Борис Куприянов

Костромской истпед: эпоха заката

В 1996 году приказом ректора университета историко-педагогический факультет прекратил свое существование, а в 1998 году был последний выпуск студентов по специальности «История» с дополнительной специальностью «Педагогика», квалификация учитель истории и обществоведения, методист воспитательной работы. Что же произошло? Сказать, что приказ был выстрелом по живому факультету, сильно исказить действительность, в тоже время нельзя не отметить многих черт реальной яркой жизни истпедовского сообщества в это время.

Историко-педагогический факультет был элементом советской системы, машиной для воспроизводства педагогов-идеологов — «ребячьих комиссаров», ярких, интересных молодых лидеров юношеской государственно-общественной организации (ВЛКСМ), хороших организаторов и методистов внешкольной работы. Истпедовская система воспитания была видимо первоначально насыщена идеями коммунарства с его ориентацией на преобразование окружающей среды, пронизана романтикой, заражена творчеством, отсюда всегдашняя балансирование на грани легитимного — соответствующего линии партии и всякого рода отклонений (творчество без этого, думаю не возможно). Творческая среда истпеда конца 80 годов была во многом элитарна, с претензией на некоторую богемность, комичный несколько эпатажный «общажный декаданс». И в тоже время здесь из под полы читали машинописные тексты Николая Гумилева, обсуждали музыку Чюрлениса.

Характерным фактом креативной атмосферы факультета в начале 90-х годов было возникновение «Костромского клуба дураков» (КОКЛДУ), явление весьма характерное и по составу: от активных общественных деятелей Российского Союза молодежи, до политически индифферентных персонажей. В феномене клуба дураков проявилась яркое пародийное, по сути КВНовское, но совершенно оригинальное и ни на что не похожее лицо — отражающее ментальный разрыв человека и государства.

Весьма примечательным был эмоциональный фон повседневности факультета, всегда хотелось выйти в перемену в позитивно настроенный, дружественный винегрет из первого и пятого курсов. Там было хорошо, там было интересно и чрезвычайно тепло. Этот факт с удивлением отмечал, приехавший как-то корреспондент «Комсомольской правды».

Как идеологический факультет истпед вынужден был демонстрировать пафос преданности КПСС, с другой стороны уже в 80-е годы многие чувствовали фальшь и лицемерие официальной пропаганды. Отсюда на факультете существовали яркие проявления «кухонного сознания», достаточно явно обсуждались вопросы о том, кто стучит в компетентные органы (фамилии назывались). В тоже время, свое будущее студенты связывали с работой в комсомольском и партийном аппарате, поэтому вынуждены были претворяться.

Конец 80-х характеризовался высоким уровнем активности, который подпитывался средствами массовой информацией, общей атмосферой перестроечного воодушевления. «Время менять имена!» звучало в головах, звучало в сердцах, даже тогда, когда голова не знала этих строк. Эмоции, студенческий максимализм, страсть к ниспровержениям, при этом оптимизм. Такова атмосфера того времени. Вспоминается пример, когда на одну из демонстраций истпедовцы написали лозунги не белым по красному, а красным по белому. Фурор был шумный, колонну факультета оттеснили милиционеры и попросили убрать нетрадиционные лозунги.

Уже с 1991 года эмоциональный фон на факультете перестал быть позитивным, стало больше уныния и пессимизма. Вряд ли это было вызвано пониманием студентами невозможности состояться в качестве аппаратных работников из-за крушения партийной системы. Было что-то другое, может отчасти просто материально большинство стало жить хуже. Кроме того, нарушился привычный миропорядок, стал ощутим идеологический вакуум, актуализировались идейные искания наиболее интеллектуальной части студентов факультета, возник интерес к прежде табуированным явлениям: религия, религиозное искусство, зарубежная художественная культура, иммигрантская тема, серебряный век русской поэзии. В этот момент среди преподавателей факультета (историков и методистов) не нашлось тех, кто бы захотел включиться в духовные искания, предложить ключи и коды поисков. Вообще система подготовки на истпеде не включала формирование компетенций в сфере целеполагания (цели задавались политическим руководством), истпедовцы непревзойденные организаторы, методисты, придумщики, шоумены, но способностью осознавать проблемы и проектировать сложные многоцелевые системы в массовом варианте выпускники не овладевали. Это не было востребовано.

Факультет сохранял многие черты системы социального воспитания студентов прежних лет. По-прежнему в жизнедеятельности факультета ведущую роль играла кафедра теории и методики воспитательной работы. Сохранялся годовой цикл массовых мероприятий: «Знакомьтесь, первый курс», «Конкурс агитбригад», «Конкурс художественной самодеятельности». Однако, если прежде организация факультетских дел регулировалась общественными механизмами — комсомольским бюро факультета, то в начале 90-х, подготовку и проведение возложили на второй курс. Студенты были разделены на творческие группы и под руководством преподавателей и выполняли таким образом задания по теории и методике воспитательной работы. Качество мероприятий резко выросло, а с другой стороны ушла самодеятельность, общественный характер жизни на факультете. Однако рано или поздно удар по общественной синергии художественной самодеятельности факультета привело к необратимым последствиям. Признаком своеобразного вырождения испедовской реальности стали смотры художественной самодеятельности 1994–1996 гг. — не очень явная идея, среднее по художественному уровню исполнение замысла.

В 1990–1993 гг. столь же яркой и разнообразной оставалась летняя педагогическая практика: педагогический отряд сельского назначения, педагогический отряд в Нейском детском доме, «Комсорг», «Артек», «Орленок», затем перестали ездить в «Артек», из-за финансовых трудностей прекратил свою работу нерехтский педотряд, стали закрываться лагеря.

Отличительной чертой 90 годов было создание так называемых авторских лагерей. В 1989 году с легкой руки С. П. Афанасьева возник лагерь комсомольского и пионерского актива города Шарьи и Шарьинского района «Трубач», который в 1994 продолжился как лагерь ролевых игр «Кентавр», в 1990 г. возникли лагеря «Надежда», «Абитуриент». В 80-тые годы истпед был моно-комсорговским факультетом, превращение в поли авторский было серьезным испытанием, которое не удалось выдержать. Шанс опереться на новые активные сообщества реализовать не удалось.

В практике авторских лагерей реализовывалась общественная активность молодых преподавателей и студентов. В середине 90-х годов в период завершения функционирования истпедовского сообщества в форме вузовского подразделения авторские лагеря превратились в мощное социально-педагогическое явление в регионе. Однако, спустя десять лет движение авторских лагерей переживает кризис и постепенно сходит на нет, в это время среди региональной элиты не нашлось людей, способных оценить общественные перспективы этих сообществ. Авторские лагеря появились, казалось из неоткуда, и уходят в никуда.

Особым явлением начала 90-х была стенная печать, рупором студенческого максимализма, порой в не очень корректной форме была газета «Риск», пришедший на смену официальному и ставшему архаичному «Вожаку». И в том и в другом случае газета была огромной — десять и более листов ватмана, достаточно разнообразной по тематике. Яркой фигурой в жизни факультета того периода был С.П. Афанасьев. Именно он был крестным отцом многих новационных процессов на факультете, однако в силу многих причин он не взять на себя ответственность за эти процессы и зримо их возглавить. С.П.Афанасьев пытался направлять студенческую активность исподволь. В частности в альтернативу крикливому и всем недовольному «Риску» он попытался организовать со студентами младших курсов выпуск газеты «Фарватер», которая должна была излагать умеренный взгляд на ситуацию на факультете. Скажем, новогодний 1991 года выпуск «Риск» был изготовлен в виде объемных лошади и змеи (согласно восточному гороскопу год Лошади менялся годом змеи). Лошадь была повешена верх ногами, на ней был прикреплен текст примерно такого содержания: «Лошадь издохла, труп смердит». Авторы намекали на ситуацию на факультете. К 1994 году стенная печать на факультете прекратила свое существование. Главная причина этого, думается, стало прекращение существования сообщества, которое делало газету, жило газетой. Пока существовал «Вожак» там шли процессы самовоспроизводства, уходят пятикурсники, набираются первокурсники и так ежегодно. В начале 90-х «Риск» стала делать команда фактически из двух курсов — достаточно замкнутая группа, которая не была настроена на воспроизводство.

Объективным моментом разрушения общественной самодеятельности жизнедеятельности истпеда стало прекращение деятельности ВЛКСМ. В 1991 году перестали собираться комсомольские собрания, перестало работать бюро факультета. Вообще руководители факультета и кафедры спасовали перед политическими изменениями: все студенты факультета были комсомольцами, а ситуацию пустили в русло индивидуального выбора, для истпеда это было не разумно.

Закат факультета был золотым веком Костромской методики воспитательной работы, в этот период были написаны и стали широко известны костромские бестселлеры «Что делать с детьми в загородном лагере?», «Последний звонок», «100 творческих конкурсов и т.д.», «Ролевая игра «Яхта».

Трагедией кафедры теории и методики воспитательной работы в 90 годы ХХ века стали:

— неспособность стать коллективным лидером для студентов факультета, неспособность отражать студенческое сообщество, отсутствие новой современной идеологии, привлекательной для нового поколения,

— недостаточная поддержка общественной активности студентов, попытки канализировать проявления активности в узкопрофессиональное русло, недоверие к новым явлениям в жизни факультета, стремление удержаться в традиционных, ставших архаичных формах организации жизнедеятельности,

— непонимание процессов самоорганизации, воспроизводства факультетского сообщества и не владение инструментами поддержки этих процессов.

Обсудить на форуме  |   Обсудить в ЖЖ