Виталию Шиманову
Землю лихорадит и хороводит,
кто-то там, на небе, опять в бегах.
Самолеты маленькие уходят,
чайки возвращаются к берегам,
к берегам...
Снег под тридцать градусов
бьет и крутит,
и не попадает в ступень нога.
Самолетик маленький весь из ртути,
расплескался, канул...
А чайки возвращаются
качать причалов эхо,
дальний поезд догоняет сон.
Пусто над посадочной полосой.
1976
Смотри, как листья вертит,-
не попадут в ладонь.
А ты сыграй мне, ветер,
на тысячу ладов!
Под ветром не остынут
на черных якорях,
на тонких паутинах
созвездья Сентября.
От их немого света
и наш родится свет.
Наверно было Лето...
Конечно, было Лето,
раз Лета больше нет.
Холодными ручьями
уходим под снега.
Как много мы молчали!
Как долго мы молчали!
Как Осень высока!..
Октябрь 1977
В солнечный лес, смеясь, уводила дорожка,
С клеверной летней развилки дорог обрученных.
Долго руками махали мне Мишка, Сережка -
Все не могли потеряться в стволах золоченых.
Поле и поле до лесу и нету начала.
Только итог у дорог - бездорожье и старость.
Помните, сколько друзей мы надежных встречали?
Видите, сколько теперь их со мною осталось?
Все в этом мире спокойно и в полном порядке.
В солнечный лес, смеясь, уводила дорожка.
И уходили по ней, не спеша, без оглядки
Мишка, Андрюшка, Маринка, Данилка, Сережка.
1977 г.
С.У.
Спи! Наш кораблик покачивается
На волне, как на хвостике беличьем,
Видишь, лето над нами пока еще,
Беспокоиться не о чем.
Спи!
Видишь, утро прицеливается
По глазам через все расстояния.
В темноте наши лица сливаются,
Как растения странные.
Спи!
Наше утро не выстрелит.
Лодка ждет, и по берегу бродит конь.
Только спи.
Я приду через триста лет.
Я уже далеко.
апрель 1978 г.
Когда рассвет за окнами встает,
Когда луна и солнце пополам,
Неважно, кто кого перепоет,
А нужно, чтоб мелодия была.
Неважно, кто кого перепоет.
Все жду, ищу, смотрю - а что ж я сам?
Гитара засыпает на груди.
Редеют гладкоствольные леса,
А песен кучерявых пруд пруди.
Редеют гладкоствольные леса.
На дне озерном тихие ключи -
Их не увидишь, сколько ни смотри.
Неважно, кто кого перекричит -
Важней понять, откуда взялся крик.
Неважно, кто кого перекричит.
Опять придет шуршание стрекоз
И утоленье нежности в ручьях.
И солнце отвечает на вопрос
И терпеливо дремлет на плечах.
И солнце отвечает на вопрос.
Июнь 1978
Друзьям
Сегодня нету книг,
А завтра музыки не будет.
Но все равно горят огни:
Впотьмах друг друга ищут люди
И находят.
Стают огоньки,
На смену новые возникнут
И мычанье вместо музыки,
Ладони вместо книги,
И не вспомнить...
А вот они, спички,
А вот береста,
И в черных кустах -
Забытье и прощенье.
Но вспыхнет огонь -
Я сыграю "с листа"
Забытую песнь возвращенья
(Вращенья сухого листа).
Пока горит костер,
Узнаем лица и запомним.
Не беда, что голос стерт.
Зато наш круг уже заполнен
И надолго.
февраль 1979 г.
Е.Э., Ю.М.
Где-то дудочка играет,
Смерти нет.
Ветка тонкая сгорает
На огне,
И присмотришься - не ветка,
А рука,
Головешка и головушки
Внакат.
Как приснился черный ворон,
Расскажи.
Ничего, что голос сорван,-
Не дрожит.
Кто над миром, там, над миром,
В тишине?
Ты что ль дудочка
упрямо вторишь мне?
Подошли ко мне девчонка
И пацан.
Может, песня допоется
До конца.
Ничего не остается
От лица
Может, песня допоется
До конца.
10 мая 1979 г.
Михаилу Кордонскому
Кому твой тихий плач
Над позабытой раной?
И горечью пропах
В пять линий твой листок.
Угрюмый мой трубач
Под доблестной охраной
Играет на губах
Дозволенный вальсок.
Кому такая быль
Приумножает силы,
Когда приходят звать
По утренней зиме
И старые дубы,
и свежие могилы,
И вечные друзья -
За тридевять земель.
Ах, только б не упасть,
Вальсируя спокойно,
До ясного лица
У медленной свечи.
А там не ваша власть
И не мои законы.
Охрана ждет конца,
Пока труба молчит.
Декабрь 1981
Наташе Зернаковой
Одна мелодия осталась:
в себя вглядись.
Слагает песни про усталость
осенний лист.
Кому достанется наследство
небес, дорог,
коль в том наследстве нет посредства
чужих даров?
К приделу нашей комнатенки
зима спешит.
Гляди, как радужны потемки
чужой души.
И на последней грани жизни
не быть ли ей?
Как возвращение Отчизны
небытие.
В краю беспамятства и света
блаженный путь.
И мы опять родимся где-то
когда-нибудь.
Надежда верой обернется,
любовью - страх.
Все сбудется, все проживется
в иных мирах...
Ноябрь 1983
Кто родился за стеной,
токарь, пекарь или дворник,-
все расписано давно
демографией придворной.
Перепутались листы
сказок, сводок и докладов
средь нарядов и парадов
производственной мечты.
Где ты, Андерсен, вернись.
Видишь, домик на картинке,
видишь, стоптаны ботинки
и к концу подходит жизнь.
Мой Утенок, дурачок,
не узнавши, позабудет
то, о чем не скажут люди,
то, о чем молчит Сверчок.
В жестком домике души -
как в заигранной кассете -
все на свете разрешит
диско-рок-нон-стоп-спагетти.
Императору никак
соловей живой не снится,
лишь транзисторные птицы
рвут динамики в кустах.
Укрывается земля
разноцветными листами.
Если головы болят,
значит, лучше жить мы стали.
Глотку пряником заткни,
вот и все образованье.
Лучше книги без названья,
чем названия без книг.
Где ты, Андерсен, вернись.
Видишь, домик на картинке,
видишь, стоптаны ботинки
и к концу подходит жизнь.
Мой Утенок, дурачок,
не узнавши, позабудет
то, о чем не скажут люди,
то, о чем молчит Сверчок.
В переписанной судьбе
не понять судьбы пропажу.
Забери меня к себе,
если чувствовать прикажут.
Нарисованы дома
и размножены картинки.
Если каждому по льдинке,
начинается зима.
Где ты, Андерсен...
13 ноября 1985
Наташе Зернаковой
Мы по берегу пошли.
Не рыдали, не страдали.
Все ненужное отдали.
Ничего не унесли.
Ты поправил на плече
лямку солнечного света.
Было будущее лето
в этом гаснущем луче.
Нам его не удержать,
Видно незачем и нечем.
Говорят, - еще не вечер, -
Мы не станем возражать.
Только б горечь не пролить
в мир, который послезавтра,
в час волшебного азарта,
вдруг научится любить.
Жили-были ты да я.
Бились душами босыми
с бронированной пустыней,
и погибли в тех боях.
И по берегу пошли,
Не рыдали, не страдали,
Все ненужное отдали.
Ничего не унесли.
Февраль 1986
Прощайте ребята, пора мне обратно,
Туда, где уходит тропа в перевал.
И все нам понятно, хоть песней невнятной
Я то, что хотел вам сказать, не сказал.
Под крыльями леса, под сводами лестниц,
Под долгими флейтами школьных звонков
Пусть греют вам души забытые песни,
Пусть чудятся лямки больших рюкзаков.
Пути начинаются с первого шага,
С последнего взгляда на угли костра.
А гриф у гитары, как древко без флага,
Но флаг - Ваша память. Прощайте. Пора - 2р.
В небо налегке уходят песни,
Мне б уже давно во след собраться,
Только бы успеть мне наглядеться,
Только бы суметь мне догадаться,
Как ты проживешь без меня.
Если бы мне знать, что ты сумеешь
Отыскать меня в любом прохожем,
Я бы с этой песенкой дорожной
Улетел наверх, туда, где можно
Заново придумать тебя...
Место работы души
Там, где прописана совесть.
Жить бы да жить перестроясь,
Жаль, что не хочется жить.
В лоб, напролом по судьбе
Века бракованный трактор,
И человеческий фактор,
Духом окрепший в борьбе.
Странные нынче дела,
Снег свежевыпавший - черен,
День уходящий бесспорен,
Старая сажа бела.
Каин, не помнящий зла,
Бруту подыщет ли друга?
Пухнут дела от досуга,
Души сгорают дотла.
По золоту старого сада
Идем, как по листьям опавшим,
С холодной землей переспавшим
За буйное лето в награду.
Осенний мотив беспределен,
Колышется школьный звонок,
Весь путь на уроки разделен,
И снова зовут на урок. -2р.
Стучите, входите, садитесь,
Поближе к живому огню.
Порвались осенние нити,
Но вас я ни в чем не виню.
Такая сложилась картина,
Что время к итогу бежит,
Что золото наше едино,
Когда под снегами лежит. -2р.
Размечают наши души
Те, которые велят
Здесь - поправить, там - разрушить,
Здесь - поштучно, там - подряд.
И пожар пылает черный
И кому кого спасать
Мир, войной разгоряченный,
Стал детей в огонь бросать.
Золотой мотылек
Выживай в огне и дыме
Мы твое узнаем имя,-
Золотой Мотылек.
Пусть от слез пожар погаснет
Полетишь под небом ясным,
Золотой мотылек.
Потянулась тень разлуки
На последние глаза
Мне выкручивали руки
Чтобы песенку сказал
Кто стрелял, а кто смеялся,
Кто нагайкой бил с коня,
Но никто не догадался,
что под сердцем у меня
Золотой Мотылек...
Конец июня 1992
|