Фонарщик
Оглавление раздела
Любите детей долго и нудно!

Последние изменения
Неформальные новости
Самиздат полтавских неформалов. Абсолютно аполитичныый и внесистемный D.I.Y. проект.
Неформальная педагогика
и социотехника

«Технология группы»
Авторская версия
Крошка сын к отцу пришел
Методологи-игротехники обратились к решению педагогических проблем в семье
Оглядываясь на «Тропу»
Воспоминания ветеранов неформального педагогического сообщества «Тропа»
Дед и овощ
История возникновения и развития некоммерческой рок-группы
Владимир Ланцберг
Фонарщик

Фонарщик — это и есть Володя Ланцберг, сокращенно — Берг, педагог и поэт. В его пророческой песне фонарщик зажигает звезды, но сам с каждой новой звездой становится все меньше. Так и случилось, Володи нет, а его ученики светятся. 


Педагогика Владимира Ланцберга


Ссылки неформалов

Неформалы 2000ХХ

О клубной генетике

Беседа с Андреем Скуратовичем
пос. Тюменский, октябрь, 1991
Расшифровка аудиозаписи — Денис Рогаткин, Петрозаводск.

В.Л.: — Так, ну, ставь задачу, я попробую на нее ответить.

А.С.: — Клуб… создание… те самые грабли, на которые…?

В.Л.: — Клуб. Я не говорю о том, будет это клуб общения, или клуб творчества, или клуб, там, скажем, нравственного воспитания, — меня интересует уровень — это должно быть что-то ни к чему не обязывающее или, наоборот, это должна быть группа, способная решать достаточно сложные задачи квалифицированно?

А.С.: — Второе.

В.Л.: — Понятно. Ну, это, в общем, то, что мне интересней всегда. Хорошо. Ну, чисто в техническом плане это такие вещи. Конечно, прежде чем звать народ, надо иметь, куда звать, надо представлять себе, на что ты их будешь звать. Скажем, какой-то спектр: специфика, профиль, уклон и т.д. Что это будет — техника, журналистика и т.д., так ведь? И надо себе представлять, что лучший способ избавиться от человека в этом же клубе и в чем угодно — это не давать ему работать. Если люди пришли, а работать негде, а дел нет, — значит, они тут же и уйдут. Все это надо заготовить загодя.

Точно так же к этому примыкает такая вещь, что, может быть, не имея сегодня ничего, но надеясь получить завтра, никогда и ни в коем случае не обещать им того, на что у тебя нет гарантий, что у тебя будет. Когда мы начинали клуб, мы говорили: вот туризм, вот музыка, но не было, скажем, достаточно твердо обещано, что будут инструменты, что там-то и там-то можно взять рюкзаки и палатки. Вначале мы их одалживали, потом обзавелись, но, во всяком случае, мы должны их принести, унести в поход, вернуть — все это было возможно. Это одно.

Второе. Опять-таки, по Уманскому, — ну, собственно, эта градация и остается основной — градация уровней, что ли, групп по классности, начиная с группы чисто номинальной, списочной (это просто какой-то список людей, любой, произвольный), потом, значит, группа-ассоциация (объединена по каким-то общим интересам), группа-кооперация (еще и с определенным уровнем подготовки), группа-корпорация (с определенной сплоченностью и согласованностью действий) и, наконец, — коллектив, как высший класс группы, — это, помимо всего прочего, еще и позитивная социальная направленность, и психологическая совместимость такая приличная, ну и там, высшая стадия коллектива — гомфотерный коллектив — там особо психологически совместимые (это вот как космонавтов пытаются подбирать) — ну, об этом речи нет, тут условия попроще, но, по крайней мере, на уровне коллектива.

Так вот, корпорация от коллектива отличается наличием в ней, как правило, такого группового эгоизма — когда группа достаточно квалифицированно, достаточно согласованно делает что-то для того, чтобы обеспечить себя, как группу, своих членов, неким продуктом своей деятельности, благом каким-то. Ну, скажем, очень тесный, сплоченный, квалифицированный клуб любителей авторской песни способен развить бурную деятельность по приглашению какого-нибудь диковинного автора только на свой узкий круг. Больше этой группе ничего не надо, в отличие от коллектива, который как раз развернут вовне, вне себя. И если говорить о коллективе, то есть несколько вещей и моментов, которые надо учитывать, чтобы сделать коллектив.

Вот когда ты будешь читать «Технологию группы», там именно в главе, посвященной клубной геронтологии, т.е. старению группы, есть в начале несколько слов по поводу условий нормального здорового существования группы. В частности — такие, как наличие трудностей, для преодоления которых надо и творчески что-то такое привлекать, и определенная проверка на вшивость идет, и смежная с этим штука — наличие сопротивления внешней среды, а именно, скажем, то, что человек, причастный к этой группе, в идеале должен больше отдавать, чем получать.

Кстати, из таких последних идей, которыми мы в свое время обменивались с Кордонским, была его идея того, что вот по этому признаку можно оценивать степень формализации группы. Мы очень часто путаем две вещи — регламентация и зарегламентированность, и формализация и заформализованность. Когда у групп появляется списочный состав, система членства, градация какая-то и иерархия, какие-то уставные дела, может быть, очень развитые, сложные правила игры, — мы говорим: вот группа заформализовалась. Нифига подобного. Пока группа сама себе устанавливает все эти правила игры и никого не слушает, пока она сама себе устанавливает списочный состав и свои, там, японские правила чаепития с кучей пунктов, пока она может, не повинуясь давлению извне, вплоть до того, чтоб рассыпаться и собраться на новом месте, она остается неформальной.

Другое дело, что формализация группы происходит еще таким образом, что, когда человек получает в этой группе больше, чем отдает, и может цепляться за какие-то блага, он нарушает, вот именно цепляясь за блага, ну, чаще всего материальные, будем так говорить (духовные — это уже немножко из другой оперы), он вот этим самым противодействием остальным ради чего-то такого нарушает главный принцип неформальной группы, потому что неформальная группа от формальной отличается тем, что она складывается в основном на базе межличностных отношений, а не на базе приказа, не на базе приверженности какой-то выгоде.

Ну вот, пример. Допустим, человек терпит плохое начальство, человек работает на очень скучной работе, очень он недоволен, но он терпит это ради того, что работа близко к дому, или большая зарплата, или детский сад…

А.С.: — Или квартира.

В.Л.: — Да, или квартира. Т.е., скажем взаимоотношения с людьми на работе могут быть и какими-то там совершенно зверскими, но какие-то вещи вот тут держат… А в неформальной груше, наоборот, держат именно взаимоотношения, а все прочие вещи могут быть от нейтральных до наносящих определенный урон, ущерб, но превозмогаемых ради счастья контакта вот этого самого. И когда человек начинает цепляться за блага…

Ну, вот, скажем, у Кордонского в системе «Лес» был парень, который, в общем-то, имел где жить, но, тем не менее, в основном ночевал в кружке, в клубе. Вот когда он потерял, где жить, его из клуба быстренько выперли, именно потому, что он начал бы цепляться за клуб уже таким образом, ну, за гранью корректности по отношению к неформальному статусу существования системы «Лес», понятно, да? Вот, т.е. он может войти в конфликт с очень многими детьми и взрослыми в клубе, но продолжать цепляться за него ради того, чтобы оставлять себе место ночлега. Поэтому его фактически лишили этого момента.

А.С.: — Ну, это, конечно, занятный весьма случай. На грани казуса, что ли.

В.Л.: — Ну, тем не менее, как тебе сказать, если бы клуб решил, что именно тогда, когда этот человек потерял ночлег, ему надо дать для этого клуб, то всю систему и его статус в такой системе надо было бы переименовать, называя вещи своими именами — клуб назвать ?богадельней, а его назвать клиентом. Так ведь? Функции-то меняются. Вот. Но поскольку все-таки это был клуб, а он был руководитель, соответственно, значит, пришлось поступить сообразно.

Это, конечно, жесткий поступок, но, я считаю, он совершенно справедлив. Вот сейчас в одном из моих знакомых КСП такая ситуация: председатель клуба находится там на ?должности и получает в принципе неплохую зарплату. Это довольно приличная доля с тех денег, которые клуб выручает своими выступлениями. Причем, скажем, если все остальные члены клуба участвуют в этих выступлениях на общественных началах, то этот человек — он тоже участвует в выступлениях, но он получает ставку председателя КСП. Полгода назад она была за двести рублей. Он доволен жизнью, работа непыльная, и можно себе представить, что если бы он вошел в конфликт с коллективом, то коллектив, который, по определению неформальных инициативных групп, групп мог бы его переизбрать, скажем, и выбрать другого лидера, — этому коллективу предстояло бы еще найти возможность его уволить, а это уже другие дела, это трудовое законодательство. И поскольку закон о трудовых коллективах у нас не действует, и кроме того, КСП — это не трудовой коллектив, отнюдь, может получиться так, что этот один человек оставит себе помещение, зарплату все, что угодно, а клуб вынужден будет уйти. Вот это — высшая степень формализации системы, когда именно неформальные связи, суть которых — взаимоотношения, перестают действовать полностью, т.е. клуб вынужден все время подлаживаться под человека любой ценой. Можно считать, что он уже в принципе разрушен, в принципе разложился. В нем уже заложена та мина, которая тикает в башке у каждого члена клуба. Об этом клубе можно вообще больше не говорить, как об инициативном коллективе.

Я говорил о сопротивлении среды. Была такая книга Данэма «Герои и еретики» (издательство «Мир», 1967 примерно год, Москва), где он выдвигал теорию о двух типах организаций: еретический и ортодоксальный типы организаций. Одна и та же организация может находиться в одном, потом в другом состоянии, в другом, потом в первом, может всегда, родившись и умерев, пребывать только в одном или в другом, — все зависит от того, как у нее сложилась судьба. Еретическая организация состоит в оппозиции к существующему режиму, ортодоксальная — наоборот. В принципе, если вспомнить историю христианства, то христианство сначала было еретическим, и, скажем, быть христианином означало в лучшем случае лишиться работы, как говорится, быть изгнанным со своего постоянного места жительства, а то и похуже. Так? Потом, вследствие кризиса языческой религии, в Римской империи христиане пришли к власти, и сразу «быть христианами» стало означать нечто иное — власть, слава, деньги, соответственно, и качественный состав этого движения, партии, уж не знаю, чего, социального слоя, поменялся. И мы знаем, что такое инквизиция, мы все видели картину «Крестный ход» о пасхе в Курской губернии, мы все знаем, что писал Пушкин о попах, начиная с толоконного лба и далее до всяких «почестей»… В принципе, сейчас все идет к тому, чтобы (церковь?), гонимая и в какой-то степени очистившаяся на какое-то время — потому что мы знаем, сколько попы получали зарплаты до недавнего времени — сейчас она снова имеет шанс дискредитировать самое себя, ибо опять несметное богатство, опять фавор, реклама, пиитет и все такое… Ну, ВДОАМ никогда не был еретическим, «Земля и воля» никогда не была ортодоксальной, комсомол колыхался в двух, сначала в одной, потом очень долго в другой сфере, ВКП(б) — то же самое…

Ну вот, значит, если организация заботится о чистоте своих рядов, она должна, даже, видимо, искусственным каким-то образом, находить себе фронт борьбы, причем, такой, я бы сказал, нешуточный, даже с риском получить по морде. И тогда она будет гарантирована от того, что в ней будут люди, ищущие всяческих благ.

Руководитель, прежде чем набирать состав, должен себе представлять совершенно отчетливо следующие вещи. Может быть, даже не столько, какого профиля будет этот клуб, сколько — какая ценностная система в нем должна доминировать. Сообразно этому должен вестись особенно жестко подбор коллег для педагогической, для лидерской работы. Очень жестко. Фактически — путем длительной проверки в достаточно сложных условиях.

Лидеру действительно надо знать ценностную систему своего будущего клуба, а также представлять себе такие вещи, что после 12-ти, а тем более — после 14-ти лет, с ценностной системой своей клиентуры, своей паствы он уже в принципе ничего не сделает. Т.е., сделать можно, но ценой колоссальных усилий, о чем в меньшей степени можно, конечно, говорить до 12-ти. В принципе, чтоб не обманывать себя, можно сказать, что в ценностном отношении после 12-ти, после 14-ти, идет лишь селекция, что касается любых людей…

А.С.: — И доводка.

В.Л.: — Селекция, что касается любых или, соответственно, так называемых «готовеньких», «наших», так сказать. Либо доводка, что касается предрасположенных. И сосуществование с конформистами, пока они находятся в русле, достаточно четко очерченном, в хорошо выбитой колее. Но перейдя в другое место, они, соответственно, изменят свое поведение и большой надежды, скажем… ну, тешить себя иллюзиями, видимо, нет смысла. Поэтому я, например, скатился с таких ребят, как девятиклассница Воробьева в свое время, до таких, как дошкольники.

Что еще? Ну, в принципе, начиная группу, если мы говорим о коммунарстве как о методе… Даже занимаясь какими-то юнкоровскими, КСП-шными и т.д. делами, если мы хотим все-таки получить коллектив, нужно позаботиться о том, чтобы какая-то часть дел была трудной, неприятной, ну, может быть, какая-нибудь грязная работа, может быть, в ощущениях не очень приятная. Она может быть рутинная, но здесь с рутинной работой есть большие тонкости. Дело в том, что дамский контингент — статистически он вообще предрасположен к работе исполнительской, рутинной, и чистой рутиной тут, так сказать, даму не возьмешь. Ну, вполне может быть такое нормальное болотце. Рутиной хорошо время от времени испытывать мужика. Почему? Потому что вот есть такой как бы знак, что ли, обозначение приема преодоления, это вот то самое, значит, — преодолеть нежелание, преодолеть какую-то невозможность с тем, чтобы что-то все-таки сделать, что нужно для группы, нужно для успеха дела.

Здесь возможны самые разные приемы. Например, клуб авторской песни может логическим путем довести себя до рытья канав. Скажем, вот мы хотим воспитывать песенных людей, для этого мы должны иметь технические средства для пропаганды песни. Вот тут как раз хорошая полянка, к ней надо проложить кабель, давайте выроем три километра или три канавы и проложим этот кабель — у нас всегда будет энергетика. Ну, или там, господи, да что угодно, та же трасса, это может быть завязано на какие-нибудь походы, на что угодно, на изыскания.

Если мы задаемся определенными нравственными принципами, мы дальше мы вычисляем всю остальную коммунарскую систему. Чистой логикой можно вытянуть в принципе всё коммунарство. Когда-то мы, отделившись от КСП «Дорога» в Саратове, делали автономную группу «Песня». Мы считали для себя, что мы этой песней будем воспитывать людей. На самом деле мы, конечно, ошибались, потому что воспитать тех, кого мы собирались воспитывать, было уже без толку. Но мы считали, что раз мы такой целью задались, мы сами должны быть святее римского папы. Для этого нам нужно установить между собой определенную систему отношений, систему взаимной какой-то правки, критики и т.д. Фактически мы пришли к общему сбору с разбором «кто есть кто», ситуаций и всего такого прочего, что является одним таким из важнейших аппаратов коммунарской методики. А кроме того, поскольку мы заложились пропагандой, соответственно там куча технических вопросов, куча такой черновой подготовительной работы. Плюс у нас была обстановка середины 70-х со всеми прелестями, т.е. было сопротивление внешней среды, требовались деньги, которые надо было зарабатывать, в общем, — был полный набор, и действительно, группа получилась неплохая.

А.С.: — А чем окончилось?

В.Л.: — А окончилось нашим с Иркой отъездом в Туапсе. Точнее так, мы  — в Туапсе, Евушкина — в Москву, ну и, в общем, получилось, что осталось практически два-три человека из ядра. И то вокруг одного из них до сих пор вот уже больше десятка лет какая-то там жизнь копошится. Там они все переориентировались на детей, одно время к Устинову как-то примкнули — «Тропа», Ульяновский фестиваль и все эти дела.

Это действительно всё было нормально и по срокам, и по эффективности. А потом, узнав про коммунарство, узнав про саму методику, я так удивился, что нам удалось это все вычислить. На самом деле, все действительно закономерно и просто.

Теперь о постановке группы на ноги. Я говорил, что должно хватать всем работы, должны выполняться обещания. Ну, а потом, вот у меня есть несколько таких «засечек», зарубок на память типа «начинай все с себя». А что это значит? Если мы приглашаем народ к откровенному разговору, мы должны, не дожидаясь их откровений, быть откровенными сами. Более того, невзирая на то, что группа довольно долго может чувствовать свою скованность, быть в меру откровенными сами. Пример — лучше всего.

Второе. Если мы призываем группу к анализу и критике, соответственно, есть смысл начинать первыми критиковать и, в основном, скажем так, себя, свои поступки и свои промахи. И мало того, что критиковать — стараться их не повторять. Тогда ты обретаешь моральное право критиковать еще кого-то, кроме себя. И наоборот, значит, видимо, надо быть достаточно доступным для критики себя кем-то еще. С другой стороны, тут уже линия поведения, чтобы это не превратилось в панибратство-фамильярность, которые нехороши не только для ученика с учителем, но и просто между двумя людьми. Ну, как нехороши — другой уровень культуры, мне так кажется. Значит, «начинай с себя» — это есть.

Дальше. «Все должно созреть». Ну, что, ребята, хотите заниматься фотографией? Смотрите, как здорово, вот я вас поснимал, вот я вам напечатал, вот я вам подарю, замечательно. Да, хотим, хотим! Начинаются занятия. Выясняется, что очень долго надо учиться заряжать пленку, а она всё время не тем концом лезет. Ну и, в общем, где-то занятие на третье клиентура исчезает полностью. Ну вот, играем на гитаре, поем — хотите научиться играть? Да, хотим, хотим! А тут выясняется, что струны режут пальцы, аккорды очень долго надо зубрить — клиентура сходит на нет. Значит, если, тем не менее, хотя бы кто-то один, лидер, считай, продолжает фотографировать, продолжает играть на гитаре, продолжает чего-то делать, и это дело вплетается в ткань общей жизни клуба, как какой-то такой атрибут, сам собой разумеющийся — а как это так, без гитары? а как это так, прошел поход, и ни одного снимка на память? — еще что-то, то обязательно начинает находиться второй, третий, четвертый, которые делают, но уже без твоей подачи. Они сами проявляют инициативу, сами спрашивают… И смежный с этим момент «играй в свою игру». Вот они все остыли, они все отошли, а ты, как будто ничего не случилось, продолжаешь фотографировать, продолжаешь играть…

Группа поначалу может быть очень нестабильна. Вот идет подъем, так все хорошо получается, такие дружные, такие результаты, такой энтузиазм. Вдруг — бах! — с какого-то дня ни одного человека в клубе. Что такое? Что-то не то сделал, что-то не то сказал, вдруг кто-то их сманил? И на следующий день ни одного человека. Проходит неделя. Один появляется, другой появляется, потом приходят все, и, как ни в чем не бывало, новый подъем. Скажем, проходит месяц, бах — опять спад какой-то. Потом снова все нормально. Потом проходит еще два-три месяца — бах — снова спад. Эти периоды все удлиняются — от кризиса до кризиса, амплитуда кризисов все уменьшается, в конце концов клуб выходит на ровный стабильный участок такого мощного гудения. И эта же штука, в принципе, служит одним из сигналов того, что, наверное, клуб, как ни странно, начинает стареть, начинает перезревать. Ну, как-то эти периоды совпадают. Все уже уработались, может быть, даже как-то пригрелись, что ли. В чем-то уже даже немножко закостенели… Но в начале вот эти перепады, вот эти кризисы — они могут совершенно обескуражить. Мы счастливо догадались в свое время, что надо продолжать играть в свою игру. Приходишь, работаешь сам, делаешь то, что на тебя записано, делаешь, скажем, то, что еще на кого-то записано, — есть какие-то обязательства перед внешней средой. Все просто показывает, что есть стержень и этот стержень — ты. Кто еще хочет?

Дальше. Если мы говорим о том, что мы делаем коллектив, обязательно должно быть две вещи — это внешняя задача, т.е. что-то делать не для себя. Более того — ранжирование приоритетов такое: сначала для кого-то, потом для клуба, потом для себя лично. Это очень хорошо стыкуется с критериями членства в коммунарстве — искренность, бескорыстие и ответственность. И среди этих дел должна быть довольно приличная доля дел, делаемых вовне, бескорыстно опять-таки, т.е. — для кого-то, но не за деньги. Что-то может быть и за деньги. Т.е., надо как-то очень тщательно взвешивать, сколько чего делать. Скажем, воспитывать только аж таких безоблачных альтруистов в наше нынешнее время, конечно, рискованно в плане того, что можно действительно воспитать альтруиста, и тогда ему будет очень тяжело. Вот у нас спасала аксиоматика. У нас все было записано, все было очень четко понято, что есть одни люди, есть другие люди. С одними мы говорим на этом языке, с другими — на этом, считаем это гуманным актом, потому что если мы с другими людьми будем говорить на своем языке, они нас просто не поймут. Давайте спустимся. В смысле, не опустимся, а перейдем на их площадку и будем вести себя по отношению к ним корректно. Для их же блага.

Как мы всегда это делали и объявляли? Вот мы, Миша, Ира, я, там, еще кто-то, друзья наши, мы живем своей жизнью, мы чего-то такое делаем. Мы можем пригласить вместе с нами жить этой жизнью, что-то вместе делать. А жизнь должна быть, кстати, очень интересной, а люди должны быть очень симпатичными, с кем вместе это делаем. Мы можем пригласить любого желающего, но мы его приглашаем к себе, на свою территорию, где действует, соответственно, устав нашего монастыря.

Что это за жизнь такая? Вот есть вариация на тему — я работаю от восьми до семнадцати, государство со мной расплачивается, я никому ничего не должен, чужого мне не надо, своего я не отдам, от семнадцати до восьми я работаю для самого себя, опять-таки, чужого не беру и никому ничего не должен. Это жизнь, которой сейчас живет, скажем так, 90% нашего общества. Плохо это, хорошо? Ну, наверно, не плохо, а значит, хорошо. Есть другой вариант — меня, в принципе, хватает на то, чтобы сделать больше чем мне нужно для себя. Поэтому я делаю для себя какой-то минимум, а все остальное делаю для кого-нибудь. Ну, а поскольку подобный ищет подобного, как правило, я живу не сам по себе, а меня окружают какие-то люди, которые тоже живут по такому же принципу. Таким образом, я могу делать для некоего человека номер два, тот может делать не обязательно что-то для меня, а для третьего, а какой-то восемнадцатый, глядишь, что-то сделает для меня, за что я с ним, может быть, и не расплачусь. Получается, что в принципе, так на так — никто из нас без штанов не ходит, хотя, конечно, вот эта издержка работы вовне такова, что по уровню обеспеченности каждый из нас может в принципе уступать человеку, живущему по первой модели хозрасчета. Но не дай бог, с кем-то из нас, то ли живущих по первой модели, то ли с кем-то именно из нас, произойдет несчастье, человек окажется, как говорят, вне производства и не сможет себя обеспечивать сам. В первой системе он погибнет, во второй системе ему не дадут пропасть, потому что люди из второй системы все время друг на друга направлены и смотрят, кому нужна помощь. В принципе, человек из второй системы закладывается на то, что если он здоров, мощен, так сказать, и все такое прочее, морально не ущербен, он может быть, всю жизнь будет делать больше, чем нужно ему, и всю жизнь отдавать, не получая взамен. Но он морально к этому готов, он вот такой человек. А кто-то всю жизнь будет не в состоянии отдать того, что ему дают другие, все время будет вечно вроде бы в долгах, но в этой системе долгов никто обычно никогда не считает. Вот, выбирай, что тебе лучше: с 8 до 17, с 17 до 8, с соответствующим риском или вот так, с соответствующими издержками.

Еще два момента. Трехступенчатость отношений клубного хозяина и клубного гостя и подмена ценностей. Три ступени. Я, хозяин этого помещения, этого оборудования и т.д., готов предоставить тебе возможность зайти, посмотреть, что тут, как тут, если ты будешь соблюдать правила техники безопасности. Второе. Я готов разрешить тебе работать на этом оборудовании, реализовать возможности этой базы и свои собственные, если ты не используешь эту работу в антисоциальных целях. Ну, по мелочам можно сюда прибавить — не в ущерб конторе, если там надо… ну, я сейчас по-крупному. И, наконец, третья ступень — я готов взять тебя равноправным партнером, или даже более того — я готов уступить тебе эту площадку, дать полную свободу действий и уйти в сторону, если ты стал к этому времени моим другом и единомышленником. И я могу, соответственно, тебе доверять, как самому себе. Намечается иерархия, которая включает в себя и социальный рост клиента, и его идеологическую ориентацию, совместимость с лидером. Лидер может полностью оставить клиентов на напарника в клубе, если знать, что общая направленность движения в нем будет та же самая.

Теперь мы перешли к иерархии. Фактически мы затронули вопрос о системе членства — нужна ли эта система или не нужна. Значит, когда собирается какая-нибудь компания с целью выехать куда-нибудь на пикник, обменяться интересными книжками, сходить вместе на выставку какого-нибудь художника — заваривать в ней систему членства, наверное, смешно. Но если компания эта производит какие-то большие и очень серьезные блага, часть которых должна распределяться в этом же кругу, особенно с учетом вклада, по справедливости, или же эта компания просто, значит, делит между собой какие-то дефициты, она должна очень четко… т.е., когда речь идет, скажем так, о дефиците или о плате, значит, о справедливости, да? — этот круг людей должен быть не только четко очерчен, но и тщательно обоснован — почему этот человек получает, а другой нет? Желающих набежать на этот дефицит всегда будет больше, чем этого дефицита, потому он так и называется. Значит, видимо, вот тут и должна быть система членства. Она учитывает именно вклад тех, кто потом претендует на получение чего-то, т.е. — связывает воедино, баласирует систему прав и ответственности. Тут уже можно пускаться во все тяжкие, писать списки, писать уставы разрабатывать систему учета трудодней, какие-то кары, какие-то перебежки по иерархии, дифференциацию этой самой платы — это уж кому как взбредет в голову, это в меру испорченности.

Еще из чисто педагогических приемов такая штука. Первые дела, серия первых дел, должны быть кратковременны по своему циклу, по своему периоду и должны быть обреченными на успех, на победу. Они должны окрылить надежды, после чего можно перейти к более нудным циклам. Не забуду, как Вера Ильина набрала свою туристскую группу под обещание многодневных походов, и они начали шить эти самые подстилочки из пенопласта. Пока они шили подстилочки, осталось два человека. Остальные, не дожидаясь походов, разбежались. И наоборот, начав с каких-то очень примитивных радиосхем, мы с ребенком, который чуть ли не по определению, все говорят, не способен на длительные циклы, пришли к системе, которую он собирает почти целый год и окончательного интереса пока еще не потерял. Это я к чему? Соответственно, методику обучения даже достаточно сложной какой-то профессии — фотографии, скажем — надо продумать таким образом, чтобы поначалу в первые же дни получать хоть какие-то промежуточные результаты. Он отснял, производя только действие нажимания пальцем на кнопку. Ты тут же проявил, показал ему: вот, смотри, что ты сделал, видишь, как здорово. Потом, может быть, отпечатал фотографии, показал ему. В следующий раз ты его привлек к проявке, в следующий раз — к печатанию, а там, глядишь, уже ударились в какие-то подробности работы с экспонометрами и прочим. Вот это надо очень тщательно продумать, чтоб не было этих пенопластовых ковриков.

Проблема выпуска, проблема роспуска, — все это описано в книжке лучше, чем я расскажу. Но надо себе только, конечно, представлять, что эта проблема неизбежна. В принципе, неформальная группа эффективнее формальной, ибо работается в ней легко и охотно, на подъеме, но она сложна в управлении и недолговечна. Поэтому, заводясь на какую-то работу, надо заранее знать, что через два, три, четыре года этот цикл закончится, произойдёт сброс. И кроме того, надо себе, видимо, представлять, что если ты влезаешь в это дело на уровне личной озабоченности личными судьбами своей клиентуры, у тебя волей-неволей года через два-три накопится очень приличная психологическая усталость. И еще по этой причине будет целесообразно уйти от этой работы на некоторое время — сразу и сброс сделать, и отдохнуть, и остановиться-оглянуться, как говорится.

Теперь насчет сброса. По-моему, этого не было в статье о расставании, о выпуске. Дело в том, что тут надо как-то очень продумать, почему он нужен, тщательно и корректно обосноватъ. Но в целом — идея такая: когда мы в одной группе смешиваем старые опытные кадры и новичков, мы очень сильно теряем не в прямой функционерской результативности, а в эффекте воспитания и профессионального, социального роста молодняка. Потому что, — особенно если «старики» благородны и прекрасны, — они всегда стараются оградить молодых от физически тяжелых работ, всегда они охотно берут на себя ради успеха дела наиболее квалифицированные работы, тем самым они перекрывают молодым возможности роста, возможность совершать над собой какие-то усилия. Молодые затормаживаются. В конце концов, группа может вообще развалиться из-за того, что роста, самореализации не происходит.

Есть еще и вторая сторона дела. Ведь, когда ты даешь работу на всех, которую молодые могут выполнить, скажем, на пределе своих возможностей, а «старики» — легко и просто, «старики», которые много раз уже такие вещи делали, не в состоянии будут со всей ответственностью, строгостью, с чувством относиться к этой работе. Скорее всего, они ее сделают задней левой и на морде у них будет написано именно то, что они делают это задней левой. Так вот, если мы говорим о подражании, как об аппарате для самоутверждения, вообще — всяческого становления личности, то воспроизвести то, что написано на морде старшего товарища, молодой может легко. И шевелить задней левой примерно с тем же энтузиазмом, с каким шевелит старший товарищ, он будет неподражаемо. Но результат его деятельности при этом будет ужасным — он ничего не сделает, он, может быть, что-то напортит, и это будет вариант «сто рублей убытка». Вот через такие штуки в группу проникает разложение. Потому что вместо собранного, добросовестного, очень такого пиитетного отношения к заданию, к работе, укореняется отношение раздолбайское, а золотого запаса нет, не сложился человек — делать-то ничего не научился. Научился только брезгливо морщиться.

Собственно, с этого начинается жизнь иногда разновозрастной группы, этим же быстренько и кончается. Поэтому таких сильно разновозрастных групп мы так никогда и не делали, старались структурировать, по крайней мере — по уровню квалификации.

И я, и многие другие убеждались в том, что дети с детьми гораздо эффективнее работают, чем взрослые с детьми. Самоуправление в нашем первом клубе мы ставили год — взрослые с детьми. Дети с детьми проделали то же самое за один-два месяца в следующем клубе совершено без взрослых. Видимо, срабатывает эффект досягаемости. Одно дело, когда взрослый человек такое может, а ты — ребёнок: вот подрасту, когда-нибудь, может, смогу. Другое дело, когда это может такой же почти…

запись обрывается




Для печати   |     |   Обсудить на форуме

  Никаких прав — то есть практически.
Можно читать — перепечатывать — копировать.  
© 2000—20011.
Top.Mail.Ru   Rambler's Top100   Яндекс цитирования  
Rambler's Top100