Рецепты и проблемы долголетия.
Точки потоков
Время от времени в пространстве неформальных коммуникаций образуются уникальные точки, где постоянно, обычно в течение многих лет, проходит сплошной поток, внешне напоминающий тусовку. Но только внешне. В этих точках каким-то странным образом пересекаются и общаются активисты и лидеры разных неформальных движений, между ними идёт интенсивный информационный обмен, устанавливаются связи, некоторые из них превращаются в долговременное сотрудничество, а иногда приводят к синтезу новых движений.
Авторы долго не могли определиться с классификацией этого явления. Это консорции второго порядка или третьего? Ведь в этих точках пересекаются различные круги и движения. А может, всё-таки первого порядка? На чём, в конце концов, и остановились. Точка потоков — это всегда конкретное место, хозяева которого вполне определённая общность — клуб.
В мире неформалов гуляют гипотезы, что эти места находятся в особых точках пространства, — возможно, связаны с физическими свойствами атмосферы, геосферы или ещё каких-то сфер.
— Люди живут здесь с эпохи палеолита — говорил хранитель одной из таких точек, директор археологического музея-заповедника Танаис (между Ростовом и Таганрогом) Валерий Фёдорович Чеснок. — В античные времена вокруг была дикая малозаселённая местность, а здесь — крупный торговый центр. Наверное, у этого места есть какие-то живые свойства.
В 70-80е годы в Танаисе всегда тусовался какой-то народ. Летом, которое в тех краях достаточно длинное, в сезон раскопок происходил всплеск. Зарплата рабочего на археологических раскопках символическая. Люди, желающие заработать тяжёлым физическим трудом, легко могли найти себе места повыгоднее. Да хоть те же студенческие стройотряды. Однако не только Танаис, но и многие археологические лагеря и экспедиции были характерным местом сбора странных людей.
Территория музея-заповедника велика, но всё же оснащена инфраструктурой: есть вода, для рабочих организовано питание, неподалёку посёлок с магазином (ну, да, читатель нас правильного понял — мы в России или где?). Чеснок разрешал жить на территории в палатках не только археологам. Он сам… ну не то, чтобы организовывал и приглашал… каким-то неуловимым образом создавал лагеря добровольных помощников. Использовал бескорыстный труд энтузиастов — но не для карьеры: так до пенсии и пробыл в этой древней глуши. Этот уникальный человек осознавал самоценность общественных движений. Он не только раскапывал, консервировал, реконструировал культурные слои, он делал их живыми, наполняя новыми людьми из новой жизни. Даже зимней ночью можно было приехать на территорию, походить по служебным строениям, и, не найдя сторожа, которые обычно тоже были из неформалов (а магазин-то…) завалиться прямо к директору с вопросом: — Тут, мне сказали, есть странные люди? — Ну, если не считать меня, — невозмутимо отвечало официальное лицо в час ночи, — то из калитки налево, четвёртый дом по правой стороне.
Как правило, точка потоков — это реальное жилое место. Тут постоянно кто-то живёт, а старожилы клуба-хозяина часто живут постоянно. Потому и завалиться в такую точку можно когда угодно. Даже ночью. Люди есть, кто-то выйдет навстречу. Если не сразу, то утром. Двери в таких точках часто бывают открытыми. Всегда. Только в последние время появились кодовые замки, но кто знает код — а кто едет часто знает его от друзей — тот войдёт.
Культурная жизнь в Танаисе била ключом. Поэты читали там стихи и склеивали рукописные сборники, создавали новые поэтические школы, рок-музыканты, не брезгуя акустикой, подхватывали потёртую шестиструнку у бардов. Хиппи жили, хиппи — они просто живут. Коммунары устраивали трудовые десанты: «Вон ту яму, что Чеснок разметил — до последней электрички в воскресенье!». Поисковики, естественно, копали. Реставраторы — предтечи будущих реконструкторов — с увлечением приводили в рабочее состояние военные машины античности, восстанавливали древние строения и строили рядом свои — похожие, облачались в реконструированные доспехи скифского воина V-IV века до нашей эры, стреляли из реконструированных луков и арбалетов и давали пострелять всем желающим.
Но среди политических неформалов Танаис был непопулярен. В 80-е часть этой ниши краем цепляла другая мощнейшая точка потоков — Рожбуль: Рождественский бульвар, 21, строение 2. В отличие от периферийного Танаиса, Рожбуль находился вблизи самого центра грядущей катастрофы и пропускал через себя огромный поток неформалов, включая политических. В мемуарной литературе, которая большей частью политическая, Рожбуль упоминается под разными псевдонимами: «Клуб «Компьютер» Гарри Каспарова, фирма «Параграф» Степана Пачикова, КСИ (Клуб социальных инициатив) Геннадия Алференко. От КСИ на Рожбуле была лишь какая-то доля. Каспаров же и Пачиков в нынешней терминологии больше спонсоры и меценаты: добывали компьютеры для детского клуба, содержали здание, что тогда было дешевле компьютеров. Роль этих личностей в создании точки значительна, но мы, в рамках своей темы, связываем Рожбуль с именем неформального сообщества, которое в течение многих лет поддерживало там социальные процессы — «Радуга».
Множественность названий — типичная для точек потоков черта, так как различные круги видят здесь совершенно разные стороны, разных людей, разные организации и клубы. Путаница нарастает моментально. Нередко место в итоге получает название географическое. Танаис, Рожбуль, Пролетарка, Дебаркадер, Хавская…. Так удобней: и понятно где, и нет ассоциации с кем-то конкретно, коль обитают тут столь разные. Тем не менее, хозяева у места почти всегда есть. И вполне конкретные. Это очень сильный клуб, не побоявшийся впустить в себя потоки различных тусовок, и при этом не растворившийся в них.
Большую часть строения 2 занимал детский учебный компьютерный центр. Это было поводом для того, чтобы среди прочих: хиппи, рок-музыкантов, бардов, реставраторов, зарождавшихся политических движений, кооператоров, МЖКшников, диссидентов, почитателей Толкиена и… (список сокращён на два порядка) тусовались неформальные педагоги-новаторы. Именно там авторы впервые услышали термин «социотехника». Полуофициально это называлось СПО «Радуга». Символическое слово — много цветов спектра, а СПО некоторые расшифровывали как «социально-педагогическое объединение», другие как «строительно-педагогическое объединение». Рожбуль и его люди, дела и подвиги достоин настоящей энциклопедии — кто бы только написал её наконец... Один из авторов был там сам, и впечатления его — маленький и субъективный фрагмент большой мозаики.
Выглядело это примерно так. Приходит незнакомый человек с улицы. Ему говорят: «Здравствуйте. Хотите чаю?» Дежурные из коммуны (практически они в этом доме на Рожбуле и жили) готовят чай. И беседуют. Как зовут, могли и вообще не спросить — пока не захочет человек и сам не скажет. Если человеку нужна вписка (ночлег, жильё на сленгах большинства неформалов), она обычно там же и реализовалась. В вечно недоремонтированном доме был большой запас туристского снаряжения: среди прочей деятельности «Радуги» была организация детских палаточных лагерей. Снаряжения там хватало для леса человек на 50-70, а для дома, когда можно лечь на одну палатку и укрыться другой — больше. Фактически были моменты, когда в этом доме одновременно кратковременно вписывалось до сотни иногородних. Чтобы получить вписку на одну ночь, достаточно было продемонстрировать, что ты не будешь нарушать очевидных правил — пить, употреблять наркоту и т.п. Чтобы задержаться, требовалось большее.
Вписка — типичное свойство точек потоков. Это не означает, что любой пришедший автоматически получает приют — это же не ночлежка. Потому и ведутся разговоры, иногда за чаем, иногда и без него. Признали за своего, так и угол, и спальничек найдётся, нет — так могут и от ворот поворот указать. Приглянулся человек — может, не то что ночь, а неделями жить. Но если человек хочет осесть на месяцы и более, то только если включится в один из проектов данного места. А это всегда не только один клуб, но и информационный центр многих систем клубов.
Стены были замаскированы объявлениями о делах в разных концах Москвы, области и тогда ещё Союза, дела обсуждались и за чаем. Например, типичным и постоянным делом коммуны была помощь детям-инвалидам, постоянным подшефным был Загорский (ныне Сергиев-Посадский) детский дом — учреждение не призрения, а социальной реабилитации и науки, центр уникального передового в мировом масштабе достижения советской педагогики и психологии: в нём слепоглухие (!) дети обучались и воспитывались до состояния трудоспособных личностей. Поток людей ездил туда практически каждый день, со всплесками в выходные. Основное занятие: помощь в ремонте детдома и человеческое общение с этими детьми. Среди висящего на стенах был плакат с дактильным алфавитом, желающих тут же за чаем могли ему обучить. Феноменальным социотехническим опытом была организация потока добровольцев, когда рожбулевцы расклеивали прямо на вокзалах в районе касс и электричек на Загорск объявления типа «Кто хочет помочь детскому дому? Сбор у электрички на Загорск в …». Создание флэш-групп начинались ещё по дороге. Приезжающие в детдом самотёком попадали в малый филиал «Радуги» в котельной, с процессами чем-то похожими, но более жесткими: у человека ещё в чаепитии спрашивалось, что он умеет делать, желательно по строительным или хозяйственным специальностям. Если подходящей работы не находилось, его направляли на неквалифицированную. Тусовщиков, приезжавших в Загорск пообщаться просто так, быстро, аккуратно и тонко вытесняли. В Загорске был свой хозяин, принимающий всю эту команду энтузиастов — Апраушев (выполнял такую же роль, как в Танаисе — Чеснок). Пока он руководил детским домом, тот являлся ярким центром неформалов и их жизни. С его уходом неформальная жизнь в детском доме захирела.
Как уже отмечалось, сильные неформальные клубы не избегают тусовок, но тщательно следят за их пропорциональным соотношением со старожилами собственного клуба. Если численность тусовки становится слишком большой, её частично мягко вытесняют, вновь сокращая соотношение до нужной пропорции. Человеческий фактор для подобных точек — одно из главных условий существования, многое зависит от лидера точки, его опыта, интуиции и стремлений.
Тусоваться на самом Рожбуле можно было несколько дольше, но в каких-то рамках. Несмотря на масштабность, Загорск — лишь один из потоков Рожбуля. Всегда можно было обнаружить на стенах и в чайных разговорах тему поездки на восстановление православных церквей и монастырей в Москве и ближнем Подмосковье. В ту половинчатую эпоху это подавалось как реставрация памятников архитектуры. Позже — работы на стройках МЖК. Строительные работы, хоть подсобные, может делать каждый. Даже «чайники» быстро врубались: в неквалицированной работе человека проверяют на работоспособность в принципе. По грубым оценкам, через Рожбуль за время его существования прошло порядка 12.000 хоть немножко поучаствовавших в каком-то деле человек. Тусовщиков — больше.
После того, как проверка состоялась, или в случае, если кто-то из ядра «Радуги» решал на интуиции, что этот человек в проверке не нуждается, рано или поздно начинался разговор о «сюжетах». Так называлось всякое более длительное дело (в нашей терминологии «клуб», «круг» или «система»), с которым Радуга была связана и куда человека могли перенаправить. Собственно, вот эта главная информационно-коммуникационная функция в неформальном поле достаточно хорошо осознавалась функционерами «Радуги». Кроме дружественных у «Радуги» были и собственные сюжеты, а можно было завести разговор о создании нового сюжета — и, бывало, это получалось!
Точка потоков — почти всегда место пересечения нескольких кругов и систем различных движений. Именно поэтому популярность таких точек высока. В случае кризиса собственной группы здесь всегда можно найти и влиться в другую, здесь же можно воочию познакомиться с совершенно новым для себя явлением и влиться в ряды движения, незнакомого прежде. Для тех, кто ещё не нашёл себя в жизни, такая возможность очень ценна.
Расцвет Рожбуля совпал со временем волны генезиса общественных движений, печально завершившейся в 1991 году. В эту неформальную эру он, вероятнее всего, был крупнейшей точкой потоков, если считать по массовости и ширине спектра. Но не по влиянию на будущий передел общества, которое оказали (из числа неформалов, криминальный мир в этой книге не рассматривается) в первую очередь политические движения.
Одной из таких заточенных на политику точек потоков был МБИО («Московское Бюро Информационного Обмена») Вячека Игрунова. В сленгах точки потоков привязаны к географии, потому более всего он известен как «Пролетарка» — находился минутах в пяти быстрого ходу от метро «Пролетарская». Улица, кажется, называлась Дубровская. Выглядело это всё — ну очень похоже на Рожбуль. Живописный беспорядок, объявления, плакаты на стенах, стопки, связки и груды полусамиздатских изданий разных протопартий. Дверь прикрыта, но не заперта, заходишь — никого. Наконец, вылезает из-под стола взъерошенный Вячек, может, он там искал нужную бумажку, а может и спал, что-то других спальных мест вокруг не видно. Вообще у диссидентов вписки малознакомых людей практиковались реже: в отличие от большинства неформалов, они не переняли у хиппи этой культурной традиции. Жил Вячек, по слухам, у М.Я. Гефтера, но это было давнее соратничество и взаимопомощь, а не случайная вписка незнакомца. Да, в общем вылазит Вячек из-под стола, заваривает и наливает крепчайшего чаю без сахара. Чаю всё время не хватает, не то чтобы денег, цены ещё советские, но вот чайник маловат. Идёт сплошной поток народнофронтовцев, демсоюзовцев, перестройщиков (клуб «Перестройка» тогда был мощным). Какие-то анархисты сваливают пачку своих газет и требуют, чтобы Вячек немедленно зачитал и заценил, да ещё и помог в распространении. Приходит бородатый ещё неизвестно кто: партии у него нет, команды у него нет, но у него есть политическая идея, которую он не успевает изложить, так как его грузят распространением анархистской газеты и расклейкой в метро чьих-то листовок…
Часть политических протопартий, тогда ещё честно называвших себя клубами, использовали «Пролетарку» как один из координационных центров, там иногда происходили заседания «межклубной инициативной группы», где ключевую роль играли Игрунов, Пельман и Павловский. По нынешним воспоминаниям Игрунова, на «Пролетарке» зародился, будучи первое время отделом МБИО, политический отдел ИА «Постфактум», из которого путём сложных эволюций, расколов и переделов получился скандально известный ФЭП.
Наверняка точки потоков были и в прошлой неформальной волне — хрущёвской оттепели. Честно говоря, авторы не исследовали подробно тот период, однако одна мощная точка нам всё же известна: посёлок Новомихайловское Краснодарского края на Черноморском побережье Кавказа, во время строительства принципиально нового для тех времён по социальной архитектуре детского центра «Орлёнок» — альтернативы сталинскому «Артеку». Туда тоже на работу строителями, а позже и вожатыми с проживанием в общежитии и питанием, принимали самых странных людей.
Сейчас, в эпоху сомнительной свободы, в Москве и в других городах существует множество уличных тусовок и вписок. Но они слишком узки по спектру, чтобы авторы могли причислить их к категории «точки потоков» — мест встречи и сотрудничества разных неформалов. На известном Эгладоре у метро Октябрьская отношение к постороннему, не знакомому и\или не демонстрирующему внешних признаков принадлежности к своим холодноватое.
Не любая крупная тусовка неформалов, имеющая постоянное место сбора, является точкой потоков. Главная черта точки — мультикультурность, способность принимать представителей различных движений и создавать коммуникацию между ними. Но возможность «вписаться» и на ночлег, и в проект — важные (наряду с другими) черты подобных мест.
Танаис потерял черты «точки потоков» в 2003 году, когда Валерия Чеснока «ушли на пенсию»…
Известных нам сейчас точек потоков в Москве две: Хавская и Дебаркадер. Можно сказать, полторы, так как они поддерживаются одним неформальным сообществом, название которого определить затруднительно, так как стоимость регистрации организации с названием меньше, чем месячная аренда нескольких совершенно квадратных метров территории. Хавская — она Хавская и есть, улица такая на Шаболовке, дом 24 копус 2. Дебаркадер — это действительно дебаркадер с деревянным двухэтажным домиком, сейчас он стоит в Троице-Лыкинской пойме в Строгино, но может и переплыть куда-то. В стилистике социотехники Хавской и Дебаркадера наблюдается дальняя преемственность от Рожбуля, например, чай там могут готовить специальные дежурные, и то если много народу наплыло, а чаще сами пришедшие, но не лично харизматический лидер. Более важная черта преемственности в том, что и Рожбуль тогда, и Хавская ныне занимают часть площади в учреждениях образования, использующих передовые педагогические технологии. Хавская — частная школа и образовательное информационное бюро. И не только образовательное: функция сообщения одним неформалам о существовании и характеристиках других — важнейшая для точек потоков.
Хозяева сегодняшних точек потоков — самостоятельные организации, способные арендовать или купить в собственность здания и содержать их за собственный счёт. Так современность внесла свои коррективы. Это обстоятельство не слишком радует авторов, так как бизнес не стремится к созданию подобных точек — неприбыльное это дело, государство же сократило число учреждений образования и культуры. Точек потоков стало мало. А ведь это и так достаточно редкое явление в неформальном поле. Найдут ли эти точки новые формы своего укоренения?
Вот очень, очень неполный перечень неформалов, которых можно встретить на Хавской или Дебаркадере чаще, чем один раз в жизни (список тех, о ком можно узнать просто не влезет в книгу): автостопщики, анархисты, антиглобалисты, волонтёры «World for you», КСП-шники, коммунары, комсомольцы (это сейчас, в 2006 году), левые интеллектуалы разные, народные предприятия (предприниматели, которые считают себя таковыми, но по закону не проходят потому что мелкие), нацболы, педагогические сообщества (бывают очень разные, некоторые выделены в этом списке в отдельные пункты), правозащитники (например, МПД), реконструкторы, рок-музыканты некоммерческие андерграудные (в них соответственно столько же течений, сколько в роке), ролевики, сиды, скауты (разных течений, их в России минимум пять), спортсмены-экстремалы, троцкисты, туристы спортивные, футурологические литературные группы (среди которых стоит выделить Максима Калашникова лично и его почитателей и «Нооген»), фидошники, хакеры, частные школы инновационные (например, питерская «Эпишкола»)…
Все точки потоков обрастают легендами. Кроме мест физических встреч разных движений, они объективно превращаются в центры неформальной культуры: тут витают легенды и байки о посетителях, а посетители в свою очередь разносят невероятные истории о самих точках потоков, создавая ореол загадочности вокруг данных мест. Вот некоторые из них:
Вписались в одну точку потоков неформалы-православные и неформалы-атеисты. Православные перед обедом стали молитву читать, а привезённую с собой икону поставили в столовой на холодильник, он как раз в красном углу оказался. Атеисты увидели это и давай на всю точку: «Да вы только посмотрите! Они на Холодильник молятся!». Конечно, верующих это напрягало. Но они всё равно к этой точке тянулись, возвращались и, как ни странно, но исторический факт: эти группировки подружились. Было у них, очевидно, нечто общее высшее…
Рассказывает лидер точки потока: Попросил вписаться на денёк-другой 17-летний автостопщик с Урала. Потусовался, в общем, всем понравился и попросился остаться. Я ему говорю: справку от родителей привезёшь, что они согласны, работать будешь поваром здесь и учеником монтажника в бригаде промальмпа, и, главное, в школе учиться будешь, мы пристроим. Парень уехал, думаю — понял, что к чему, не приедет теперь. А он через неделю приезжает со справкой от родителей, с аттестатом за 9 класс, ИНН-ном, вещами... Вот так. Пришлось нам как тому груздю в кузов лезть. Взяли его на воспитание.
Возможно, мы привязываем точки потоков к географическим местам лишь в силу инертности собственного мышления. Это просто удобно: надо что-то узнать о неформалах — знаешь куда идти. По жизни точками потоков оказываются и люди. Таков когда-то журналист «Комсомольской правды», а теперь непонятно кто, хотя иногда пишущий, постоянно путешествующий не по совку, а по всему миру неутомимый Хил — Валерий Хилтунен. Впрочем, в пору, когда он ещё жил осёдло, точкой фактически была большая квартира его большой семьи (жена — Лена и четверо детей) в Останкино. Теперь Хила найти сложнее, по e-mail он не всегда отвечает, говорит, что меняет адреса от спама. Но если уж появляется… А он появляется, авторы видят его с периодичностью раз в год-другой. Если он у вас появится, читатель, задайте ему любой вопрос о состоянии любого неформального сообщества в любой точке планеты. Мы надеемся, что люди, которых не интересуют такие вопросы, не дочитали нашу книгу до этого места.
