потому как больные очень. На то, с чем встретились в лицее, тоже реагировали по-разному. Серега - маленький, тихий, через три недели уже устал от активной лицейской жизни и запросился назад, в детский дом, заверяя нас, что обязательно там начнет учиться.
Димка восемь месяцев "метался", проверяя свою свободу, наши слова о том, что он сам выбирает свою судьбу, насколько правда то, что мы говорим, устраивая истерики и драки, убегая два раза, возвращаясь то "побежденным", то "победителем". Через восемь месяцев неуверенно попросился навестить детский дом.
Алешка в лицее скоро год. Может быть, когда я почувствую, что внутри него появилась сила, рожденная верой в себя, я соглашусь отпустить его обратно в детский дом. А пока что он не хочет возвращаться в детский дом и способен только защищаться. По-дурацки, нелепо, кривляясь, болтая глупости, хихикая, изводя и детей, и взрослых, приставая ко всем, кто не хочет причинить ему откровенного зла, как бы проверяя всех нас, на сколько мы истинно добры или только притворяемся, а вывести нас, оказывается, очень легко. Вот так уже год мы приручаем друг друга: он учит нас бескорыстному терпению, а мы его учим доверять нам. И если бы каждый из нас взялся в одиночку "вытащить" Алеху из его горькой судьбы - это было бы не под силу. Когда же мы все "сражаемся" за его судьбу... Не знаю, чем закончится эта "борьба". Остается верить, молиться и делать то, что можешь.
Эскиз второй. "Женька".
За окном уже было холодно и сыро - глубокая осень. Женька сидел на лавке в кабинете директора и почти бубнил под нос, что больше не может. "Надоело, устал я. Нормально жить хочу".
Женька второй раз приходит в лицей. Первый раз появился с кем-то из таких же беспризорных, вымылся, поел, выспался и удрал. Скитался почти год. Теперь вот сидит на лавке, смотрит на нас, просит оставить в лицее, и совершенно невозможно понять, то ли злоба в его глазах, то ли боль и отчаянье.
Несмотря на то, что Женьке уже пятнадцать (в лицее существует ограничение по возрасту), мы его, конечно, оставили. У мальчишки не было ничего: ни родителей, ни дома, ни документов. Вроде как есть человек - и вроде как его и нет. Хоть Женька и крепким парнем оказался, но одному-то в такой ситуации вряд ли выстоять: можно предположить её исход, вариантов не очень много. К тому же у него оказалась судимость (дав три года с двумя годами отсрочки, наш гуманный суд выставил его на улицу прямо из зала суда).
За год в лицее хватило всего: пытался он работать на кухне - но превратил ее в свою вотчину (кому кусок послаще - тот ему должен), пытался "бугрить" и - наоборот - брал шефство над провисавшими и вытягивал их. К лету мы дозрели до расставания - понятно стало, что ему нужна СВОЯ территория и СВОЯ жизнь!
А лето он отработал разнорабочим в детском оздоровительном лагере - и очаровал непробиваемых теток из отдела семьи по месту последнего жительства, они нашли ему работу в некоем приюте, где его еще и кормить будут, и жить там же можно, и, наконец, - он получит паспорт и уже поставлен в очередь на общагу. Правда, убедить их в том, что они должны Женькой заниматься, удалось только после угрозы передать все дела по их "ничего-не-деланию" прокурору. Теперь они души в Женьке не чают.
Эскиз третий. "Ванечка".
А это - совсем иная история... Мальчик с нетипичной для нас предысторией: у него проблемы с адаптацией в России после жизни в Австралии. В школе - не уживается, во дворе - ни с кем общего языка. Семья - более чем благополучная. Правда - папа суров и очень занят, а мама - берет на себя все проблемы Ванечки, ему самому ничего не оставляя. Но - оба просят помочь ребенку.
Ребенок себя ни в чьей помощи нуждающимся не считает. Однако паинька-детка, папа сказал - сделаю, все одно мама заберет домой, если невмоготу. Она и впрямь - спросив, куда первый выход (на Грушинский) - хотела привезти его туда на машине и проследить, чтобы у него в палатке все было хорошо. Но - нашли с ней общий язык (спасибо папе).
На Грушинском каждый день был для Ванечки подвигом. Каким терпением надо обладать, чтобы 45 минут перевязывать шнурки на ботинках, лишь бы не идти по жаре за водой! Дрова при его появлении в лесу исчезали, и он их искал упорно весь дровяной час, так и не находя. Каша не варилась, и вообще, лейтмотив - "а дома сейчас копченая курица... а мама велела кушать хорошо..." Но иногда бывали всплески интереса к жизни вокруг. Правда, при уборке территории "Второго канала" (а мы ради этого остались после фестиваля на поляне) - опять-таки профессиональные "откосы" от работы. Неинтересны даже тренировки с веревками и прочими карабинами-жумарами. А на купании (особо подивил) забил лягушку палкой и с восторгом демонстрировал ее пацанам - они восторг не разделили. Вот после этого его как-то "пробило". И на тренировочном лагере на скалах - Ванечка уже начал и работать, и тренироваться, и - иногда - видеть и слышать других.
Неожиданно для себя самого согласился идти в зачетный поход по Жигулям. После него он честно сказал: "Я думал, что сдохну". После чего - распрощался со всеми навсегда.
А в итоговом на Урале - на суровом лобовом подъеме - вдруг выдал: "Вот когда мы пойдем в следующий поход..."
Это после того, как на Урал его отправлял папа нерассказанным нам способом!
С Урала Ванечка вернулся НАШИМ. И - общим любимцем. Мечтающим уже не о копченой курице - о сгущенке с печеньем.
В лицей он, конечно, не пошел: элитное образование мы не тянем. Но на все походы - он наш. Во двор он вернулся спокойно, в школу пошел с удовольствием, а не страхом.
Январь 2002 г.